Но, разумеется, Деянира ни жестом, ни гримаской не показала, что ее это как-то беспокоит. Она криво пожала плечами и убрала кинжальчик.

— Учти, я тут уже вспорола один бок, — добавила она напоследок.

— Насчет меня можешь не беспокоиться, — тихо сказал тот парень, улыбаясь.

Его звали Евтихий. Он действительно был солдатом и действительно побывал в плену. Рассказывал он плохо — как, впрочем, и все в Истинном Мире. Деянира только задавала вопросы, но о себе предпочитала помалкивать. Их разговоры часто иссякали, и тогда они безмолвно сидели в комнате наверху. Деянира работала, а Евтихий, затаив дыхание, следил за ней.

Тишина в комнате сгущалась, становилась осязаемой. Руки Деяниры порхали над гобеленом, оживляя картину. Девушка с ума сходила от того, какими прекрасными виделись ей ее собственные руки, и она знала, отчего это: она смотрела на них глазами Евтихия. Может быть, он и плохо видел, но ее руки различал отлично. Тонкие и бледные, с сильными пальцами.

Краем глаза она наблюдала за ним. Прядка волос, как шрам, рассекает бровь. О чем он думает? О ней? О гобелене? О своем прошлом? Что такого было там, в его прошлом, если он сделался таким молчаливым и смиренным? Она еще не встречала здесь таких мужчин.

— Сколько тебе лет, Евтихий? — спросила Деянира.

— Я не считал.

— Приблизительно, — настаивала она.

— Лет двадцать пять… двадцать семь… не знаю.

— Ты, наверное, деревенский, — высказала она догадку.

Он вскинулся:

— Почему вы так решили?

— Потому что только деревенские не считают своего возраста.

— Да, — сказал Евтихий. — Вы угадали. Я родился в деревне.

И опять замолчал.

— Расскажи о своей деревне, Евтихий.

— Это не будет мешать вашей работе?

— Если бы ты умел читать и если бы здесь были книги, я бы попросила тебя почитать вслух, — заверила Деянира. — Но увы, это невозможное счастье. Поэтому просто рассказывай. Что там было? Река?

— Река, — медленно проговорил он. — И коровы. Но больше всего — коз. И колодцы. Два колодца.

— А женщины?

— Мужчины, женщины, — сказал Евтихий. — Некоторые уходили в замки, где требовались солдаты. Есть такие люди, которым скучна работа в деревне. Но есть и другие. Им нравится быть крестьянами. В это мало кто верит, но такое бывает.

— Но не ты, — заметила Деянира.

Он вздрогнул.

— Почему вы так решили?

— Но ты же стал солдатом?

— Сначала я был пленником. Очень долго. Слишком долго.

Он помолчал и в конце концов признался:

— Скучный получится рассказ. Это помешает вам работать.

— Не помешает. Рассказывай.

— Тролли сожгли нашу деревню и убили всех, кто им попался, — сказал Евтихий. — Такое случается время от времени. Не каждый день. Только время от времени.

— Мужчины и женщины, — сказала Деянира. — Колодцы, река, козы.

— Да, — подтвердил Евтихий. — Ничего этого не стало. Кто остался жив — тех захватили и увели.

— Но ты бежал.

— Мне повезло, — криво улыбнулся Евтихий.

— Должно быть, крепко тебе повезло, если ты не хочешь говорить об этом, — заметила Деянира.

— Да, — сказал Евтихий. — Повезло так повезло.

Он оставался для нее загадкой. Что-то странное случилось с ним в плену. Некоторые люди любят рассказывать об опасностях, о пережитых испытаниях, а из этого парня слова не вытянешь. Наверное, он до сих пор не вполне понимает, что с ним творится.

— Когда я вернулся, — после долгой паузы заговорил Евтихий (Деянира даже вздрогнула — она не ожидала продолжения), — я прибился к пограничному замку. Там всегда не хватало людей, и Геранн взял меня в отряд.

— Геранн? — удивилась и обрадовалась Деянира.

— Да.

— Я его знаю… То есть, я хочу сказать, что встречала этого господина.

— Я был у него в отряде, — повторил Евтихий.

— Он замечательный! — объявила Деянира с несколько наигранным энтузиазмом.

Евтихий пожал плечами.

— Он никогда не мог побороть своего отвращения ко мне. Впрочем, никто не мог. От меня разило троллями. Только Броэрек… — Он вздохнул. — Броэрек — брат Геранна, бастард. Он один спокойно переносил мое присутствие.

