Женщина бежала за ним. А потом – уже не бежала.

Потому что слабая, глупая, отчаянная мысль, промелькнувшая у него перед тем, как он выбежал в залитый солнцем мир, стала реальностью.

Ветер, поднявшийся в тот момент, возник из ничего, без предупреждения. Из безмятежности весеннего вечера вырвалась ужасающая сила.

Раздался пронзительный вопль: высокий, яростный, неестественный.

Не его голос, и не голос женщины. Голос, вообще не принадлежащий никому из живых.

Этот ветер совсем не потревожил луговую траву и не шевельнул сосны. Он не всколыхнул воды озера. Он не коснулся Тая, хотя тот слышал вой внутри себя.

Этот ветер обтекал его, изогнувшись с двух сторон подобно двум лукам, а потом налетел на женщину. Схватил тело убийцы. Поднял ее вверх. И пронес по воздуху, словно она была веткой, детским воздушным змеем, вырванным с корнем стеблем цветка в бурю.

Ее ударило о стену его хижины, пригвоздило к ней, не давая возможности двигаться, точно прибило к дереву гвоздями. Ее глаза широко раскрылись от ужаса. Она пыталась вскрикнуть, даже открыла рот, но то, что ее захватило и унесло, не позволило ей даже этого.

Один меч все еще был у нее в руке, прижатой к стене хижины. Второй вырвало из кисти. Тай видел, что убийцу полностью оторвало от земли – ее ступни болтались в воздухе, а волосы и одежда распластались по темному дереву стены.

Снова иллюзия мгновения вне времени. Затем Тай увидел, как в женщину вонзились две стрелы: одна, потом вторая.

Они прилетели сбоку, их выпустили от дальнего конца хижины, за дверью. И дикий ветер-призрак ничем не помешал их полету, наоборот, держал убийцу пригвожденной, позволив убить, словно жертвенное животное. Первая стрела вонзилась ей в горло, расцветая алым цветком, вторая вошла так же глубоко под левую грудь.

В момент ее смерти ветер тоже умер.

Вопли покинули луг.

В наступившей тишине, разбитой на осколки, женщина медленно соскользнула по стене. Повалилась на бок. И легла на вытоптанную траву у двери в его хижину.

Тай судорожно, прерывисто вздохнул. У него тряслись руки. Он посмотрел в сторону дальнего конца хижины.

Там стоял Бицан и молодой солдат по имени Гнам, глаза обоих были полны страха. Обе стрелы выпустил более молодой мужчина.

И хотя дикий воющий ветер исчез, Тай все еще слышал внутри себя этот вопль, все еще видел женщину, прижатую и распластанную, словно черная бабочка, тем, что это было.

Мертвые Куала Нора пришли к нему. Ради него. К нему на помощь.

Но то же самое сделали и два человека, смертных и отчаянно напуганных. Спустившихся со своей безопасной тропы, несмотря на то что солнце уже стояло на западе и скоро наступят сумерки, а в темноте здешний мир не принадлежит живым людям.

В тот момент, глядя на мертвую женщину, лежащую на пороге хижины, Тай понял еще кое-что: даже при свете дня – утром и после полудня, летом и зимой, выполняя свою работу, – все это время он жил здесь с молчаливого согласия мертвых.

Он посмотрел в другую сторону, на синеву озера и низкое солнце, и опустился на колени в темно-зеленую траву. В глубоком поклоне прикоснулся лбом к земле, три раза.

В времена Первой династии, более девятисот лет назад, один учитель написал: когда человека возвращают живым от высоких дверей смерти, от грани перехода во тьму, на него с тех пор навечно возлагается бремя прожить дарованную ему жизнь так, чтобы быть достойным этого возвращения.

Другие на протяжении веков учили по-другому: если ты выжил таким образом, это значит, что ты еще не узнал того, что был послан узнать в единственной дарованной тебе жизни. Хотя это, в действительности, можно считать просто иной разновидностью бремени, подумал Тай, стоя на коленях в луговой траве. Перед ним вдруг возник образ отца, кормящего уток в их речке.

Он посмотрел на озеро, более темную синеву в горном воздухе. Потом встал и повернулся к тагурам. Увидел, что Гнам подошел к мертвой женщине. Он оттащил ее от стены, выдернул свои стрелы из тела и небрежно отбросил их прочь. Ее волосы рассыпались на ветру: узел развязался, шпильки выпали. Гнам наклонился, раздвинул ей ноги, уложил их.

