— И каков же статус Джейка на сегодняшний день?

— Старик ничего не хочет предпринимать в отношении его без твоего одобрения. И я его в этом поддерживаю.

— Но все-таки, кто он, согласно вашей классификации?

— Отщепенец.

Вундерман закрыл глаза. «Отщепенец» — это значит, что Джейк с позором изгоняется из Куорри. Более того, считается, что он представляет собой опасность для организации. Поэтому вскоре последует приказ доставить его в Кинозал для допросов. Если он попытается оказать сопротивление или скрыться, посланные за ним люди откроют огонь на поражение.

Вундерман отвернулся от Донована. Это был единственный способ, каким он мог высказать свое мнение.

Донован кивнул.

— Прости, Генри. Прости за все, чем это чревато.

Даниэла работала. Образцовый советский служащий, она ежедневно перелопачивала горы бумажного хлама: протоколы совещаний по бюджету, сметы на покупку мебели для отдела, еженедельный доклад по использованию кадров, протоколы повторных инструктажей, отчеты по командировкам, финансовый отчет, план организационных мероприятий, отчет о проведенных операциях и потерях, в том числе и в живой силе. Отдельный доклад о пропавших без вести. Перспективные планы работы отдела на ближайшие полгода, на год, на пятилетку. Все в пяти экземплярах: два для себя, два для Карпова и один для Лантина. Последний — втайне от шефа.

Но последнее время, сидя на бесконечных совещаниях в прокуренных комнатах, за терминалом компьютера, перекидывая свой архив на жесткий диск, за рабочим столом, заваленным бумагами, Даниэла порой обнаруживала, что думает совсем о другом. Роман с Лантиным впервые за многие годы пробудил в ней женщину. Она вспоминала ладони Юрия на своих ягодицах, ощущала, как они раздвигают их, как его пальцы лезут куда надо и не надо. Стала носить дорогое французское белье, кружевные лифчики, одевала под грубошерстную форменную юбку тончайшие панталоны и шелковые чулки. Недавно он пообещал ей купить синие французские туфли на четырехдюймовом каблуке. На совещании по бюджету она обнаружила, что думает, как эти четыре дополнительных дюйма скажутся на всей ее фигуре — она ведь не только выше станет, но и осанка изменится, и грудь поднимется, и живот подтянется. Вздрогнув, она почувствовала прилив крови и заерзала на своем неудобном стуле, скрестив ноги. А бесконечное совещание все тянулось и тянулось.

На обеде в столовой, где она сидела за одним столом с тремя другими женщинами-офицерами, Даниэла вдруг подумала, а что же Юрий делает с ее докладом после того, как прочтет. Передает ли он его кому-нибудь еще из Политбюро для ознакомления? Может, он не по своей инициативе заинтересовался ею? И вообще, какую роль он ей отводит? Может, она ему нужна только для того, чтобы следить за Карповым?

Успех промежуточной стадии операции «Лунный камень» вскружил Карпову голову. По словам девушек, он только об этом и говорит. Ни разу не упомянул ни о Лантине, ни о поддержке сверху. Только и слышишь: Карпов то, да Карпов это... «Я оказался прав, и теперь это всем ясно», — эта фраза звучала рефреном. Однако Лантин говорил ей, что идея «войны роботов» в Китае была его вкладом в операцию. Карпов же хотел присвоить себе все лавры. Да он и раньше был порядочным занудой.

А Лантин? Что у него на уме? Если она прослышала про хвастовство Карпова, то, надо полагать, и Юрий тоже. Сам он ей об этом не сказал ни слова, да она бы и удивилась, если бы сказал. Юрий, как она обнаружила, за парадным фасадом, о котором знали все, имел еще несколько. Хранить тайну — значит заниматься опасным флиртом, -говорил он ей.

Этим он ей сообщил о себе сразу две вещи: во-первых, дал понять, что вынюхивание чужих тайн — его профессия, а во-вторых, у него самого их нет. Даниэла, однако, знала, что это ложь. Фальшивые фасады для того и существуют, чтобы скрывать истинный. Она подозревала, что существует не один Лантин, а их великое множество. И у каждого — свои тайны. Например, она была совершенно уверена, что ей и Карпову он открывался в самых разных ипостасях. Да и этот Юрий, которого она знала теперь, значительно отличается от того Юрия, которого ей представили в ее кабинете.

