Лишь одна, последняя работа, возвышавшаяся у него над головой, казалась исключением из прочих. Он встал перед ней и, вероятно, уже потому, что был знаком с этим будоражащим чувства стилем, ощутил, что переплетения черного крученого металла и окрашенных в яркие цвета кусков декоративной ткани обладают особым притягательным свойством.

Перед ним был еще один образец творчества Чики. И тогда он повернулся и, пробираясь сквозь толпу, начал искать ее.

Обойдя весь зал и так и не найдя ее, он направился в третье, самое маленькое помещение, где от обилия зеркал кружилась голова. Здесь располагался ресторан с покрытыми искусственным мехом креслами и малюсенькими – размером с почтовую открытку – столиками, которые, казалось, вздрагивали при каждом громоподобном ударе бас-гитары, тарелок и барабанов в пущенной на всю громкость музыке «Редбокс» и «Пет-шоп-бойз».

Из ума у него не шла Чика. Что-то в ней было. Но что? Она, спору нет, прекрасна и экзотична. Но он входил в контакт со многими красивыми женщинами, не испытывая при этом такого чувства... Какого же?

Возможно ли вообще подобное? Но он наверняка никогда не встречал Чику раньше. Тем не менее, представляя себе ее огромные черные глаза, он как бы вновь слышал заклинания Белого Лука, снова испытывал возбуждение в страх, которые, как он думал, могли вызываться лишь его дедом. Он чувствовал, как гулко бьется его сердце, как ускорился пульс, и на какой-то момент он вдруг забыл о Суме и Лоуренсе Моравиа.

Вулф внимательно осмотрел все столы, прошелся по забитым посетителями проходам между ними, обошел все помещения из конца в конец, оборачиваясь каждые пятнадцать секунд, чтобы видеть, кто входит в ресторан. В конце помещения он остановился, глянул на вход еще раз в, толкнув вращающуюся дверь, отправился на кухню.

Здесь творился страшный кавардак. Повара с помощниками, официанты и уборщики грязной посуды вертелись как заведенные. Воздух был влажным, наполненным запахами еды. Вулф прошелся вокруг расположенных рядами моек из нержавейки, стоек, заваленных мелко нарубленными овощами и кусками сырого мяса, мимо огромных плит, на которых стояли кастрюли с булькающим супом и глубокие сковородки с жарким по-французски.

В глубине кухни он обнаружил закуток с массивной металлической дверью, ведущей в холодильную камеру. Заглянув в него, Вулф застыл на месте при виде представшей перед ним сцены.

Там, прижимая к двери холодильника, держал за грудки худощавого смазливого мужчину в жилетке и галстуке Сквэйр Ричардс. Его черная кожа казалась светло-синей под ярким светом неоновых ламп.

– Запаздываешь с платежом, Дики! – рычал полицейский. – Гони монету или я попорчу твою смазливую рожу! Что тогда будешь делать? Все твои голубые дружки отвернутся от тебя, придется продавать заведеньице!

– Ладно, ладно! – захныкал в ответ красавчик высоким женским голосом. – Дам я тебе эти чертовы деньги, только не делай мне больно.

Вулф подождал, когда Сквэйр Ричардс отпустит владельца клуба и возьмет из его рук купюры, затем сказал:

– Мистер Сансон, забирайте обратно свои деньги и уходите.

Мужчины обернулись, застыв от неожиданности и испуга. Вулф подошел, взял у Сквэйра Ричардса банкноты и сунул их в руку Сансону.

– Приношу искренние извинения за это недоразумение, – произнес он, вручая владельцу клуба свою визитную карточку. – Обещаю, что впредь этого не повторится. Если возникнут какие-либо проблемы, звоните. Мой прямой номер – на карточке. Звоните в любое время суток.

Сансон, все еще не пришедший в себя, кивнул и сунул деньги и карточку в карман. Затем, неуверенно улыбнувшись Вулфу, достал платок, чтобы утереть пот с лица, и поспешил прочь.

Вулф повернулся к Сквэйру Ричардсу:

– Так чем же это ты тут, черт бы тебя подрал, занимаешься?

Чернокожий детектив молчал, кусая губы.

– Что все это значит? Ты же знаешь, что я не потерплю коррупции среди своих подчиненных.

– Это не коррупция, – проговорил Ричардс отрешенно.

