– Какая-то сволочь приходит и убивает моего отца: что мне остается делать? Сидеть над трупом и обливаться слезами? Ни за что на свете, мама! Я вышел на улицу, держа отцовский «Магнум» 357-го калибра обеими руками, и в тот момент, когда этот ублюдок садился в свой «Континенталь», я сказал: «Извините, сэр, у вас что-то на лобовом стекле». И нажал на курок. Выстрел, отбросивший меня на десять футов, пробивает в стекле дыру достаточную, чтобы в нее пролез человек. Я заглянул внутрь и заблевал все бархатные сидения в салоне, потому что этому козлу снесло весь череп, и на его месте торчал темный обрубок, из которого кровь хлестала как вода из фонтана. – Он внимательно взглянул на Дайну.

– Таков был мой выбор, мама. Если это можно назвать выбором.

– Что случилось потом?

– Что случилось? Черт возьми, ты наивна, малышка. Они явились за мной – друзья этого ублюдка: у него их было много. – Он улыбнулся, точно вспомнив что-то приятное. – Однако я быстро учился. За голову каждого из них обещали неплохие деньги: это была моя первая зарплата...

– Ты убил их всех? Ты шутишь.

– Черта с два, мама. Только не спрашивай Бэба. Он надерет мне задницу, если узнает, что я так распустился в твоем присутствии.

– Я же обещала, что ничего не скажу ему, – ответила Дайна. – Я просто хочу знать... Ты, случайно, не водишь меня за нос?

– Зачем мне это нужно, мама? Я, черт побери, не шучу, если речь заходит о таких вещах, спроси любого. Да вот хотя бы Стиксона. Спроси, спроси его.

– О, да, – произнес Стиксон, высоко поднимая брови. – Трип всегда серьезен, когда говорит на эту тему. Должен заметить, что невозможно представить более надежного и верного друга. Рядом с ним чувствуешь себя в полной безопасности. – Он улыбнулся и погладил Дайну по голове. – Ну как, тебе нравится здесь?

– Лучше и быть не может, – сказала она. – Однако меня интересует одна вещь.

– Какая, малютка?

– Как они выживают?

– Ну, многим этого не удается или, что даже более правдоподобно, они просто идут своим путем, если ты понимаешь, что я имею в виду. Хотя, разумеется, вся жизнь вообще представляет собой следование тому или другому пути.

– Но ведь это такой... тайный путь. Стиксон опять улыбнулся.

– В этом заключается часть его привлекательности. Они нужны, их знают и уважают. Во многом они даже идут тропами богов. Чего большего они могут желать? Они обретают завершенность, заглаживающую боль и страдания в прошлом, ранний разрыв с семьей. Именно мысль о семье поддерживает их на самом деле, потому что это единственное, что они имели, когда были детьми.

– Ты говоришь так, словно сам не являешься одним из них; словно ты выше этого...

В глазах Стиксона появилось особенное выражение; он несколько раз моргнул, точно пытаясь прогнать его.

– Да, пожалуй. Наверное, таким образом мне... удается отложить в сторону эти воспоминания. Не забыть, заметь; нет, нет, никогда. Просто жить в настоящем, не позволяя прошлому довлеть над тобой. – Он смотрел на Дайну сверху вниз, точно с олимпийских высот. – Я – профессиональный танцор, Дайна. Я не стреляю в людей. И тем не менее в этом мире я такой же пария, как и Трип. – Стиксон разглядывал ее так, словно ей, в конце концов, удалось вывести его из себя.

– Странно, что ты здесь, – медленно проговорил он, – в это самое мгновение стоишь передо мной. И ты не боишься...

– Из-за Бэба.

Он бросил на нее странный взгляд.

– Да. Совершенно верно. Но ведь ты здесь. Мне представляется, что скорей ты должна прийти к Бэбу, а не наоборот.

– Так оно и было.

– Хорошо. Значит, ты сама пришла к нему. Но не сбежала из дому, само собой. По крайней мере, ты не похожа на других беглецов, появляющихся среди нас. Ты пришла не для того, чтобы стать шлюхой или за наркотиками. – Он задумчиво потер губы указательным пальцем. – Тогда почему же ты пришла?

– Я... вряд ли я могу ответить сама.

– Ну что ж, – он вновь погладил ее волосы, – сейчас это не имеет значения. Но потом будет. Обязательно. – Последние слова он пробормотал рассеянным тоном.

– Итак, – поинтересовался Трип, приближаясь к ним, – что же этот сукин сын наговорил тебе обо мне? Какой я законченный негодяй?