Поскольку она была необычно молчалива за обедом, девушки, что сидели с ней за одним столом, начали подтрунивать над ней и над ее новыми привычками: и сигареты она теперь курит только египетские, и волосы стала распускать, а не завязывать на затылке пучком, как раньше. С чего бы это? -спрашивали они.

Может, несколько и с опозданием, но Даниэла включилась в игру и, в ответ на их подколы, добродушно улыбалась. В душе же она не могла не чувствовать к ним некоторое презрение, что было тоже сравнительно новым ощущением для нее. Раньше эти молодые женщины были ее подругами, насколько это возможно в рамках службы. Теперь же она смотрела на них, как на трех трещащих без умолку мартышек.

В их башках нет ничего, кроме зловонного скопления паров. И запросы их столь же незначительны, как у коров, пасущихся на поросшем травой склоне холма. Самодовольные и напыщенные телки.

Ее от них тошнит.

Этим новым для себя ощущением собственного превосходства она тоже была обязана Лантину. Впечатление было такое, что ее роман с ним поднял ее на какую-то новую высоту, с которой люди, вещи, привычки, много лет казавшиеся ей нормальными, теперь выглядели совсем в новом свете.

Она извинилась и, встав из-за стола, направилась в туалет. Там она наклонилась над холодной раковиной умывальника, от которой невыносимо пахло хлоркой, и ополоснула лицо холодной водой. Услышала за спиной звук открывшейся и снова закрывшейся двери, но не подняла голову, продолжая умываться. Потом распрямилась, взяла с полочки над раковиной пару бумажных салфеток и стала промокать лицо и шею.

— Ты вот ушла, а они все судачат. Никак не могут понять, почему ты сегодня немного не в себе.

Она подняла глаза и увидела Таню Назимову, невзрачную, приземистую женщину в форме полковника, которую Даниэла считала лесбиянкой.

— Это все из-за того, что попала под колпак?

Даниэла призвала на помощь всю свою выдержку, чтобы не вытаращить глаза и не крикнуть: «Какой еще колпак?» Насколько возможно спокойно она бросила в корзину мокрые салфетки. Подняв глаза к зеркалу, сделала вид, что поправляет волосы, а сама украдкой следила за Татьяной. У нее были зеленые глаза, яркие, как у птицы, и родинка у уголка рта.

— А почему я должна беспокоиться из-за этого?

«Попасть под колпак» означало на жаргоне службы попасть под наблюдение кого-нибудь из начальства, который собирает на тебя материал, чтобы скомпрометировать. Даниэла понятия не имела, почему за ней устроили слежку, и сейчас она хотела незаметно выведать у Тани Назимовой подробности.

Татьяна пожала плечами.

— Я просто подумала, что такое не часто бывает, чтобы устраивали слежку за своими же. Ну и что ты, естественно, нервничаешь.

Она улыбнулась. Дослужившись до полковника КГБ, что не часто удается женщинам, Таня имела несчастье попасть, как она выражалась, «под мышку службы» — работала по связи с кремлевской бюрократией. Она очень тяготилась этим, и поэтому не упускала возможности подлизаться к старшим по званию, надеясь, что ей помогут выкарабкаться.

— Но, учитывая место, где для тебя сшили это украшение, — продолжала она, — я тоже не думаю, что тебе следует беспокоиться. Между Лантиным и Карповым все заметано. И, поскольку ты под колпаком у Лантина, Карпов должен об этом знать. Я думаю, Даниэла, что это все так, для блезиру.

Идиотка! Какой ещетам блезир! -хотелось ей крикнуть. И зачем Лантину надо было поручать кому-то следить за ней? И, самое главное, почему Карпов ее не предупредил об этом?

Между двумя телефонными разговорами с руководителями групп, испытывавшими затруднения, она все думала над этой неожиданной проблемой. Но нет худа без добра: это помогло ей отвлечься от беспокойства по поводу того, что шифрограмма от Медеи, которую она ожидала еще вчера, до сих пор не прибыла.