Дома его с порога атаковал управляющий. Ему не терпелось отчитаться по работе, но Николаю хотелось есть, и он не оценил его рвения.

– Как хочешь, – накинул на себя маску равнодушия Кузьма Сергеевич, – я думал, ты сам меня спросишь о подготовке к молодежному съезду.

– Ну ладно, говори, – взялся за ложку Николай.

– Все проделано лучшим образом. Вот смета затрат на подготовку и на проведение самого мероприятия. Напитки, артисты и все прочее. – Мажордом положил перед парнем листок с отчетом.

– Угу, – мельком взглянул на записку Николай, – потянуло на небольшой газпромовский корпоративчик.

Кузьма Сергеевич по тону Николая понял, что тот остался доволен.

– Ники, – вкрадчиво перешел он к более важному для себя разговору и сделал жест прислуге, чтобы она вышла из столовой.

Он всегда переходил с полного имени хозяина на уменьшительно-ласкательное «Ник», если чего-то собирался просить для себя. Так Николая всегда звал его отец, когда был в хорошем расположении духа. Николай знал эту манеру управляющего, раздражался внутри, но виду не подавал.

– Я еще про выборы мэра хотел с тобой поговорить, – осторожно начал Кузьма Сергеевич.

– Опять ты эту волынку затянул, – недовольно поморщился Николай. – Ну какой из тебя мэр?

– Какой? – обиженно переспросил мужчина.

– Никакой, – рассмеялся ему в лицо Николай, продолжая трапезу.

Этот смех разозлил управляющего, он подошел к хозяину, вырвал у него из рук ложку.

– Неужели я не доказал тебе свою преданность? – Он в сердцах крутанул ложку, которая, словно рулетка, завертелась на гладком обеденном столе.

Николай откинулся на стуле, с любопытством вглядываясь в обычно спокойного управляющего.

– Пойми, в твоих интересах, чтобы меня избрали на место твоего отца, – напористо продолжал Кузьма. – Я поддержу все твои проекты, даже город свободной молодежи при мне реальность. А представь, что новый мэр начнет закручивать гайки, возьмет в свои руки полицию и суд…

– Власть в городе имеет тот, кто за нее платит, а значит, это я, – возразил Николай, который все же нашел смысл в словах управляющего.

– Я всю жизнь был рядом с тобой, – видя его сомнения, продолжал обработку мужчина, – ты же знаешь, что я любил твою мать еще со школьной скамьи.

Николай усмехнулся, услышав последние слова. Он вспомнил тот теплый майский день двухгодичной давности, когда он приехал домой раньше обычного. У них заболела учительница истории, и парень радовался возможности потратить свободное время на компьютерные игры. В доме не было видно прислуги, и он побежал к себе на второй этаж. Неожиданно Николай услышал стон, доносившийся из его игровой комнаты. Он открыл дверь – и замер от неожиданности и шока, увидев свою мать переодетой в школьную форму, с повязанным пионерским галстуком. На голове у нее были заплетены косички с большими белыми бантами. Из-под ее юбки высунулась голова их управляющего. Он был совершенно голым, но с повязанным на шее красным пионерским галстуком. Не помня себя, сын убежал к себе в комнату и закрылся на ключ, решив дождаться отца и все ему рассказать. Однако его вскоре стала мучить сильнейшая головная боль, и он вынужден был открыть стучащей к нему матери. Помощь пришла в виде укола, после которого он впал в блаженное состояние и проспал до утра. Так он впервые познакомился с психотропным веществом, которое потом стало чередоваться с наркотической травкой и другими «легкими» наркотиками, которыми стал его снабжать Кузьма Сергеевич Обносов. Николаю понравилось «ловить кайф», и отец так и не узнал, что творилось у него за спиной.

– Мне просто не повезло, – раскалившись от волнения, продолжал обрабатывать его Обносов, – ведь я мог стать твоим отцом, если бы Лидка выбрала меня, а не Ваньку.

– Почему не повезло? – прищурился Ник. – Вот если бы ты был моим отцом, тогда бы тебе и не повезло. А так ты, вон, хочешь вместо него стать мэром города…

Кузьма замолчал, ожидая решения.

– Хорошо, быть тебе мэром, – согласился Николай, – с завтрашнего дня вступай в предвыборную гонку. Денег, сколько нужно, получишь. А что с твоим бизнесом?

– Торговлю кайфом и работу с недвижимостью переложу на партнеров, – пожал плечами Кузьма.

