—Вы очень хорошо говорите по-английски — сказал Дэвис, не замечая снисходительных ноток, проскальзывавших в его тоне.

Он сам считает меня обезьяной, —сказал про себя Чжилинь. — Ну что ж, культурный человек должен мириться с любой грубостью, чтобы получить от варвара то, что ему нужно.

—Много лет назад я учился в Шанхае, — ответил он непринужденно. — Мой друг из Вирджинии был достаточно добр и терпелив, чтобы заниматься со мной языком.

Невинная ложь, вполне простительная в данных обстоятельствах.

Глаза Дэвиса загорелись.

— Я родился в Вирджинии, — сказал он. Чжилинь, конечно же, сам знал об этом. — Моя семья жила на ферме неподалеку от Роанона. Мой отец занимался разведением лошадей. Скаковых лошадей. Как зовут вашего друга?

— Сойер. Бартон Сойер. Он тоже вышел из фермерской семьи, хотя, кажется, они не имели никакого отношения к лошадям.

— Никогда не слышал этого имени, — Дэвис был заметно разочарован. — Впрочем, Вирджиния — большой штат. Кстати, я давненько не бывал там. Еще со времен моей молодости.

Заметив, что выражение на лице Дэвиса смягчилось, Чжилинь подумал: По крайней мере, хоть какие-то вещи имеют одинаковое значение повсюду. И то хорошо.

—Должно быть, вы так же соскучились по Вирджинии, как я по Сучжоу?

Дэвис печально улыбнулся, и в его чертах проступило что-то детское. У него были ясные голубые глаза, большой подвижный рот и прямой пропорциональный нос — большая диковина на азиатском континенте. Вьющиеся, чуть рыжеватые волосы его спускались сзади на шею: прическа крайне необычная для военного.

— Пожалуй, да, соскучился.

Достав серебряный портсигар, он вытащил сигарету. Затем протянул его Чжилиню, но тот вежливо отказался. Дэвис чиркнул спичкой и прикурил.

— В свое время я был очень неплохим наездником, — сказал он. — Я хочу сказать, что хорошо ездил верхом на лошадях.

Чжилинь с трудом подавил желание громко заверещать, изображая обезьяну. Раз он полагает, что мой запас английских слов настолько ограничен, то я не стану разубеждать его, —решил он. — Возможно, в будущем мне представится шанс извлечь выгоду из его заблуждения на сей счет.

—Лошади — большая редкость в Китае, — заметил он. — Не думаю, что вам часто удавалось посидеть здесь в седле.

Дэвис рассмеялся и выпустил изо рта облачко сизого дыма.

— Ни разу.

— Что ж, может быть, где-нибудь здесь в округе есть ферма, на которой мы сумеем найти для вас благородного скакуна.

— Правда? — Дэвис сбежал со ступенек, лишившись дополнительного преимущества в росте, впрочем, и без того достаточно заметного. — Я был бы вам ужасно признателен.

На мгновение он задумался, стряхивая пепел с сигареты, и вдруг выпалил:

— Послушайте, Ши тон ши, вы бы не хотели научиться ездить верхом?

Ни за что на свете, —промелькнуло в голове Чжилиня. С внутренним содроганием он представил себя сидящим на спине огромного животного.

— Это было бы очень интересно, мистер Дэвис, — произнес он вслух. — Думаю, мне бы понравилось.

В глазах Дэвиса вдруг появилось хитрое выражение. Ну вылитая обезьяна, —подумал Чжилинь.

— Послушайте, — промолвил американец, — а как насчет того, чтобы вы взамен взялись бы обучать меня таи цзычуань?

Чумада тебя и твоих лошадей, —в сердцах выругался Чжилинь про себя, но вслух же он сказал:

— Отличная идея, мистер Дэвис. Я буду очень рад помочь вам в столь важном начинании. Давайте приступим с завтрашнего дня. Встретимся в половине шестого, идет?

Дэвис едва не задохнулся от удивления.

— Утра?

— Вы схватываете все на лету, сэр, — ответил Чжилинь с легким поклоном. Дэвис протянул ему огромную ручищу.

— Значит, договорились, — и ухмыльнулся, в точности как горилла.

