В это утро Кузунда Икуза не имел времени на обмен любезностями. Он подошел прямо к Мадзуто Иши и сунул ему толстый пакет: — Вот ваши деньги. — В этом жесте выразилось все его презрение к маленькому человечку.

Иши открыл пакет. Они были одни в Восточном саду императорского дворца. Все в порядке.

— Спасибо вам, Икуза-сан. Спасибо. — Он не переставал кланяться, как болванчик.

— Забудем об этом, — рявкнул Икуза, — что есть у вас для меня? — С нервишками явно хуже, чем вчера. Но вчера тот тип, что шпионил за мной, был на дне Сумиды. Что, во имя Будды, заставило его подняться на поверхность? Не то чтобы Икуза боялся, что от него потянется ниточка и к его персоне, но Икуза верил в приметы, а эта была явно плохая.

— Вы были правы, — ответил Иши, убирая пакет в карман. — Нанги-сан планирует перейти в наступление. — Они двинулись по дорожке сада, начав свое круговое движение. Утро было просто чудесное, солнце уже высушило остатки ночной росы. — И для этой цели призывает под свои знамена всех своих дружков из Министерства внешней торговли и промышленности.

— Я это знал! — с удовлетворением заметил Икуза. С одной стороны, его удручало, что после стольких лет на положении свободного самурая Нанги все еще сохранил тесные связи с родным министерством. С другой стороны, он был рад, что министерство раскрыло наконец карты. Если быть до конца честным, эта война давно назревала. Икуза давно чувствовал зависть со стороны министерских чиновников, зависть к растущему авторитету «Нами». Особенно теперь, после смерти старого императора, когда его преемник дает карт-бланш на все политические решения «Нами». Это особенно действует на нервы МВТП, которое несколько десятилетий заправляло, как хотело, экономической политикой страны, пропихивая свою стратегию в горло промышленного сектора.

Пожалуй, пришла пора положить конец этому соперничеству. В конце концов, у правительственного штурвала не могут стоять сразу два капитана.

«Ну что ж, — подумал Икуза, — раз Нанги ввязывается в бой, он его получит. Но победа будет за мной, потому что вся стратегическая инициатива у меня».

— Так что же за операцию замыслил Нанги? — спросил Икуза.

— Я думаю, финансовую, — ответил Иши, едва поспевая за широко шагающим гигантом. — Судя по тому, какие люди присутствовали на совещании, — здесь он назвал имена самых крупных чиновников МВТП, — можно сделать вывод о направлении их главного удара. Все они связаны с центральными банками. Он хочет переложить финансовые затруднения концерна на их плечи.

— А взамен? — спросил Икуза.

— Замечательные условия, ей-богу. Ему не придется закладывать ни одного из подразделений «Сато». — Иши глубоко вздохнул: — Взамен он предложил им вашу голову.

Ключ. Но ключ к чему? Этого Нанги не знал.

— Первым делом надо тщательно обыскать квартиру Барахольщика, — сказала Томи, предлагая обычную в таких случаях методику.

— Мы только зря время потеряем, — возразил Нанги, подбрасывая ключ на руке. — Барахольщик никогда не держал у себя дома ничего важного. Это был один из его законов, которого он всегда придерживался.

— И все-таки, — настаивала Томи, — было бы неразумно без проверки отбросить предположение, что он может к чему-нибудь подойти в доме.

Три часа спустя они удостоверились, что он действительно ни к чему не подходит.

— Фу! Ну и свинарник! — изрекла Томи, оглядывая комнату. Когда они вышли, она прибавила: — Никаких следов тайника или сейфа.

— У Барахольщика сейфа и быть не могло, — заверил ее Нанги. — Ему бы и в голову не пришло завести его, занимаясь таким бизнесом.

— А что это за бизнес?

Нанги улыбнулся:

— Он был большим специалистом по сбору информации. Лучшим из тех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело.

— Хорошо. Ключ не подошел ни к чему в доме. И он не похож на ключ от сейфа. Логично. Учитывая характер его работы, можно предположить, что его тайник находится в месте, доступ к которому открыт круглые сутки. — Томи покачала головой. — Значит, придется обшарить все камеры хранения на всех вокзалах города?

— Нет, — ответил Нанги. — На ключе нет номера. Значит, им ничего не откроешь в общественной камере хранения.

