— Гезира! Не до смерти!

Голос Моревиля потонул в общем крике, когда Гезира приблизился к пленнику и взмахнул мечом. Бледные глаза-плошки застыли в орбитах, а потом медленно закрылись полупрозрачными сморщенными веками. По всему телу существа выступил пот — едкий запах был таким сильным, что Евтихий почувствовал его, хотя стоял в стороне.

Гезира стремительно рассек кожу на груди существа — слева направо, справа налево. Сквозь слой синеватой глины проступил темно-красный косой крест. Кровь быстро собиралась в крупные тяжелые капли и начала сползать, размывая четкие очертания креста. Существо корчилось и кричало от боли. Веревки, привязывающие запястья к столбам, натянулись.

Гезира еще раз хлестнул пленника мечом, на сей раз плашмя по голове. Существо обвисло, запрокинув голову назад и изогнувшись в путах. Гезира протянул руку, не глядя, и ему вложили в пальцы длинный кнут. На плечи, грудь, бока пленника обрушились удары, но тварь больше не шевелилась и не издавала ни звука. Наконец Гезира отбросил кнут и отошел, ухмыляясь.

Евтихий разрезал веревки. Существо рухнуло на землю — комок окровавленной плоти, по-прежнему отвратительной и грязной, но теперь еще и не подающей никаких признаков жизни.

Каждый желающий мог подойти к твари, посмотреть на нее, ткнуть в нее палкой или сапогом. Геврон убежала — кажется, ее тошнило. Евтихий слышал, как Моревиль ругается с Гезирой.

— Ну, теперь ты доволен? — орал Моревиль. — Что ты наделал?

— Что должен был, то и наделал, — лениво отозвался Гезира.

— Ты не мог знать заранее!

— Я проверил.

— Это нельзя проверить! — Вне себя от злости Моревиль топал ногами. — Это не так делается! Не так!

Он оттолкнул Гезиру и подбежал к Евтихию. Мгновение Моревиль пыхтел, с негодованием глядя на Евтихия, потом вздохнул, так тяжело, словно вся усталость мира скопилась на его плечах.

— Ты тоже здесь. Ну конечно.

Евтихий поднял голову.

— Почему бы и нет? Его ведь хотели разорвать, растоптать… Если оно заслуживает казни, пусть все будет по правилам.

— И ты помешал порвать его в клочья, да? — Губы Моревиля дрожали. — Вместо этого его забили кнутом. Достойная альтернатива.

— Очевидно, здесь так принято, — сказал Евтихий. — Кто я такой, чтобы нарушать законы?

— Много ты знаешь о том, что тут принято и каковы здешние законы… Отойдите! Прочь, ослы! — рявкнул Моревиль, отпихивая любопытных, которым не терпелось поглядеть на мертвую тварь. — Вон отсюда!

Гезира засмеялся и пошел прочь.

Моревиль нагнулся над тварью, взял ее голову себе на колени, принялся стирать лоскутом грязь и пот с холодной кожи. Евтихий молча наблюдал за ним.

— Ну давай же, — бормотал Моревиль, — покажи мне, кто ты такой. Кто ты? Ты ведь не умер?

Он похлопал существо по щекам. Его голова болталась между крепкими ладонями Моревиля.

— Покажись! — повторял Моревиль. Он снова и снова тормошил пленника, затем прикрикнул на Евтихия: — Принеси воды! Что стоишь? Тащи!

Евтихий, ни словом не возразив, подчинился. Он подобрал ковшик, из которого окатил пленника, и снова наполнил водой, зачерпнув из ближайшей лужи. Моревиль отобрал ковшик, поднес питье к губам пленника, влил несколько капель ему в рот.

Неожиданно пленник громко закричал, изгибаясь дугой в руках Моревиля, и началось странное превращение.

Евтихию казалось, что пелена спадает с его глаз.

Мгновение назад перед ним корчилась отвратительная тварь, изломанная, избитая, с рассеченной кожей. И вдруг это же самое создание оказалось парнишкой лет шестнадцати, не старше.

Худое и большеглазое лицо, длинный нос и расквашенные губы, ничего общего не имеющие с тем хоботком, который виделся Евтихию до сих пор.

Мальчик действительно был голый и грязный, но признаки пола имелись в наличии, — их отсутствие было такой же иллюзией, как и все прочее.

— Что же это такое? — пробормотал Евтихий. — Что здесь творится?

Моревиль поднял к нему лицо.

— Теперь ты понял?

