Туэйт, не обращая на него внимания, шагнул в комнату и взглянул на останки.

– Боюсь, это я виноват, сынок, – объяснил шеф Лэнфилд, неуверенно поглядывая то на одного, то на другого. – Я знал о мисс Монсеррат. Я читаю газеты. Прошлой ночью, после того, как я позвонил вам, я известил командира двадцать седьмого участка, а уж они связали меня с сержантом-детективом Туэйтом.

– Очень жаль, – Трейси повернулся и вышел. Туэйт нагнал его у стоянки.

– Погоди минутку, парень, – Туэйт схватил Трейси за рукав. – Тебе больше не убежать от всего этого, – лицо его было красным, он весь дрожал от злости. – Мы оба видели то, что осталось от человеческого существа, – взгляд его пылал. – Это работа мясника, парень. И мы оба знаем, почему. Ты же такой крутой, черт побери, ты думал, что сам все уладишь – выкинешь меня, позаботишься о Монсеррат и о бедном покойном губернаторе! А я так полагаю, что ты только все запутал. Это ты мне все поломал, ты приказал кремировать тело, и вот теперь я выставлен полным идиотом. Ты – скотина!

С Трейси что-то произошло. Туэйт, словно его подтолкнула невидимая сила, невольно шагнул назад. Он во все глаза глядел на искаженное яростью лицо Трейси, собрался было что-то сказать, но закрыл рот. Он почувствовал, что задыхается, и все же пересилил себя и снова сделал шаг к Трейси.

– Что вы хотите от меня? – голос Трейси был ужасен. Туэйт ощутил, как по спине его побежали мурашки. – Чтобы я признался во всех грехах?

Туэйт снова открыл и закрыл рот.

– Да, – наконец выдавил он из себя. – Если это нас хоть к чему-то приведет, ты должен это сделать, – фраза стоила ему таких усилий, что он побледнел.

Трейси знал, что поступает неправильно, что не имеет права использовать свою внутреннюю силу ради того, чтобы избавиться от ярости и чувства вины. Но он не мог сдержаться. Потому что Туэйт был прав. Смерть Мойры была на его совести. Он проклинал себя за то, что не расспросил Мойру подробнее о том странном чувстве, которое она испытала в момент смерти Джона. Умом он понимал, что она, скорее всего, была тогда на грани истерики и больше ничего не смогла бы ему рассказать. Возможно. Но его ярость и злоба на Туэйта были на самом деле злобой на себя самого.

– Что именно нужно вам от Джона Холмгрена, Туэйт? Что он мог значить для вас? Он ведь был еще одним политиком, правда? А мы оба знаем, как вы относитесь к политикам, – Трейси подошел поближе. – И на кой черт вам знать, что Джон Холмгрен умер, занимаясь любовью с Мойрой Монсеррат?

– Что?!

– Они любили друг друга, – продолжал Трейси, не обращая внимания на вопрос: все, что бурлило в нем, жаждало выйти наружу. – В их любви не было ничего низкого и грязного. И неужели вы не понимаете, что все добро, которое Джон сделал людям, было бы перечеркнуто, если бы эта история вылезла наружу?

– Погодите...

– Замолчите! – Трейси покачал головой. – Вот уж газетчики порезвились бы! Они вываляли бы его имя в грязи, и это все, что осталось бы, Туэйт, от человека, который создал совершенно новую систему финансирования государственных школ, новую сеть помощи престарелым, очистил от трущоб Олбани, Буффало и Южный Бронкс, привлекая к этому большой бизнес! Чего стоят перед такой возможностью все ваши поиски святой правды?!

Лицо Туэйта изменилось:

– Господи, – сказал он, – да мне плевать, кого трахал губернатор. Пусть этим занимаются вонючки из полиции нравов. Так ты говоришь, что вся эта возня была затеяна только ради того, чтобы скрыть связь Холмгрена с его помощницей?

– А ради чего еще стал бы я это затевать? Туэйт наклонился вперед:

– Но теперь Монсеррат убита, парень. И убита не каким-то бродягой-алкоголиком, который забрался в дом, чтобы стащить пару долларов. Тот, кто сделал с ней такое, понимал, что делает. И сотворил все в очень необычной манере. И это говорит мне о том, что она что-то знала – то, чего не должна была знать, – он в упор смотрел на Трейси. – Где-то бродит очень хитрая и очень опасная сволочь, и если ты хоть что-то знаешь об этом, лучше тебе выложить все сразу.