– Да что ты! Уверен, у службы внутренних расследований будет другая точка зрения.

– Вот как ты намерен со мной поступить! Сдать меня этой службе? – возмутился Ричардс. Он как бы обвинял кого-то, и его тон не прошел для Вулфа незамеченным.

– Сквэйр, я попросил бы тебя объясниться.

Ричардс повернулся, подошел к мойке и налил себе стакан воды. Вулф стоял рядом и ждал ответа, такой же терпеливый, как Аманда в отношении него самого. Выпив воду, Ричардс поставил стакан и нервно поглядел в сторону кухни, работники которой при всей своей занятости исподволь наблюдали за ними. Наконец, убедившись, что их никто не слышит, он сказал:

– Мне понадобились деньги.

Детектив замолчал, сочтя, что с Вулфа достаточно и этого объяснения.

– Ну?

Ричардс посмотрел на него.

– Не так уж и много денег, поверь на слово. Это жулье привыкло делиться наваром с санинспекторами, с теми, кто выдает лицензии на спиртное, да с мафией – за ее услуги. Каждый день эти ублюдки от кого-либо откупаются, только чтобы остаться при своем деле. Тебе это самому известно. Я хотел получить самую малость. У этого типа денег столько, что он бы даже и не ощутил потери.

Вулф стоял к нему вплотную.

– Хотел, значит, быть с ним в доле?

– Я же сказал: понадобились деньги!

– Сквэйр, я и в самом деле заложу тебя службе расследований, если не расколешься.

– Мне нужны деньги, чтобы выручить брата. Он попал в кабалу к ростовщику, который дерет ломовые проценты, – ответил Ричардс, повышая голос. – Понятно, босс? А теперь отвали от меня.

Он толкнул Вулфа к двери, к которой недавно прижимал Дика Сансона, и поспешил прочь. Вулф догнал его и развернул лицом к себе.

– Ты неплохо работаешь, Сквэйр, но пока что еще не понял, что можно делать, а чего нельзя. У тебя есть власть, но ты не имеешь права использовать ее как бог на душу положит.

– Я все объяснил.

– Этого недостаточно, – сказал Вулф. – Не может быть оправдания преступлению, а ведь именно его ты только что и совершил.

– Так значит, все-таки сдашь меня? Поделом мне за то, что поверил белопузому. Ты такой же, как все: настроился против меня с самого начала... Как я теперь помогу брату? Они же ему ноги переломают!

Вулф ощутил на себе взгляды работников кухни и понял, что необходимо разрядить обстановку.

– Мы поговорим об этом прямо с утра в офисе.

– Хрен тебе! – выкрикнул Ричардс, посылая правый кулак в ухо Вулфа.

Вулф присел и резко повернулся, используя прием ирими, чтобы продернуть Ричардса еще дальше в том направлении, куда по инерции тянул его сделанный им выпад. Он заставил детектива перевернуться и плюхнуться на пол, затем прижал ему горло коленом.

Глядя сверху вниз на потемневшее от ярости и унижения лицо Сквэйра и сознавая, какой спектакль они разыграли для всех присутствующих, Вулф вновь ощутил прилив ненависти к окружающей действительности. Мерзкий дух коррупции был настолько силен, что отравил даже этого по сути своей честного полицейского.

Вулф отпустил Ричардса.

– Встань, Сквэйр, и топай домой, – сказал он.

Хана умела быть неподвижной, как голубая цапля. А цапля эта – птица особенная: она ведет уединенный образ жизни и тихо охотится за добычей, которую протыкает своим длинным изогнутым клювом с зазубринами. Когда цапля поднимается в воздух, она летит, величественно откинув голову назад, к себе на плечи, а не вытягивает ее вперед подобно своим отдаленным родичам – ибисам и журавлям.

Юджи считал, что голубая цапля – самая прекрасная из этого вида птиц. В моменты, когда солнце всходит и заходит, она полностью сливается с небом. Окраска ее оперения безупречно повторяет цвет небосвода, и поэтому, взлетая с воды, она как бы растворяется в воздухе.

Дом Ханы находился в пригороде Токио. Всего лишь шесть миль отделяли его от центра города, но казалось, что целый миллион. Именно здесь единоутробная сестра Юджи предпочитала проводить все свое время. Рожденная от второго брака матери, она была моложе Юджи на тринадцать лет.