История с сумасшествием белого авантюриста вызывает большие сомнения. Но матрос упорствует в показаниях, и придется, видимо, принять его версию, поскольку других свидетелей того, что же на самом деле произошло в шлюпке, нет, во всяком случае пока.

Я подозреваю, что они просто захотели избавиться от этого пассажира, справедливо считая, что именно по его вине очутились на шлюпке в открытом море после того, как он подстрелил рулевого. Видимо, завязалась ссора, потом драка. Вполне возможно, пистолет у него отняли, и он действительно схватил топор. Но, видя, что его все равно застрелят или просто вышвырнут за борт и ему не миновать гибели в акульей пасти, он решил напоследок прихватить с собой и остальных — и в самом деле прорубил дыру в днище шлюпки.

Он только не учел, что все полинезийцы — отличные пловцы и, очевидно, знают какой-то секрет, поэтому акулы их не трогают. Наверняка американец погиб первым. А остальных, видимо, как рассказывает Иотефа, постепенно унесло в разные стороны. Во всяком случае, как он уверяет, проплыв три дня, держась за доску от шлюпки и прикрыв от солнца голову набедренной повязкой — пареу, Иотефа увидел на горизонте кроны пальм и направился в ту сторону.

Это оказался небольшой атолл с десятком кокосовых пальм. На нем, ловя рыбу, черепах, крабов, снимая кокосовые орехи, которые обеспечили бы его не только пищей, но и питьем, добывая огонь трением веток (этот метод «огненного плуга» известен всем полинезийцам), Иотефа мог бы прожить до глубокой старости, не испытывая ни голода, ни жажды — только скуку. Но, на его счастье, примерно через неделю (счет времени местные жители ведут весьма приблизительно) он заметил на горизонте шхуну. Тогда Иотефа влез на самую высокую пальму и стал размахивать своим красным пареу, словно флагом. Его сигнал, по счастью, заметили, подошли к атоллу и спасли его.

Подобравшее его судно шло на Самоа и, конечно, не стало менять курс, чтобы доставить Иотефа в Папеэте. А ему тоже было решительно все равно, куда плыть, даже любопытно показалось повидать новые края. Так он и попал в Паго-Паго, устроился тут матросом на паром, а вечерами шлялся по кабакам, иногда спьяну рассказывая о том, что с ними произошло в океане и как убежала от них, в наказание за грехи, родная «Лолита» после того, как проклятый сумасшедший «попаа» подстрелил бедного шутника Темоу.

Спасшая его шхуна называлась, как он сказал, «Мауру». Мы допросили ее капитана, и тот подтвердил, что они действительно подобрали Иотефа на безымянном атолле.

Что касается остальных членов экипажа, их судьба пока неизвестна. Вполне возможно, кто-нибудь тоже околачивается по многочисленным кабакам на Самоа, Фиджи или даже на Гавайях или плавает уже на других судах, забыв о приключении, пережитом на «Лолите».

Или же некоторые из них, вполне возможно, сидят на одном из бесчисленных островков. Кончится тем, что они захватят подошедшую к острову какую-нибудь яхту с богатыми американскими туристами, мужчин перебьют, женщин заберут в плен, сами станут пиратами и положат основание новой колонии…

Пробовали их искать в том районе, где произошла злосчастная для них встреча «Лолиты» с полузатопленной шхуной, даже зафрахтовав за бешеную сумму гидросамолет. Но поиски не дали никаких результатов.

Мы навели справки и выяснили, что чилийская шхуна «Санта Фе» действительно потерпела крушение во время сильного шторма примерно за три месяца до этого у одного из островов Хуан-Фернандес. Она налетела на риф, получила пробоину, стала тонуть, и команда поспешила ее покинуть. Часть матросов погибла, остальным во главе с капитаном удалось выбраться на берег.

Шхуну же, быстро погружавшуюся на их глазах, унесло в открытый океан. Они считали ее погибшей, но, как видите, ошиблись.

Совпали и сведения о грузе, находившемся на «Санта Фе», так что Иотефа, несомненно, не сочинил свою историю — разве лишь некоторые детали.

