Вот, отец, и пришло время, когда все решится.

Страшно? Да, мне страшно, если честно. Но я забуду свой страх так, как тогда, в горах, когда на нас прыгнул леопард. Помнишь, какие глаза у него были? Желтые и горящие дьявольским огнем, как глаза шайтана. Я тогда не побежал и все придворные говорили тогда, какой я смелый – но тогда, если честно – я просто оцепенел от страха…

Ты ошибся в одном, отец, с ними нельзя по-хорошему. Нельзя договориться с человеком, чтобы он отдал тебе власть. Власть – можно только вырвать.

Время пришло. Я помню тот день и помню ту клятву, которую я дал. Я никому не сказал об этой клятве, потому что в тайной войне главное – уметь таить. Но я помню каждое слово, которое я тогда произнес…

Клянусь, что все твои враги – узрят пасть Шайтана не позднее, чем в моих волосах появится первая седая прядь…

Я помню это, отец…

Прости меня – хотя прощения надо просить не у тебя – за все то, что мне пришлось сделать ради этого. Совершая тхаар – я утратил свой намус и стал бесчестным – но иного выхода у меня просто не было.

Надеюсь, что оно того стоило…

И с этими, далекими от Аллаха мыслями, Касим Аль-Хабейли завершил свой намаз и встал с молитвенного коврика.

– Эй, Касим…

Касим обернулся. Его старый недруг Абу смотрел на него – он уже подъехал со своими людьми.

– Замаливаешь совершенные тобой грехи?

Этим слова – были вызовом. И признанием того, что договоренности, о которой намекал Касим, стараясь при этом сохранить и свое лицо и лицо своего врага – не будет, и Абу готов к сражению на Федеральном совете.

– Нет – ответил Касим – те, которые мне предстоит совершить…

Среди охраны и спутников Абу – были ваххабиты, подготовленные англичанами в лагерях, а среди охраны и спутников Касима – русские. Все они, мрачно смотря друг на друга, заняли позиции, чтобы успеть убить врага первыми.

Постепенно – в горах, и вообще на Востоке иное представление о времени, у большинства людей нет и никогда не было часов, и потому назначать точное время бессмысленно – к зданию Федерального совета прибывали все новые и новые его члены, шейхи племен и главы государств, некоторые из которых столько малы и бедны, что у них нет даже столицы. Но самомнение глав таких государств обратно пропорционально их значению, это правило которое почти не знает исключений – и потому шейхи оставляли рядом со зданием свою многочисленную охрану, исполненные собственного достоинства поднимались по ступенькам, чинно проходили в зал, занимали места, на которых до этого сидели их отцы, а кое у кого – и деды. Негромко переговаривались, справлялись друг к друга о состоянии дел, о семье, о здоровье жен и детей, желали чтобы Аллах привел дела другого в порядок. Но время от времени… нет-нет, да вырывался у кого-то из-под седых бровей быстрый и острый взгляд, под стать броску атакующей гюрзы. Собравшиеся были хищниками, все до одного – и сейчас, короткими, разящими как нож взглядами, оценивали поле боя, искали друзей и врагов, оценивали слабые места каждого, думали, как сподручнее предать…

Когда собрались все до единого – привратник открыл двери зала – и все стали входить, строго по старшинству, занимая места за большим овальным столом старого дуба, знававшим и лучшие времена, нежели это…

– Аллаху Акбар! – зычным голосом возвестил шейх Аш-Шишани, старейшина этого места, самый старший из присутствующих, настолько старый, что руки у него были не по локоть в крови – он был в крови по самую макушку.

– Ашхаду алля иляха илляллах. Ашхаду анна мухаммадар-расулюллах… – ответили ему, свидетельствуя, что нет Бога кроме Аллаха, и что Мухаммед – его посланник.

Шейх начал нараспев читать ду’а, желательное перед началом трудного и важного дела – и его подхватили все присутствующие … Аллаhумма, инни астахыру-кя би-’ильми-кя ва астакъдирукя би-къудрати-кя ва ас-алю-кя мин фадли-кяль-’азыми фа-инна-кя такъдиру ва ля акъдиру, ва та’ляму ва ля а’ляму, ва Анта ‘аллямуль-гъуюби! Аллаhумма, ин кунта та’ляму анна hазаль-амра хайрун ли фи дини, ва ма’аши ва ‘акъибати амри, фа-къдур-hу ли ва йассир-hу ли, сумма барик ли фи-hи; ва ин кунта та’ляму анна hазаль-амра шаррун ли фи дини, ва ма’аши ва ‘акъибати амри, фа-сриф-hу ‘анни ва срифни ‘анhу ва-къдур лияль-хайра хьайсу кяна, сумма ардини биhи[10]…

– Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар!