За окнами раздался звук мотора. Кузьма выглянул в окно и доложил, что приехал начальник городского отдела полиции полковник Нефедов. Николай решил принять полицейского в кабинете своего отца. Вспомнив, как за рабочим столом восседал Малахитов-старший, он принял его позу.

– Николай, это какой-то беспредел. Твой отряд молодежной самообороны похож на банду малолеток, которая творит черт знает что, – с порога начал полковник.

– Михалыч, какая банда, сбавь обороты, – остановил его Ник. – Разве мои пацаны кого ограбили или убили?

– Твои детдомовские бойцы, зная, что ты их прикрываешь, начинают бесчинствовать, – не сдавался Нефедов. – Они уже не только с домашним насилием борются, а зачастую избивают ни в чем не повинных людей, которые просто делают им замечания за антиобщественное поведение.

Николай вздернул бровь, нарочито высказывая свое удивление.

– Только вчера один из твоих по кличке Рогатый залез на городской памятник и под смех своих товарищей начал мочиться вниз, – стал приводить свежий пример полковник полиции. – Подошедшие двое мужчин и пожилая женщина сделали ему замечание, за что были избиты бейсбольными битами и теперь находятся в городской больнице.

– Но эти взрослые также чьи-то родители, которые издеваются над своими детьми. Вот им и воздалось, – цинично отреагировал Николай. – Поэтому ребят нужно освободить, а с потерпевшими дела уладят мои адвокаты.

– Это невозможно! – отказался начальник.

Николай открыл ящик стола и протянул Нефедову пухлый конверт с деньгами.

– Ведь надо мной тоже есть начальство, прокуратура в конце концов, – привычно взяв деньги, продолжил канючить начальник, – меня за такую работу могут и снять.

– Я знаю. Думаете, они мне стоят дешево? – усмехнулся Николай. – Если вас и снимут с должности, то только по моей просьбе.

По работающему в кабинете телевизору стали передавать городские новости. Николай поднял палец, прерывая разговор. Вслушиваясь в репортаж с места преступления, где несовершеннолетний убил своих родных, Ник сделал громче.

– Ай да молодец Данила, чертов геймер, что учудил, – восторженно воскликнул Николай и набрал телефон адвоката, отправляя его срочно на защиту подростка и требуя его немедленного освобождения.

– Это вам уж точно не удастся, – вставил по окончании разговора свое слово Нефедов. – Два трупа – это не шутка, этим прокуратура заниматься будет.

– Да, это мне дорого обойдется, – кивнул Николай, – но думаю, что Данила этого стоит. Он для нашего движения будет как знамя. А разве знамя бросают?

Начальник хотел уходить, но в дверях его остановил оклик Николая.

– Вы помните про съезд молодежи? – напомнил хозяин города. – До меня дошли слухи, что вы своего сына на него не хотите пускать?

– Кто такую напраслину возводит? – стал разуверять его полковник полиции. – Сын у меня живет без притеснений. Если сам захочет, то пойдет.

– И это правильно, – поддержал его подросток. – А то будет очень скверно, если его жалоба попадет в наш ящик против домашнего насилия.

– Сучонок! – выйдя за дверь, выругался, не в силах сдерживать свое раздражение, страж порядка.

Николай проводил его взглядом из окна. Он не верил, что тот не поднимает на сына руку. Он вообще не верил никому из взрослых. Николай вспомнил, как его впервые избил отец. Он поймал его за курением марихуаны в собачьем вольере. По своеобразному сладковатому запаху отец все понял – и впервые поднял на него руку. После этого он каждый день устраивал обыски в комнате и личных вещах сына. Жизнь Николая превратилась в кошмар…

Совместными дружными усилиями в церковном флигеле наконец-то был наведен порядок. Пока матушка готовила обед, отец Арсений обустроил правый угол в горнице, навесив привезенные с собой иконы, и зажег лампадку. Настя играла с неизвестно откуда взявшейся кошкой, которая появилась за миг до того, как им открыть дверь в свой новый дом. Пришлось запускать ее первой. Только Георгий все никак не мог отойти, находясь под впечатлением от встречи с Анжелой. Он провел четыре года в кадетском корпусе, поэтому был лишен возможности общаться со своими сверстницами. Теперь подросток очень переживал из-за того, что не имеет никакого опыта и не сможет заинтересовать собой такую красавицу, как Анжела. Перед обедом отец стал читать молитву, но Георгий поймал себя на том, что молится не о посланном Господом хлебе, а испрашивает у Бога помощи в своих любовных делах. Ему стало стыдно, словно он соврал своим близким. Парень покраснел. Мать тут же заметила его румянец.