Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— О Господи, что ты от меня хочешь? Неужели ты не понимаешь, что правда погубит меня?

— Не говори так, Шизей, — упорствовал он. — Ты сама создала для себя пугало. Все, что я хочу, это вытащить тебя из ямы, в которой ты сидишь Бог знает сколько лет. Я предлагаю тебе жизнь, и только жизнь.

Шизей вся дрожала:

— Я играла перед тобой Сирену, а потом — Иуду. А теперь ты хочешь, чтобы я оставила вес роли, которые я для себя столько лет разрабатывала, и осталась ни с чем? Как я могу на это пойти?

— Конечно, это трудно, — признал Брэндинг. — Потому что ты не знаешь, с чем останешься, отказавшись от всех ролей. Ты ведь не знаешь себя. Каждый человек предпочитает цепляться за то, что знает, нежели за то, чего не знает.

— Но я не человек! — почти закричала Шизей, сама испугавшись, что у нее вырвалось признание, которое она давно зареклась никогда не делать. — Мы с братом стоим вне человечества. Мы — тандзяны. Обладая даром видеть, чувствовать и знать то, что скрыто от всех людей, мы можем делать то, что не может делать ни один смертный.

Пораженный Брэндинг, как сомнамбула, двинулся на ватных ногах к тому месту, где сидела, съежившись в комок, Шизей.

— Ты хочешь сказать, что обладаешь феноменальными способностями?

Она горько рассмеялась.

— Только в широком смысле. Мы ничего общего не имеем с шарлатанами, способными угадать дату рождения человека, подержав какую-нибудь принадлежащую ему вещь. Совсем не это. Наш удар куда более могущественный.

Брэндинг сел с ней рядом. Он чувствовал ее боль как свою собственную. Улыбнулся через силу, чтобы ободрить ее.

— Так это и есть та страшная тайна, рассказав о которой ты боялась потерять меня?

— Нет! — Шизей тяжело дышала. — Боже, помоги мне! — она вся содрогнулась, затем сказала: — моя ужасная тайна — мой брат-близнец. Мои неразрывные связи с ним. Это он, а не сумасшедший художник Задзо, которого я выдумала, мучил меня, выкалывал на моей спине чудовище, которое преследовало его во сне.

Мой брат-близнец, с которым я связана такими нитями, которых ты не можешь себе вообразить. Мой брат-близнец, который уничтожил всех, кто хотел любить меня так, как любит он.

Мой брат-близнец, мой дьявол-хранитель, мой призрак-любовник, моя другая половина — темная, запретная, пахнущая смертью.

Брэндинг смотрел на распростертую на кровати Шизей, видел, как шевелится на ее спине гигантский паук: дышит вместе с ней, живет ее жизнью. И в первый раз он по-настоящему ощутил ее страдания, ужаснулся темнице без стен, в которую она была замурована.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее.

— Шизей...

— Подожди, это еще не все! — остановила она его. — Мой брат мне звонил вчера. Он здесь, в Америке. В Нью-Йорке. Что-то случилось. Он зовет меня.

— Но тебе не обязательно отзываться.

— Обязательно, Кок! — она перекатилась на живот. — Если ты хоть немного знаешь меня, то понимаешь, что это обязательно. «Ката», правила. «Гири», долг. Эти понятия по-прежнему остаются ключевыми в моей жизни. Без них я — ничто.

Она села на кровати. Ее глаза молили, но не о сочувствии — этого она никогда не хотела — а о понимании. Казалось, они говорили ему: Кок, забудь на минуту, что ты — человек западной культуры, посмотри на все это глазами восточного человека. Прими все как есть. Будь терпелив.

Она протянула к нему руки.

— Обними меня. Кок. Я боюсь.

— Твоего брата? — спросил он, крепко прижимая ее к груди.

— Да, — прошептала она. — И себя тоже.

— Я думаю, это хороший знак. — Брэндинг ощущал запах ее влажных волос, аромат ее кожи. Он пьянил и дурманил, как целое море диких цветов на лугу. Кок прижал ее еще крепче, чувствуя ту израненную и измученную часть ее души, которую она привыкла презирать, но которую он любил, несмотря ни на что.

— Кок, — сказала она, опять вздрогнув. — Я должна буду уйти. Утром. Первым делом.

— Ты ему расскажешь обо мне?

— В этом не будет необходимости, — в голосе Шизей звучала жуткая безнадежность. — Он и так сразу узнает, только взглянув на меня.