– Пусть Аллах даст нам мудрости и да отвратит нас от греха, и да пребудет он с нами все время нашего собрания – подвел итог шейх Шишани – начнем же…

Касим Аль-Хабейли, гениальный торговец и предприниматель, политическая звезда которого только восходила – читая положенное ду’а, хладнокровно смотрел на собравшихся, просчитывая варианты.

Лахедж – будет за него, в этом нет никаких сомнений. Аббас аль-Абдали, лысоватый, нервный, около пятидесяти лет – был связан с русскими и с ним, с Касимом слишком многим, чтобы сейчас не поддержать его. На территории Лахеджа – стояли военные соединения русских, нацеленные на перекрытие или быстрое форсирование Баб-эль-мандеба, с выходом на Британское Сомали, за аренду земли, за покупку продовольствия – за все платились деньги. К тому же – аль-Абдали был сильно болен и его лечили русские доктора – болен раком. Сам Касим Аль-Хабейли – держал на территории Лахеджа часть складов, еще кое-какие свои дела, платил там подати. Нет, Лахедж – будет за него, а вместе с Лахеджем – будет и Хашеби и Алауи.

Эмират Дхала. Эмират, через который проходит автомобильная, а скоро – будет проходить железная дорога. Его правитель, хитрый, лукавый эмир Шаиф аль-Амири – был под подозрением, потому что имел супругу – англичанку, и имел от нее шестерых детей. Нет, на словах он всегда был лоялен, но… указанное обстоятельство не давало ему поверить окончательно. Чаще всего имеющий дело с англичанами, научившийся лгать, он всегда держал нос по ветру – Касим Аль-Хабейли пообещал ему много на случай, если тот поддержит его. И он не мог не понимать, что за Аль-Хабейли – стоят русские интересы. А эмир из Дхалы был из тех, кто всегда держал нос по ветру.

Нет, против – он не выступит. Единственная опасность – если против него уже сформирована коалиция. Тогда аль-Амири примкнет к сильнейшему.

Абьян. Горы Абьяна, очень неспокойные. Крутые пики гор – скалы падают почти отвесно – прямиком в море, оставляя лишь узкую полоску земли у побережья. Здесь есть горцы и здесь есть пираты – гремучая смесь. И надо быть особенным человеком, чтобы править таким местом. Аль-Шишани, бородатый, с крючковатым носом старец, похожий на злого джинна. У него было семь сыновей, и у каждого было ополчение, по его земле – бандиты разгуливали почти свободно, в его горах скрывались те, кому надо было унести ноги из Адена. Сам он – был традиционалистом, упертым и жестким. Путь через Лахедж и через Дхала – прямо конкурировал с путем по побережью, к тому же – он имел причины презирать молодого Аль-Хабейли. Сам аль-Шишани убил первый раз в четырнадцать, и не раз презрительно высказывался о «тех, кто не может свершить правосудие своей рукой» – об этих словах, конечно же, сообщили. Он не только может выступить против – но и подбить остальных. Счастье, что в интригах он неопытен и денег у него немного.

Яффа. Раньше было две Яффы – верхняя и нижняя, но теперь – есть только одна. Князь Умар аль-Хархара. Ему под семьдесят, но хваткой своей – он не уступает ни одному здесь – прожует и выплюнет. В его землях – он сам выращивал кат, сам продавал воду. Те, кто хотел составить ему конкуренцию – давно и бесследно исчезли. Можно было бы предположить, что он будет против. Но был один нюанс. Еще с молодых лет – он был сильно должен его отцу, и смерть не освободила его от этого долга: смерть отца не освобождает от долга, который надо отдать сыну, и именно поэтому, если кого здесь хотят убить, то убивают всю семью. Касим Аль-Хабейли – незадолго до встречи – послал князю отдельное приглашение на встречу и богатые дары, рассчитывая на то, что намек будет понят и принят.