— Он с неба свалился, — сказал второй полицейский, подморгнув своему товарищу. — Не стоит с ними разговаривать. У обоих, видно, шариков не хватает. Небось пили что-нибудь этакое — политуру или антифриз.
— У меня голова в порядке! — вспылил Виртанен. — Вот я доложу по начальству. Командир полка задаст вам, чертям. Я знаю законы военного времени.
— Военного времени? — хихикнул полицейский. — Сейчас-то ведь мир.
— Мир? Неужели мир? Когда же его заключили?
— Да уж больше двадцати лет назад.
Машина остановилась у полицейского участка, и задержанных повели на допрос. Тут было установлено, что Виртанен действительно получил ранение в грудь. Пуля пробила грудную клетку и вышла между лопаток наружу. Осмотрев опознавательный жетон, проверили его личность и установили, что он, Виртанен, был объявлен мертвецом тогда-то и тогда-то. В протоколе допроса молодой полицейский офицер отметил следующее: а) рядовой Вихтори Виртанен отвечал на все вопросы сбивчиво и весьма старомодно; б) анализ крови показал, что задержанный не употреблял ни алкоголя, ни других наркотиков; в) поскольку закон повелевает всех мертвецов непременно либо хоронить, либо сжигать, рядового Виртанена предписано похоронить или кремировать по истечении недели; г) задержанный отпускается на двое суток на свободу, дабы он мог дать налоговому управлению соответствующие объяснения касательно неуплаты налогов за столь длительный срок.
Итак, с Виртаненом все было ясно. Но допросить Сократа оказалось труднее. Он говорил на языке, который понимал один лишь Виртанен.
— Неужели эта старая обезьяна не знает никакого человеческого языка?
— Мой учитель говорит по-гречески, — ответил Виртанен.
— Так, стало быть, он грек?
— Так он уверяет.
— Хорошо. Сейчас мы это проверим.
На помощь немедленно вызвали из греческого консульства молодого секретаря. Едва взглянув на земляка, он покачал головой и сухо сказал:
— Любезные господа! Я нахожу это оскорбительным. Столь безобразной физиономии не знает история моей благородной страны. Как его имя?
— Сократ, — сказал полицейский офицер. Секретарь консульства вздрогнул. Он подошел ближе к закутанному в плащ старику и спросил:
— Где вы родились?
Сократ пожал плечами и ничего не ответил.
— Как же ты смеешь выдавать себя за грека? — продолжал молодой дипломат.
Сократ улыбнулся доброй улыбкой учителя и, вглядываясь в правильные черты лица молодого человека, сказал:
— Гражданин! Звуки речи твоей мне знакомы, но я не понимаю, что ты говоришь.
— Кажется, он говорит на древнегреческом, — улыбнулся сотрудник консульства. — Клянусь бородой Перикла, это какой-нибудь свихнувшийся ученый, высохший над фолиантами греческой истории. Я не могу быть вам полезен как переводчик. И простите, я занят. Мое почтение, господа!
Сотрудник консульства поклонился и ушел. Теперь в переводчики пригласили профессора классической филологии из хельсинкского университета. Он оказался как две капли воды похож на Сократа, точно они были близнецы, — такой же сморщенный, добрый и на две тысячи триста лет отставший от современности.
— Превосходно, превосходно! — воскликнул профессор. — Мне всегда хотелось встретиться с вами, господин Сократ. Платон рассказал о вас так обстоятельно и прекрасно, но его словам не всегда можно верить. Так вы по-прежнему считаете, что подлинная добродетель есть знание?
Два старых добрых учителя разговорились и совсем забыли о времени. Для них уже не существовали ни часы, ни календарь. Полицейские невольно сжимали кулаки, рядовой Виртанен беспокойно поглядывал в окно, ожидая воздушной тревоги, а молодой офицер сосредоточенно ковырял в ушах. Прекрасный диалог классиков продолжался битых два часа, и тогда наконец полицейский офицер встал и заорал на своих подчиненных:
— Допрос окончен! Вышвырните их вон!
— А этого дезертира, этого третьего чокнутого?
— Вон! Всех вон!