— Его я тоже знаю, — пробормотала Деянира.

Евтихий перебрался поближе к девушке, устроился на полу у самых ее ног, как пес.

Заглянул ей в лицо снизу вверх.

— Как близко вы его знали?

— Броэрека? — Деянира на миг остановила работу, задумалась. — Кто посмеет утверждать, будто знает какого-то человека или не знает его? Он помог мне. И вовсе не потому, что я ему нравилась… Я ему вообще никогда не нравилась. И не потому, что я кое-что о нем узнала… Он не из тех, кого можно запугать.

— Да, — проговорил Евтихий. — Конечно. Он благороден и отважен.

— И выполняет обещания, — прибавила Деянира. — Он по-настоящему благороден.

— И никогда не лжет.

— С ним спокойно.

— Он живет не для себя, для других.

— Да.

— Да.

Они замолчали.

Деянира опустила руку и незаметно коснулась волос Евтихия, а он чуть повернул голову и прижался щекой к ее ладони.

— Господин Броэрек пропал во время последней битвы с троллями, — сказал Евтихий. — Я приехал в город потому, что разыскиваю его.

— Я помогу тебе, — обещала Деянира. — Господин Броэрек был очень добр ко мне. Он дал мне мою новую жизнь, он дал мне… ну, в общем-то, все, что я сейчас имею. Да, я помогу тебе найти его.

Но ни Евтихий, ни Деянира не двинулись с места. Они все говорили и говорили о Броэреке, то он, то она, все вспоминали разные случаи, подтверждающие тот факт, что господин Броэрек — замечательный, выдающийся воин, и храбрец, и заботливый командир, которому они оба очень обязаны. И чем больше разных историй они вспоминали, тем крепче привязывались друг к другу, словно господин Броэрек был веревкой (а потом уже и канатом, и стальной цепью), а вовсе не человеком, которому необходима помощь.

— Тролли вернулись, — сказал Евтихий и прихватил губами кончик указательного пальца Деяниры. Она молча закрыла глаза. — Тролли вернулись и едва не уничтожили большой замок защитницы Гонэл. Они убили защитницу и залили рощу кровью.

Он выпустил ее пальчик, и к Деянир е вернулось дыхание.

— Чьей кровью? — пробормотала она.

— Кровь была повсюду, — сказал Евтихий. — Она выступала даже из коры деревьев. Мир плакал кровавыми слезами.

— Откуда ты знаешь, что Броэрек исчез?

— Там, в роще, очень многие умерли, — сказал Евтихий. — Но я могу отличить погибшего от пропавшего. Он не мертв. Сперва я думал, что он в плену, но это… не так. Там не брали пленных.

Деянира закопалась пальцами в его волосы. Жесткие и немного сальные на ощупь. Забавно, что у нее это не вызвало отвращения. Раньше она всегда брезгливо морщилась, если видела парня с немытой головой, но с этим Евтихием вообще все обстояло немного по-другому.

— Сколько еще секретов ты хранишь? — спросила Деянира.

Он шевельнулся под ее рукой.

— Никаких секретов, — заверил он. — Я разыскивал Броэрека. Но это подождет.

Она взглянула в окно.

— Ну вот, теперь свет действительно поменялся, и я больше не могу работать! — заявила девушка. — Пойдем, прогуляемся по городу. Покажу тебе достопримечательности. По правде говоря, здесь их мало, но ты ведь и этого не видел. Пара-тройка красивых домов, колодцы со статуями — не чета вашим, деревенским, такие изящные, а вода в них, бьюсь об заклад, не хуже…

Евтихий серьезно посмотрел на Деяниру.

— Для меня никто этого не делал, — признался он.

— Чего? — удивилась Деянира.

— Никто не показывал мне красивые дома.

— Здесь это не принято, — утешила она. — Люди не умеют наслаждаться красотой. Создавать — сколько угодно, а получать удовольствие — нет. Отдельный вид мазохизма.

Они вышли на улицу, и Деянира принялась болтать. Она рассказывала о домах и их обитателях, на ходу придумывала легенды, связанные с появлением той или иной фигуры на фасаде, изобретала чужие семейные предания: в ход пошли «Ромео и Джульетта» и «Преступление и наказание», причем все убиенные персонажи автоматически превращались в изложении Деяниры в призраков.