Мы посоветовались со специалистами, и они объяснили, что «Санта Фе» вполне могла перевернуться и затонуть окончательно вскоре после того, как матросы с «Лолиты», обшаривая ее, открыли трюмы. Особенно опасно, по словам специалистов, тревожить в подобных случаях именно сыпучие грузы, вроде зерна. А матросы с «Лолиты» переворошили его, выкапывая из пшеницы мешки с мехами. Так что капитан Френэ показал себя опытным моряком, предпочтя покинуть опасную шхуну, пока она не перевернулась.

А она, видимо, действительно вскоре после этого затонула, поэтому нам и не удалось обнаружить никаких следов ее в том районе, где предположительно произошла ее встреча с «Лолитой».

Так что, по-моему, рассказу Иотефа можно в основном верить. Однако все равно в истории «Лолиты» остается немало темного — и, боюсь, уже навсегда.

В заключение постараюсь ответить на вопросы, какие, видимо, у вас наверняка возникнут, судя по тому, что некоторые вещи показались вам загадочными, как отмечено в акте и занимательных рассказах.

Люк трюма, где хранился спирт, как утверждает Иотефа, капитан приказал приоткрыть сам, опасаясь, как бы в нем не накопились винные пары из вскрытого бочонка. В жару это могло грозить взрывом. (Обидно, но вынужден признаться, что не учел этой тонкости, не будучи знатоком особенностей перевозки различных грузов.) В тарелки с недоеденным завтраком кок никакого яда, конечно, не подсыпал и просто не удосужился их убрать, спеша на палубу, к игрокам в карты. Брился, как я, кажется, уже упоминал, суперкарго — и действительно вроде выскочил на палубу недобритым, услыхав о появлении полузатопленной шхуны.

Нактоуз был поврежден, по уверениям Иотефа, еще прежде, несколько лет назад, когда у них на судне служил матрос, страдавший запоями и пытавшийся взломать компас, чтобы опохмелиться налитым в него спиртом.

Дырка в стекле капитанской каюты — действительно результат пулевой пробоины, но также старой, еще более давних лет, как и вмятины на денежном ящике. (Кстати, в нем оказалось около двухсот тысяч местных франков. Продав еще копру, Френэ неплохо бы заработал на этом рейсе, не повстречай, на свою беду, злосчастную шхуну и не попытайся ее ограбить.) А отверстие в двери сделали специально по приказу капитана, чтобы в помещении было бы не так душно.

Как видите, все загадки объясняются совершенно буднично и прозаически.

Да, остается еще самое загадочное: лепешка застывшего олова на жестяном подносике в капитанской каюте. Боюсь, она так и останется необъясненной. Увы, ничего не попишешь: так всегда бывает в жизни, в отличие от детективных романов, где под конец непременно разъясняются все загадки.

Происхождения загадочной лепешки Иотефа, к сожалению, не знает. Но зато он хорошо знал характер капитана и высказал предположение, кажущееся мне вполне вероятным.

Как подтвердили и другие знавшие его люди, характер у Френэ был такой, что капитан вполне мог, рассвирепев от того, что кок слишком пережарил бифштекс, взять да и расплавить на спиртовке оловянную тарелку с этим бифштексом — просто так, со злости, как швырнул он однажды за борт, по словам Иотефа, кофейник с остывшим кофе.

Не узнаем мы и о том, что это была все-таки за вторая яхта, замеченная рядом с «Лолитой» в момент появления «Богатыря». Возможно, такая же торговая шхуна, случайно оказавшаяся в этом месте.

Вот, пожалуй, и все. Мне остается лишь еще раз поблагодарить всех вас за помощь, какую вы оказали нам в разгадке тайны злосчастной «Долиты», и от души пожелать вам всего наилучшего.

Искренне ваш Гастон Рузе.

P. S, Да, чтобы закончить все же эту запутанную историю не точкой, а многоточием и дать новую пищу для выдумки ваших фантазеров, сообщаю под занавес последнюю новость.

Три дня тому назад «Лолита», проданная с торгов и приобретенная неким капитаном Гарнье, снова пропала, отправившись в очередной рейс! Мы искали ее с гидросамолета, но пока безрезультатно.

Как вам это нравится? Видно, ей уж написано на роду стать таинственной жертвой океана…»

Я отложил последний листок и посмотрел на сидевшего в кресле Волошина.