Профессор классической филологии сердечно попрощался со своим коллегой и несколько раз пригласил его к себе в гости, но по рассеянности забыл назвать свое имя и адрес. Он ушел, не помня себя, в упоительном экстазе, и все бормотал по-древнегречески:
— Да, Сократ был прав: если человек следует голосу совести, ему никогда не придется раскаиваться в своих поступках... Истинное знание ведет к добродетельной жизни... Все это я должен вновь рассказать университетским коллегам и жене, моей ворчливой жене...
Рядовой Виртанен и учитель Сократ взялись за руки и пошли. Они направлялись к дому Виртанена. На улицах была обычная сутолока. В Хельсинки как раз начинал свои гастроли один иностранный цирк. Публика была убеждена, что Виртанен и Сократ ходячая реклама цирка. Поэтому к ним и относились как к рекламе, то есть не обращали особого внимания. Усмехнутся, пожмут плечами и проходят мимо. Приятели почти беспрепятственно шли и шли, все дальше от городского центра.
Ученик вел учителя за руку, послушно отвечал на все его вопросы.
— Что это такое?
— Витрина универмага.
— Она для чего?
— Для выставки товаров.
— Можно коснуться ее рукой?
— Пожалуйста.
Сократ осторожно провел рукой по гладкому стеклу, прижался носом к чудесной прозрачной преграде, стараясь разглядеть внутренность магазина.
— А это что такое?
— Радиоприемники.
— Для чего они?
— Чтобы слушать последние известия, развлекательную музыку и интересные передачи.
— Это приносит вред человеку?
— Еще чего! Хотя, как сказать...
— А это что? Вон там!
— Стиральная машина.
— Что ею делают?
— Стирают белье.
— Зачем же машиной?
— Так сберегается время.
— Куда же девается сбереженное время?
— А черт его знает! Не задавай слишком много вопросов. А впрочем — ладно, спрашивай. Но довольно здесь торчать, пойдем.
— Куда?
— Ко мне, конечно.
— И ты живешь в такой ужасной, громадной башне?
— Это вовсе не башня. Обыкновенный многоэтажный дом. В нем есть быстрый лифт.
— Что такое лифт?
— Это такая небольшая кабинка, которая переносит жильцов с этажа на этаж.
— Она, наверно, тяжелая, эта кабина. Ее носят рабы?
— Да нет же! Она движется электричеством.
— Электричеством? Это что такое?
— Не знаю... Ну, иди же.
— А почему ты не живешь вон в таком доме, который поменьше?
— Да это же трамвай. В нем не живут, в нем ездят. Он как повозка.
— Кого же запрягают в такую повозку?
— Никого. Он сам едет.
— Как так — сам? Неужели найдено вечное движение?.. Движущийся дом! Прекрасное жилье для безземельных людей. Постой-ка.
— Что ты собираешься делать?
— Хочу облегчить пузырь.
— Ты обалдел! Здесь люди ходят.
— Я повернусь к ним спиной.
— Ты болван!.. Неотесанный... дикарь!.. Ну, потерпи немного, скоро мы придем. Вон уже мой дом виден.
— Но там же нельзя. Это твое жилище.
— Там есть туалет.
— Что это значит? И это не вредно для человеческого здоровья?
— Нисколько. Это отдельное помещение, специально приспособленное...
— Кто же очищает его?
— Вода. Из большой раковины нечистоты уносятся по трубам в море.
— Нет, я не могу с этим согласиться. Человек не должен превращать свое жилище в хлев.
— Слушай, Сократ, неужели ты в самом деле учил когда-то людей мудрости жизни?
— Да, учил. Но люди, видно, ничему не научились... Я бы хотел увидеть Афины. Там этого не может быть...
— Нынче и там то же самое. Цивилизация! Созданы все удобства...
— Удобства не создают счастья...
— Ну, вот мы и пришли... Я немного волнуюсь... Посмотрим, что скажет моя жена. И дети. Они, конечно, сразу полезут на руки. Я не принес им никаких подарков. Но что можно принести с фронта? Ты слышишь, как у меня сердце колотится? Хоть бы сигарету выкурить... Сократ, эй, Сократ! Куда ты пошел? Не суйся в подворотню... Нам вот сюда, через парадный ход! Ах ты свинья! Как же ты все-таки посмел? Хорошо, что дворник не видел, а то позвал бы полицию... Какой срам! Неужели ты нисколько не владеешь собой? Ведь я же говорил...