Брэндинг почувствовал неприятное ощущение, будто паук Шизей переполз на его спину.

— И что же будет?

— Не знаю. Мой дар не распространяется на предвидение будущего. Но он достаточен для того, чтобы чувствовать твою любовь. Она как сладкая боль в моем сердце.

Они покачивались, обнявшись, как дети, пережившие что-то очень страшное.

— Я не могу пойти с тобой, Шизей, — сказал Брэндинг. — Я не могу позволить себе разочаровать прессу, когда начинаются сенатские слушания моего законопроекта по АСИКСу. Я внес этот законопроект, и я должен быть на месте. «Ката». «Гири».

— Я понимаю.

— Но я все равно всегда с тобой, Шизей, — Брэндинг поцеловал Шизей в шею с такой нежностью, что она опять заплакала.

— О Кок, как я люблю тебя! — прошептала она, впиваясь ногтями, в его спину.

* * *

Когда Томи вернулась в офис, чтобы взять какие-то понадобившиеся ей записи, один из полицейских сказал, что ее кто-то дожидается. И она сразу вспомнила, что вот точно так же около месяца назад ей сказали то же самое, — и тогда она впервые увидела Нанги.

Подойдя поближе к столу, она сразу же узнала ждущего ее человека и, вернувшись к столу с общественным самоваром, налила две чашки чая, и только потом приблизилась к своему столу.

— Привет, Негодяй! — поздоровалась она, ставя поднос на стол. — Как дела? Хреново? — По его запавшим, испуганным глазам она поняла, что догадалась.

— Спасибо, Томи-сан, — ответил Негодяй, с благодарностью принимая чашку. Он выпил ее тремя жадными глотками.

— Если хочешь еще, сам знаешь, где можно налить, — сказала она.

— Спасибо, — опять поблагодарил он и даже поклонился вполне традиционным образом. Совсем не похоже на прежнего улыбающегося, беззаботного японского Билли Айдэла, показывающего фигу всему миру. Томи смотрела, как он идёт налить себе еще чашку чая, и дивилась перемене, которая с ним произошла. Когда он вернулся, она сказала: — Должна признаться, я удивилась, увидев, что ты пришел один.

— Что?

— А где Киллан?

Негодяй так вздрогнул, что пролил на себя чай. Томи дала ему несколько бумажных салфеток.

— Что, обжегся? — спросила она.

— Ничего, — ответил Негодяй.

— Я не про чай. — Их глаза встретились. — Почему Киллан не пришла вместе с тобой? — мягко спросила она. Железная рука в бархатной перчатке, подумал Негодяй.

— Киллан? А зачем ей приходить?

— Потому что она в этом деле повязана с тобой.

— В каком деле?

— Кончай это! — Томи сказала это так резко, что он замер, не донеся чашки до губ. — Ты пришел сюда за помощью. И слепому ясно, что ты попал в переделку. Так что давай экономить время. Я знаю, что такое ИУТИР, и я знаю его возможности. Пока ты занимался своими темными делами, я работала с Тандзаном Нанги. Знаешь такого? Должен бы знать. Ты проводил испытание своего вируса на его компьютерной системе. — Томи покачала головой. — И скажу я тебе, Седзи, что ты вляпался в порядочное дерьмо. Я тебя знаю как облупленного. Знаю, на что ты способен — и на что у тебя никогда рука не поднимется. Поэтому я уверена, что с этим как-то связана Киллан Ороши. Помнишь, как мы были дружны когда-то? Три мушкетера? Как мы шатались по кинотеатрам, по Гиндзе? Обжирались пиццей и надувались пивом?

Негодяй откашлялся.

— Да, много времени утекло.

— Ой, не говори, братишка! — Томи положила руки на стол. — Ладно! Давай подведем черту под воспоминаниями. Ты пришел за помощью, и я могу ее тебе оказать, но только если ты не будешь финтить. Говори правду, только правду, и да поможет тебе Джон Уэйн.

Широкая улыбка осветила было лицо Негодяя, но быстро увяла.

— Ты должна понять. Киллан мне тоже друг. У меня есть обязательства...

— Какие обязательства, Седзи? Посмотри на нее. Фокусник-манипулятор! Вот и доманипулировалась!

— Вы двое просто...

— Забудь об этом! — оборвала его Томи. — Почему ты не пришел раньше?

124
{"b":"16766","o":1}