– Позволь мне прикоснуться к тебе, – прошептала она, а когда Дайна отступила на шаг, добавила. – Ну, пожалуйста.

Прижавшись щекой к животу Дайны, она просунула руку между ее ног.

– Я никогда не становилась на колени ни перед кем, – в ее голосе звучало неподдельное чувство. – Ты ведь не кончила. Дай я... Дай я...

Дайна резко отвернулась и, не глядя на Тай, проскрежетала сквозь зубы:

– Убирайся отсюда!

Тай дернулась всем телом, услышав это, словно от удара плети.

Нагнувшись, Дайна подняла с пола ее блузку и юбку, грубо швырнув их Тай на колени, рывком подняла ее на ноги. Не говоря ни слова, она потащила ее через пустой холл к входной двери.

– Одевайся и уходи! – приказала Дайна и оставила ее стоять в одиночестве, дрожащую, с широко открытыми от изумления глазами.

Из темноты доносились какие-то шорохи, звуки осторожных, крадущихся шагов. Внезапно раздался шум, точно кого-то душили, сильные удары, громкий треск и хриплый крик.

Зажглись огоньки карманных фонарей. Послышался голос Эль-Калаама, перекрывающий поднявшийся грохот. Из темноты выступили силуэты людей и причудливые тени, резко очерченные на фоне стен, пританцовывающие в непрерывном движении. Эль-Калаам трижды выстрелил поверх голов из пистолета, почти не делая пауз между выстрелами. Кто-то зажег верхний свет.

Хэтер и Рейчел оставались там, где спали возле книжной полки. Томас и Рудд были на софе, а оба англичанина – на полу возле нее. Рене Луч сидел, прислонившись спиной к высокому зеркалу. Его волосы были взъерошены; глаза слезились от яркого света. Лишь Эмулер продолжал лежать неподвижно, растянувшись на животе. Его голова и плечи скрывались в густой тени у камина.

Эль-Калаам обвел мрачным, злобным взглядом комнату.

– Поднимите его! – приказал он.

Рита, приблизившись к молодому французу, пнула его под ребра носком ботинка. Эмулер не шевелился. Моментально нагнувшись, она прижала ладонь сбоку к его шее и подняла голову.

– Он мертв. Его задушили.

– Ты получил ответ, Эль-Калаам, – раздался голос Рудда. – Никто не собирается ничего подписывать.

– Я воспринимаю это заявление, как признание в том, что ты убил его, – холодно произнес Эль-Калаам.

– Я этого не говорил, хотя и жалею, что такая идея не пришла мне в голову.

– Очень хорошо. Однако у тебя с этим ничего не выйдет. – Эль-Калаам резко мотнул головой, и Малагез схватил Рудда за ворот рубашки. – Отведи его в парилку.

– Нет! – неожиданно воскликнул Луч. С трудом поднявшись на ноги, он привалился к зеркалу. Его слегка покачивало. – Вы подумали не на того человека. Он не убивал Мишеля. Это сделал я.

– Ты? – переспросил Эль-Калаам. – Как интересно. – И можно узнать, чего ради?

– Он был слишком молод и впечатлителен. – Французский посол старался убрать волосы, лезшие ему в глаза, но у него это плохо получалось. – Он не отдавал себе отчета в том, что ты делаешь с ним, в отличие от меня. Он не понимал, как ты обращаешься с ним, зато я понимал это. Он уже никогда бы не стал прежним. Никогда бы не стал мыслить или действовать, как прежде.

– В этом все дело.

– Да, я знаю. Вот почему его надо было остановить. Его следовало спасти от себя самого или, скорей, от того, во что ты превратил его. – На лице Луча застыло мучительное выражение. – Я сделал все, что было в моих силах, пытался поговорить с ним, но без толку. И я... – Он вдруг закашлялся, точно поперхнувшись собственными словами. – Выбор, который мне пришлось сделать, был вовсе непростым. Однако, я не мог допустить, чтобы наше правительство оказалось втянутым в этот инцидент подобным образом.

– Я понимаю, – хладнокровно произнес Эль-Калаам. – Впрочем, это не имеет значения. – Он отвернулся. – Погасите свет. До утра всем оставаться на своих местах. – Комната погрузилась во мрак.

Рассвет. Режущий глаза солнечный свет за окном. Предметы мало-помалу приобретали привычные очертания и окраску; стали видны кремовый и золотистый рисунки на обоях. Лучи, пробивавшиеся сквозь щели в ставнях, отражались от зеркала на стене.