— Так что же он открывает?

Нанги задумался. Что-то сказанное Томи застряло в его мозгу. Но что? Затем он вспомнил ее точные слова, и они навели его на мысль.

— Пойдем, — предложил он, — сыграем в пачинко.

Круглосуточно работающий зал игральных автоматов находился в Гиндзе, шумный, прокуренный и открытый, о чем говорило его название, день и ночь.

Нанги купил несколько фишек у кассира и пошел вдоль ряда автоматов, считая про себя: раз, два, три, четыре, пять. Вот он, шестой автомат в шестом ряду. На нем всегда играл Барахольщик.

Сейчас он был занят парнем лет восемнадцати с бритой головой, но с длинным оселедцем, как у индейца из племени махауков, выкрашенным в цвет оперения фламинго. На ногах были говнодавы со шпорами. Черные джинсы и такого же цвета кожаная куртка покрыты металлическими заклепками, Металлические цепи, свисающие с эполет, ритмично позвякивали, когда парень мастерски работал рычагами, гоняя мяч по лабиринту. Он уже выигрывал целую кучу фишек.

— Это может длиться вечно, — грустно сказал Нанги. Томи раскрыла свое удостоверение и сунула его под нос панку.

— Чего тебе? — буркнул тот недовольно.

— Вали отсюда, а не то я тебя заберу.

— Да ну? — осклабился парень. — А за что?

— За нарушение общественного порядка, сынок, — медовым голосом пропела Томи. — Какой может быть порядок при таких волосах? — Покосившись на пистолет, который ему Томи ненароком показала, парень счел за благо «отвалить».

— Ну, а теперь что? — спросила Томи.

— Сейчас увидим, — ответил Нанги, передавая ей фишку. — Поиграйте пока, да с огоньком.

Томи опустила в прорезь фишку, начала играть. А Нанги тем временем обошел аппарат кругом и, остановившись с его правой стороны, нагнулся. Там должна быть маленькая дверца, которую Барахольщик при нем открывал, чтобы достать фишки. Сердце Нанги встрепенулось. В третьей сверху дверце была замочная скважина.

— Что вы там делаете? — спросила Томи.

— Последний раз, когда мы встречались, Барахольщик привел меня сюда. Отчасти это было из соображений безопасности. Тут всегда стоит такой шум, что никакая электроника не поможет подслушать разговора. А отчасти потому, что Барахольщик любил сюда приходить, чтобы обдумать что-нибудь за игрой. Но он играл за одним и тем же аппаратом. Я все удивлялся почему, пока не заметил, как он открыл одну из дверок, где они хранят фишки.

— Ловкость рук и никакого мошенничества?

— Возможно, — ответил Нанги, — но не только это. УЧИТЫВАЯ ХАРАКТЕР ЕГО РАБОТЫ, МОЖНО ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ЕГО ТАЙНИК НАХОДИТСЯ НА МЕСТЕ, ДОСТУП К КОТОРОМУ ОТКРЫТ КРУГЛЫЕ СУТКИ. Так сказала тогда Томи о Барахольщике, и это навело Нанги на мысль попытать счастья в зале игральных автоматов.

Он достал ключ, который был обнаружен приклеенным к ноге мертвого Барахольщика, и, читая про себя молитву, вставил его в замочную скважину. Повернул его направо. Никакого эффекта: ключ не пошевелился. У Нанги оборвалось сердце. Затем он попробовал повернуть его налево.

Дверца открылась.

Нанги сунул руку внутрь, пошарил везде. И его рука нащупала что-то приклеенное клейкой лентой к верху ящичка, в который проваливаются проигранные фишки. Нанги судорожно дернул предмет и, порвав ленту, вытащил его наружу. Это была микрокассета.

Вот это называется сорвать банк!

Николас мчался по скоростному шоссе, пересекающему весь Лонг-Айленд. Стрелка спидометра часто заходила за отметку 95 миль в час. Жюстина свернулась калачиком рядом, на месте пассажира. Плечи ее по-прежнему были закутаны в соседское одеяло. Время от времени она вздрагивала во сне и тихонько всхлипывала. Николас положил ей руку на бедро, как бы защищая.

Было 04.30 утра, и небо отливало перламутром, как раковина жемчужницы. Облака на горизонте подернуты бледно-оранжевым цветом.