Он заметил, что на лице Трейси опять возникло это странное выражение и воскликнул:

– Слушай, хватит тебе! Я не из тех, кого легко остановить. Подумай об этом, парень, и подумай о том, что ты только сейчас видел... Это она просит тебя, вопит что есть мочи. Мы должны найти ублюдка, который сделал с ней это. И найти быстро, потому что, Господь знает, такого выродка я еще не встречал. Я не знаю, какое на тебя все это произвело впечатление, но то, что увидел я, из меня мозги вышибло, так я испугался.

Трейси начал понимать, в какой ситуации он оказался. Он был так занят сохранением доброго имени Джона, что, получается, сам помог убийце своего друга. И Туэйт испугался совершенно правильно – то, как была убита Мойра, напомнило ему ужасы, виденные в джунглях Юго-Восточной Азии. Тот, кто сделал это, был специалистом, он был уверен.

Он взглянул на Туэйта и вдруг понял: этому человеку он может доверять куда больше, чем Киму.

– Я не могу забыть, – сказал он тихо, – то, что сказала мне Мойра в ночь смерти Джона.

– Ты имеешь в виду ту ночь, когда он был убит.

Трейси кивнул, и Туэйт сбросил с себя все чары той силы, которую перед этим продемонстрировал ему Ричтер.

– Мойра сказала, что она почувствовала нечто, вроде... постороннего присутствия. Я не могу найти другого слова – она почувствовала постороннее присутствие в момент смерти Холмгрена.

– Она так и сказала: присутствие?

Трейси кивнул.

– Она не могла выразиться яснее? Ты спрашивал?

– Да, но вы видели, в каком она была тогда состоянии. Она... была очень умной женщиной. Но и очень чувствительной, особенно в том, что касалось Джона. Быть с ним в минуту его смерти... – Трейси покачал головой. – Она не могла этого выдержать.

Туэйт молча смотрел на него.

– Я знаю о чем вы думаете, – сказал Трейси. – После этого я несколько раз беседовал с ней по телефону. Она начинала что-то говорить, а потом опять случалась истерика. В том своем состоянии она вряд ли могла бы помочь. Но теперь я жалею, что не надавил на нее.

Туэйт не прокомментировал эти слова и только спросил:

– Но есть и что-то еще, да?

Трейси глубоко вздохнул. Он был готов предать те отношения, которые у него были с Кимом. К черту Кима!

– Одно время я работал в... давайте назовем это так, в системе безопасности. И довольно резко порвал с ними – я был по горло сыт их делами, – он поежился. Туэйт молчал. – Недавно ко мне обратился один из оперативников – я когда-то знал его, его зовут Ким. Он сказал, что они хотят, чтобы я вернулся, хотя бы временно. Когда я отказался, он сказал, что это касается Джона Холмгрена. Мы вместе поехали в особняк губернатора, и я немного поискал, – он полез в карман и достал завернутого в носовой платок «клопа». – И вот что нашел. Это было очень хитро спрятано – в грушу на дне бутылки с грушевым бренди. Электронное подслушивающее устройство.

Туэйт посмотрел на то, что лежало в руке Трейси. Потом Трейси снова тщательно завернул предмет в платок и спрятал – пока устройство было развернуто, они оба предусмотрительно молчали.

– Господи, – наконец прошептал Туэйт. – Что же здесь происходит?

– Хотел бы я знать!

– Ладно, слушай. Отдай мне эту штуковину. У нас есть лаборатория, и я...

Трейси покачал головой:

– Ничего не получится. Подумайте: официально вы отстранены от дела. Сейчас я очень жалею, что так получилось, но исправить ситуацию мы оба бессильны. Кроме того, тот, кто вставил эту штуку в грушу – настоящий мастер. Я очень сомневаюсь, что ваши парни из лаборатории когда-либо видели что-нибудь подобное. Нет, здесь нужен настоящий эксперт.

С неба лились потоки солнечного света, играли на крышах и ветровых стеклах автомобилей. Двое мужчин стояли почти вплотную друг к другу, но вражда, когда-то существовавшая между ними, исчезла.

– С этого момента, – сказал Трейси, – мы должны доверять друг другу. У нас нет иного выхода.