– Осталось всего два часа, – заметил Малагез, обращаясь к Эль-Калааму.

– Мы все знаем, что должно быть сделано... так или иначе.

К ним подошел Фесси.

– Я не думаю, что израильтяне согласятся, – возразил Малагез.

Фесси скорчил презрительную мину.

– Американцы и англичане будут убеждать сионистов изменить их жесткий курс. Они обладают достаточной силой и властью. Конечно и то, и другое изрядно подзаржавело, но все-таки... что Израиль будет делать без поддержки Америки?

– Если бы Запад понимал нашу цель, – ответил Малагез. – Пока там, похоже, пребывают в сильном недоумении по этому поводу.

– На Западе разбираются в философии примерно так же, как и в Коране, то есть попросту, никак. Они понимают лишь язык пуль и смерти. Чтобы расшевелить их, необходимо прибегать к чрезвычайным мерам. Дипломатические тонкости для них – что мертвому припарка. Ничего, в свое время они сделают то, что мы требуем от них.

– Время, – прошипел Фесси. – Оно болтается у меня камнем на шее. – Он с размаху хлопнул ладонью по своему «Калашникову». – Я хочу сражаться. Мне даже отчасти хочется, чтобы срок ультиматума истек, и мы не услышали бы по радио сообщения о нашей победе. Я хочу сеять разрушения и смерть.

– Это оттого, что у тебя не все дома, – раздраженно бросил Малагез. – Мама должно быть уронила тебя головой на пол, когда ты был...

Фесси было кинулся на него, но Эль-Калаам мгновенно очутился между ними.

– Довольно! – рявкнул он. – Вы оба хороши. – Он перевел взгляд с них на Хэтер и Рейчел, стоявших у книжной полки. – Малагез, возьми девчонку. Фесси, сходи и проверь, включено ли радио на правильную частоту. – Рита взяла Хэтер под локоть. – Потом присоединяйся к нам: мы будем в «парилке»: пора проверить, из чего сделаны эти двое.

Они гуськом зашагали вдоль коридора. Ничто не изменилось в комнате, располагавшейся в его дальнем конце. Окна были по-прежнему плотно занавешены; кровать перевернута. Пол был скользким из-за розовой жидкости, разлитой по нему. На нем валялся резиновый шланг, извилистой лентой тянувшийся к тому месту, где несколько часов назад лежал Бок.

– Что вы сделали с Сюзан? – осведомилась Хэтер.

– Она стала совершенно бесполезна для нас. – Эль-Калаам махнул рукой, повернувшись к Малагезу. – Посади ее туда.

Тот с силой усадил Рейчел на измазанное кровью сидение стула, на котором пытали промышленника. Лицо девочки было блестящим от пота. Она сидела неподвижно, глядя на Хэтер, словно пытаясь, взглядом сказать ей что-то.

– Мы хотим от тебя очень простей вещи, – начал Эль-Калаам, стараясь говорить как можно более мягко и рассудительно. – Нам нужно, чтобы ты сделала заявление. – Он взглянул на Рейчел. – Только представь себе, как мир отреагирует на подписанное тобой заявление, поддерживающее наше требование.

– Никто не поверит ему.

– Разумеется, мы могли бы сами написать его и расписаться за тебя, но такую подделку очень быстро обнаружили бы. Нам нужно, чтобы почерк был твоим.

– Все равно, ему никто не поверит, – повторила Рейчел.

Бросив на нее недовольный взгляд, Эль-Калаам махнул рукой, отметая это возражение.

– Еще как поверят. Люди весьма доверчивы. Они верят в то, во что им хочется верить или... во что им предлагают поверить. Сочувствие к нашим нуждам широко распространено во всем мире. Люди просто боятся выражать его открыто... сионистские головорезы есть повсюду.

– Все, чего мы хотим – это жить в мире. Эль-Калаам плюнул на пол, и на его лице появилась злобная, презрительная гримаса.

– В мире. О, да, разумеется. В вашем мире. Вы хотели бы жить в мире без арабов.

– Наоборот, это вы хотите уничтожить нас.

– Ложь, выдаваемая за истину! – воскликнул он и тут же добавил гораздо тише и мягче. – Это лишь то самое бредовое заблуждение, от которого мы хотим освободить тебя. – Он криво усмехнулся. – У нас есть для этого время... и методы. – Он прикоснулся к плечу Рейчел.