– Пошли, – сказала она шепотом, боясь повысить голос, чтобы не нарушить течение жизни вокруг и не ввергнуть его и себя вновь в пучину черной тоски и отчаяния, пронизывавших его рассказ. – Давай выберемся отсюда.

Однако он упрямо не желал сдвинуться с места.

– Тебя не интересует, – осведомился он голосом, полным горечи, – кто такой этот Найджел?

– Я знаю сама, – мягко ответила она. – Пойдем же. На сей раз ей удалось развернуть его и медленно, шаг за шагом они все же добрались до автомобиля. Роса намочила снизу их штаны, а обутые в сандалии ноги Дайны промокли и замерзли.

Стоя у открытой дверцы «Форда», она заметила:

– Тебе вообще нельзя было браться за это дело.

Только теперь Бонстил посмотрел на нее.

– Я знаю.

Ветви окружавших деревьев, раскачивавшиеся с легким шелестом, отбрасывали на его лицо перекрещивающиеся тени.

– Естественно, капитан не знает ничего об этой ... изначальной заинтересованности.

Его серые глаза потемнели от какого-то сильного чувства.

– Понятия не имеет.

– Так я и думала. Иначе тебя бы отстранили от следствия в два счета. Это мне известно.

Бонстил молчал, все так же сосредоточенно вглядываясь в ее лицо. От него слегка пахло табаком и одеколоном и совсем уж едва заметно – потом. Нельзя сказать, чтоб это была невозбуждающая комбинация запахов.

Дайна склонила голову на бок.

– Надо полагать тебя назначили на это расследование по чистой случайности.

На его губах заиграла бледная тень улыбки.

– Такой вещи, как чистая случайность, не существует. Я навел Фитцпатрика на мысль отдать случай мне.

– Как это?

– Очень просто. Я сказал ему, что не возьмусь за это дело ни за что на свете. Поступки несчастного слуха нетрудно предсказать. Он-таки впихнул его мне.

– Это правило о личной незаинтересованности весьма разумно.

– Я и сам знаю. – Его лицо посуровело. – Это был ребенок Найджела, Дайна. Он отвечал за него, что бы там ни думала себе Дайна. Я не говорю, что сукин сын должен был жениться на ней. Но она не заслужила... она не заслужила такого отношения.

– И ты пойдешь дальше.

– Да, – ответил он, чуть наклонившись вперед. – До самого конца.

– Время почти наступило, – по обыкновению глотая буквы, в своей резкой манере заявила Берил Мартин. Не вызывало сомнений, что она констатировала факт, а не высказывала свое мнение. Впрочем, по ее мнению, первое с успехом заменяло второе и наоборот в любых ситуациях при том непременном условии, что высказывание исходило из ее уст.

– В этом городе повсюду раздается громкое тиканье, – продолжала она, – словно под него заложена часовая мина, которая вот-вот взорвется. Каждый знает об этом. Дайна. Даже твои враги чувствуют это, и у них начинают потеть ладони.

Рубенс посмотрел на Дори Спенглера, затем вновь перевел взгляд на Берил и заметил:

– Сейчас не то время, чтобы что-то могло пойти не так. Берил одарила его широкой улыбкой.

– Такого не случится.

Они сидели вчетвером за безукоризненно накрытым столиком во французском ресторане «Ле Труазьем». Снаружи на Мел роуд было темно и уныло: над Лос-Анджелесом шел один из тихих, безветренных дождей, которые изредка приносило в город, точно в наказание за какой-то древний, хотя и не слишком серьезный грех. Однако здесь, внутри ресторана, ставшим хотя бы на время местом для еды, мягкое освещение создавало уютную атмосферу и заставляло искриться и сверкать бокалы их тонкого хрусталя. Официанты были одеты в черные смокинги, накрахмаленные белые рубашки и галстуки-бабочки, а метрдотель Антуан выглядел настолько элегантно, что при взгляде на него захватывало дух. Проще говоря, «Ле Труазьем» настолько соответствовал духу и традиции Старого Света, насколько это вообще возможно в южной Калифорнии.

Берил, выглядевшая ослепительно в белом платье, ничуть не скрывавшем ее грузной фигуры, подняла бокал с белым вином и, посмотрев сквозь него на абажур люстры из матового стекла, сделала небольшой глоток с видом знатока. Слева от нее чуть пониже крышки столика стояло на специальной подставке серебряное ведерко со льдом, в котором лежала бутылка, завернутая во влажную салфетку.