Росс Дэвис и в самом деле оказался на редкость способным учеником. В то время как понятие быстроты было совершенно чуждо тай цзы,американец очень скоро стал постигать интеллектуальные аспекты этой науки. Это вызывало некоторое удивление у Чжилиня, привыкшего к тому, что подавляющее большинство заморских дьяволов оказывалось совершенно неспособным усвоить философскую основу тай цзы. Они считали ее уделом стариков и слабовольных людей, не способных посвятить себя “настоящему” делу, непременно требующему скорости, силы и выносливости.

В действительности, для занятий тай цзыбыли необходимы исключительная сила и выносливость, ибо выполнение упражнений в медленном темпе требовало самоконтроля и координации в гораздо большей степени, нежели механическое запоминание позиций. Что же до скорости, то самое главное заключалось в умении управлять ею. Кроме того, главное отличие этой гимнастики от армейских упражнений состояло в том, что она требовала постоянной работы мозгов.

Дэвис заговорил об этом с Чжилинем в начале второй недели занятий.

— Если я принимаюсь за свои кувыркания и прыжки в такую жару — заметил он, — то через пару минут начинаю задыхаться. Занимаясь тай цзы,мы работаем на протяжении целого часа, а я остаюсь свежим и сухим. Тем не менее, мое тело чувствует себя так, словно я провел полновесную тренировку по акробатике.

— Я плохо знаком с тем, что вы называете акробатикой, — ответил Чжилинь. — Однако я знаю, что тело и ум должны стать одним целым. Тренировать одно без другого не имеет особого смысла.

Они сидели во дворике на лавочке, потягивая душистый чай.

— Начав делать эти упражнения, я стал лучше спать и меньше курить, — промолвил Дэвис. — И вот, взгляните-ка. — Он снова отхлебнул чая. — Я могу влить в себя целую чашку горячего чая в летнюю жару и не обливаться потом. Что вы думаете об этом, Ши тон ши?

Чжилинь рассмеялся.

— Я думаю, что вы становитесь китайцем.

Он навел справки и узнал, что в близлежащих окрестностях есть ферма, на которой имеется конь. Она находилась неподалеку от Жиньюнь Шаня, и её хозяева владели большой плантацией отличного жиньюньского чая. Чжилинь подозревал, что благодаря именно этому обстоятельству коню удалось избежать участи своих собратьев по всей стране и не попасть на стол к хозяевам. Те слишком нуждались в нем при сборе обильного урожая. Впрочем, он и впрямь являлся отличным экземпляром, как заявил Дэвис Чжилиню после их первого визита на ферму. Пожалуй, он питался не хуже, если не лучше самих хозяев.

Все молодые мужчины из семьи, владевшей фермой — их было пятеро братьев, — отправились на войну, оставив в доме отца примерно того же возраста, что и Чжилинь, мать и трех дочерей. Поэтому конь превратился в единственное средство выживания на протяжении суровых лет войны. Здесь, на плодородных склонах горы, где в изобилии бурно произрастали всевозможные субтропические растения, не бывало холодных сезонов. Тщательно возделываемые поля чая сторицей возвращали труд, вложенный в них, и огромный Китай не знал недостатка в чудесном напитке.

Во время первого посещения фермы Чжилинь принес в подарок хозяевам свежую рыбу и яичную лапшу — весьма сомнительное лакомство с точки зрения Дэвиса, но поистине манну небесную для семьи Пу.

— Почему бы вам просто не заплатить им деньгами? — осведомился Дэвис, заставляя Чжилиня задуматься о том, что, как бы ни велик был соблазн, к сожалению, нельзя обезьяну научить мыслить.

По мнению Дэвиса, опять же, его новый знакомый чересчур расшаркивается перед какими-то крестьянами и слишком долго беседует с ними о малозначащих вещах. Тем не менее, он вел себя так, как просил его Чжилинь. Пускай эти люди всего лишь крестьяне, —рассуждал он про себя, стоя на коленях и кланяясь, — зато у них есть конь.

—Вот это животное! — восхищенно заметил он позднее в полуразвалившейся хибаре, служившей конюшней. — Я поражен тем, как хорошо они его содержат.

— Вам не случалось нести на спине вниз по горному склону полтонны чайных листьев, мистер Дэвис?