И начал снимать свои доспехи.

Тай заморгал, не веря своим глазам.

– Что ты делаешь? – звук собственного голоса испугал его.

– Она еще теплая, – ответил солдат. – Пусть это будет моей наградой.

Тай уставился на Бицана. Тот отвернулся.

– Не говори, что ваши солдаты никогда так не поступают, – произнес тагурский командир, но он смотрел на горы, не встречаясь взглядом с Таем.

– Ни один из моих солдат никогда так не делал, – возразил Тай. – И никто не сделает в моем присутствии.

Всего три шага, и он поднял ближайший к нему каньлиньский меч.

Уже давно он не держал в руках такого меча. Балансировка была безупречной, тяжесть без тяжести. Тай вытянул клинок в сторону молодого солдата.

Руки Гнама прекратили дергать завязки доспехов. Он казался удивленным.

– Она приехала сюда, чтобы убить тебя. А я только что спас тебе жизнь.

Это было не совсем так, но достаточно близко к правде.

– Я тебе благодарен. И надеюсь, что смогу когда-нибудь отдать тебе долг. Но этого не произойдет, если я убью тебя сейчас, а я это сделаю, если ты прикоснешься к ней. Если не хочешь сразиться со мной.

Гнам пожал плечами:

– Я могу, – он начал снова затягивать свои завязки.

– Ты умрешь, – тихо произнес Тай. – Ты должен это знать.

Молодой тагур был храбрым. Он должен быть храбрым, если спустился обратно в долину.

Тай изо всех сил старался найти слова, чтобы вывести их из этого положения, дать молодому человеку спасти лицо.

– Подумай об этом, – сказал он. – Ветер, который налетел. Это были мертвецы. Они… здесь, со мной.

Он снова взглянул на Бицана, который внезапно стал странно пассивным. Тай настойчиво продолжал:

– Я провел здесь два года, стараясь почтить мертвых. Обесчестить покойницу будет насмешкой над этим.

– Она приехала, чтобы убить тебя, – повторил Гнам, будто Тай слабоумный.

– Каждый из мертвецов на этом лугу пришел сюда убить кого-то! – не выдержав, закричал Тай.

Его слова поплыли в разреженном воздухе. Сейчас стало прохладнее, солнце висело низко.

– Гнам, – произнес наконец Бицан, – нет времени на драку, если мы хотим убраться отсюда до темноты. И, поверь мне, после того, что только что случилось, я этого хочу. Садись на коня. Мы уезжаем.

Он обошел хижину сбоку. Через минуту вернулся на своем великолепном сардийском коне, ведя коня солдата в поводу. Гнам все еще смотрел на Тая. Он не шевелился, но желание сразиться было написано на его лице.

– Ты только что завоевал свою вторую татуировку, – тихо сказал Тай, быстро взглянув сначала на Бицана, а потом снова на солдата, стоящего перед ним. – Радуйся этому мгновению. Не спеши в потусторонний мир. Прими мое восхищение и мою благодарность.

Гнам еще секунду смотрел на него, потом медленно повернулся и быстро сплюнул в траву, совсем рядом с телом мертвой женщины. Подошел, схватил повод коня и вскочил в седло. Развернул скакуна, чтобы ехать прочь.

– Солдат! – заговорил Тай раньше, чем понял, что намеревается это сделать.

Тот снова оглянулся.

Тай глубоко вдохнул. Некоторые вещи трудно сделать.

– Возьми ее мечи, – сказал он. – Они выкованы в Каньлине. Я сомневаюсь, что хоть у одного из тагурских солдат есть равные им.

Гнам не двинулся с места.

Бицан коротко рассмеялся:

– Я возьму их, если он не хочет.

Тай устало улыбнулся командиру:

– Не сомневаюсь.

– Это щедрый подарок.

– Он выражает мою благодарность.

Тай ждал, не двигаясь. Есть пределы тому, как далеко можно пойти, чтобы удовлетворить гордость молодого человека.

А у него за спиной, за открытой дверью хижины, лежал мертвый друг.

После долгого мгновения Гнам тронул коня с места и протянул руку. Тай повернулся, нагнулся, снял наплечные ножны с тела мертвой женщины и вложил в них два клинка. Ее кровь была на одних ножнах. Он подал мечи тагуру. Снова нагнулся, поднял две стрелы и тоже отдал их молодому человеку.