– Кстати, о потеющих ладонях, – сказала она, ставя бокал. – Вы ни за что не догадаетесь, кто звонил мне сегодня утром. – Берил не стала дожидаться ответа, впрочем было и так ясно, что она и не рассчитывает на него. – Дон Блэйр.

– Агент? – Спенглер повертел вилкой. – Что ему было нужно?

– На следующей неделе фильм одного из его клиентов будет выставлен вместе с нашим в конкурсе на получение Оскара. – На ее лице появилось такое выражение, словно она только что отведала изысканное блюдо – Режиссер ленты Марк Нэсситер.

Она перевела взгляд на Дайну, вскинувшую голову при этих словах.

– "Небесный огонь", – отозвался Рубенс. – Я видел его. Фильм про войну в Камбодже. Полное дерьмо. Ну и что?

Берил, на мгновение проигнорировав его, обратилась к Дайне.

– Ты знаешь его?

– Мы были знакомы, – ответила та. – Это человек из моего дамского прошлого.

– Разумеется. – Ласково улыбнувшись, Берил отвела глаза и пожала плечами. – Впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Дон звонил мне сегодня утром, чтобы узнать, что у нас на уме.

– "Что бы вы все там не думали, у любой из отобранных картин есть шанс занять первое место", – заявил он. Слыша его голос, я прямо-таки чувствовала, как его всего трясет. Жаль только, я не записала разговор на пленку. «Вы все, ублюдки, ведете себя так, будто сами распоряжаетесь Оскарами, как вам угодно, – твердил он. – Впереди еще целая неделя. Может случится все, что угодно».

– Ну и что ты ответила ему? – Спенглеру ужасно хотелось знать. По его довольной ухмылке было видно, что рассказ Берил доставляет ему немало удовольствия.

– Я посоветовала ему сходить и посмотреть «Хэтер Дуэлл». – Все дружно рассмеялись.

Спенглер подлил вина в бокалы. Беззвучно выросший перед столиком официант, слегка поклонившись, вручил каждому из них большие листы меню, написанные от руки зелеными чернилами на бумаге цвета буйволиной кожи, и назвал специальные блюда на этот день. Они заказали еду и еще одну бутылку «Corton Charlemayne».

– Переходя к серьезным вещам, – продолжила Берил, – нью-йоркская операция, за которую мы все должны благодарить Рубенса, стала несомненным успехом. До сих пор в национальной прессе публикуются отклики и заметки по следам той недели. Работа по подготовке премьеры в Лос-Анджелесе кипит вовсю. В «Ньюсуике», понятное дело, разозлились из-за материала, напечатанного в «Тайме», но они не могли вопить слишком долго, ведь он был предложен сначала им. Теперь они хотят напечатать похожую статью с фотографией на обложке. – Она опять улыбнулась, но на сей раз ее улыбка вышла чуть язвительной. – Конечно, мне пришлось использовать в качестве приманки эксклюзивное право на материал, касающийся нового фильма Дайны. Знаю, знаю. – Она подняла обе руки, чтобы предотвратить возражения, готовые сорваться с губ Спенглера. Ее бесчисленные золотые браслеты зазвенели, стукаясь друг о друга. – Мы с тобой уже обсуждали этот вопрос. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что студия и слышать не хочет ни о чем подобном. Это из-за Брандо. Так вот, по моему глубокому убеждению надо послать их к черту. Брандо будет сниматься в фильме. Ведь контракт-то уже подписан, разве нет, Дори?

Спенглер угрюмо кивнул головой.

– Да, ну и что с того? Это всего лишь клочок бумаги. Я знаю Брандо лучше, чем любой из вас. Он может пойти на попятную в любой момент, пока съемки не начались. И даже после этого. По моему мнению, бряцание доспехами в этом случае может...

– Ты только представь себе, – перебила его Берил. – Этот материал выйдет в «Ньюсуике» на той же неделе, когда Дайна получит Оскара. Ты не хуже моего знаешь, чем это обернется для нее.

– Я думаю о...

– Рубенс, – вновь оборвала Берил Спенглера. – А что скажешь ты?