– Ничего подобного, – возразила Дайна. – Как раз наоборот.

Трип перевел взгляд с нее на Стиксона.

– Это правда? Очень вежливо с твоей стороны, брат.

– Вежливость, – ответил тот, – не имеет к этому никакого отношения.

– О чем это он? – Трип хихикнул. – Что он говорит?

Бэби, ты изъясняешься так, что нигер, работающий на улицах в поте лица, больше не в состоянии понимать тебя.

– Черт возьми, Трип. Прекрати устраивать балаган в присутствии леди. Кого ты хочешь поймать на такую дешевку?

– Что ты так разошелся, Бэби?

– Видишь ли. Дайна. Трип полагает, что чем менее серьезно ты воспринимаешь его, тем для него легче будет пришить тебя однажды. И знаешь? Он абсолютно прав, – сказав это, он повернулся к Трипу. – Но ты не забывай, Бэби, что здесь праздничная вечеринка. И у тебя на сегодня выходной. Это нейтральная территория, где не стреляют и не занимаются другими подобными вещами. – Он ткнул Трипа пальцем в грудь. – Поэтому давай чуточку полегче на поворотах. Расслабься и веселись.

– Эй, Бэби. Стоит расслабиться на секунду, и тебя придется отскребать от стены. Послушай, приятель. Я знаю, чего мне стоило добраться досюда.

– Эй, Бэби, – сказал Стиксон, великолепно передразнивая голос Трипа. – С тобой можно сдохнуть с тоски. – Он ухмыльнулся и покинул их.

– Где Бэб? – спросила Дайна, оглядываясь вокруг. В ту же секунду она увидела в толпе рыжие волосы и выцветшие глаза Аурелио Окасио. Он только что вошел и стоял возле двери. На нем был костюм каштанового цвета, в петлице которого красовалась красная гвоздика, и коричневое шерстяное пальто, накинутое на плечи так, будто он сознательно копировал антрепренерскую позу Сола Хурока.

Трип, проследив за направлением взгляда Дайны, потянул ее в сторону.

– Тебе следует держаться подальше от таких, как он, мама. Это опасный человек.

– У Бэба какие-то дела с ним.

– Да. Впрочем, меня это совершенно не интересует, к тому же старый Бэб всегда знает, что делает. Этот человек охотится за женщинами. И если ему попадется белая, то он проглатывает ее и выплевывает так быстро, что она даже не успевает опомниться. Держись от него подальше, как я тебе сказал.

Однако было слишком поздно. Окасио, конечно, заметил Дайну, выделявшуюся на фоне темнокожих гостей, и уже шел в ее сторону.

– Да ведь это же подружка Бэба, – изрек он, хищно улыбаясь. Слово «подружка» он произнес так, что оно прозвучало скорее как «подстилка». – Что ты делаешь здесь?

Наблюдаешь за тем, как живет низшее сословие? Полная благородных побуждений ищешь доступ в наши сердца или, правильнее сказать, в наши постели?

– Я думаю, – ответила она, – что правильнее всего тебе заткнуться.

– Ото! – Он рассмеялся, и в его смехе присутствовало что угодно, кроме дружелюбия. – Ты слышал это, Смайлер? – Он повернулся так, что его смуглое лицо стало видно Дайне в анфас. Смайлер улыбнулся и облизал губы, точно при виде лакомства. – У нее острый язычок. Ты знаешь, мне это нравится. Я устал от этих пустоголовых девчонок, которых обычно имею. Как насчет того, – он обращался вновь к Дайне, – чтобы мы сейчас вместе убрались отсюда и...

Она услышала позади себя тихий щелчок и поняла, что Трип открыл свой пружинный нож. Однако, прежде чем ему пришлось воспользоваться им, могучая черная рука опустилась на протянутую кисть Окасио. Золотистая шерсть скрылась под темной лапой медведя. Окасио оглянулся.

– А?

– Что тебе взбрело в голову, Алли? – прогудел голос Бэба.

– Да ничего такого, дружище. Я просто беседовал с очаровательной леди. – Он посмотрел на ладонь Бэба, заключившую в плен его кисть, однако тот не только не разжал пальцы, но еще больше усилил хватку.

– Ты знаешь, Алли, я терпимый нигер. Живи и давай жить другим, таково всегда мое основное правило. Ты знаешь, время от времени мне приходится иметь дело с типами, заставляющими меня забыть о нем. – Он резко дернул руку Окасио вниз с такой силой, что губы пуэрториканца задрожали от боли. Однако выражение его бледных, непроницаемых глаз оставалось прежним.