— Нет, — признался Евтихий. — Я ничего не понял. Кто он на самом деле такой?

— Сейчас выясним. Я знал, что его уродство — просто иллюзия. Такое здесь случается, — Моревиль низко наклонился над пленником. — Эй, очнись. Все кончилось, приходи в себя. Ну же!

Он встряхивал его и хлопал по щекам, пытался поить, брызгал водой ему в глаза. В конце концов парнишка тяжело вздохнул и заплакал.

— Ага, — сказал Моревиль удовлетворенно. — Ну вот, теперь можно и разговаривать. Давай-ка, Евтихий, тащи его в мою палатку.

Евтихий взвалил пленника на плечо и зашагал вслед за Моревилем. Гезира куда-то исчез, и большая часть толпы разошлась. Никому не было дела до существа, забитого возле столбов. И никто, кажется, не видел, что с этим существом происходило дальше.

В палатке было сыро и душно. Горела лампа. Женщина, которой хвастался Моревиль, куда-то подевалась. Моревиля это, впрочем, ничуть не занимало. Он кивнул Евтихию на расстеленное на досках одеяло:

— Клади его сюда.

— Это твоя постель?

— Моей подружки. Стану я свою постель пачкать!

Евтихий счел довод весьма здравым и уложил паренька на одеяла.

— Знаешь, как делать перевязки? — спросил Моревиль. — Обычно этим женщины занимаются, но они, безрукие коровы, на самом деле вообще ничего не умеют.

— Здесь не те женщины, — сказал Евтихий. — Здесь первые попавшиеся. Они не очень-то годятся для войны.

— А кто годится? — возразил Моревиль. — Нет на свете таких людей, чтобы годились для подобной жизни, не нарождаются. Тут все случайные. Воинов, таких, чтобы настоящие, — раз, два и обчелся. Гезира, например. Или ты. Или зеленоволосый…

Разговаривая, Моревиль не переставал возиться у себя в палатке. Вытащил откуда-то женское платье, быстро разорвал его на тряпки, кивнул Евтихию, чтобы налил теплой воды в кувшин.

— Я подержу, а ты перевяжи.

— Что с ним случилось? — спросил Евтихий, обматывая порезы на груди пленника тугой полосой. Особой надобности в повязке, как казалось Евтихию, не было, но коль скоро Моревиль приказал — спорить не хотелось.

— А, вот это-то самое странное… — сказал Моревиль. — И никогда ты к этому не привыкнешь. Вот все мы, которые сюда попали, — мы ведь не те, кем кажемся. Я был торговцем. Да? А похож я на торговца? Нет! Знаю, что не похож. Геврон тоже не себя не похожа, и ты наверняка другой, не тот, кем был наверху. Видел у Гезиры синие пряди в волосах? Ну так я готов на что угодно спорить, даже на мою палатку, что там, наверху, у него волосы нормального цвета. А здесь — такая вот штука.

— Но все же Гезира остался собой, — заметил Евтихий. — И ты, и я. Может, мы на себя и не похожи, но мы выглядим как люди.

— Это как кому везет, — понизив голос, проговорил Моревиль. — Соображаешь?

— Не вполне.

— Есть такие, кому совсем не повезло. Вообще никакого сходства с собой. Вот он, например. Ты же его видел — ну, до того, как его почти убили?

— Видел.

— И что это было?

— Какая-то… тварь, — вырвалось у Евтихия.

Он сразу же пожалел об этом слове, потому что поймал на себе взгляд парнишки. Тот явно пришел в себя и внимательно слушал разговор.

— Точно, тварь! — подхватил Моревиль, которого мало беспокоили чувства раненого. — Гнусная, отвратительная тварь! Ты видел, у него не было… даже этого самого… то есть ничего! Вообще без всего. Да? Не понять, мужчина или женщина. Да?

— Да, — нехотя подтвердил Евтихий. — Но почему он был такой? И голый?

— Ну, почему голый — объяснить нетрудно, с него ребята одежду всю сорвали, когда били, — сказал Моревиль. — А вот все остальное… И почему, спрашивается? Никто не знает. Я уже с такими вещами сталкивался. По опыту могу сказать: их нужно сильно ранить, почти убить, тогда проступит другая сущность. А пока оно, с позволения сказать, функционирует в нетронутом виде, на него и глядеть-то омерзительно. Им надо кровь пускать. А до смерти убивать не обязательно. Гезира руку не удержал. Гезира вообще плохо собой владеет, гордый слишком.