– Ты можешь хотя бы со мной человеческим языком изъясняться? – с неудовольствием перебил Кулешов. – Я ведь тебе не Юра Жадобин… С ним будешь по фене ботать…

– Извините. – На лице Кожевникова появилось виноватое выражение. – Забылся… Да, так по Гольцевой, значит. В прокуратуре – почти все наши люди, и с ними никогда никаких проблем не возникало. Вот они и заметили некоторые странности… м-м-м… технического свойства. Решили пробить, один следак мне позвонил. Я – к нему, проверил спецаппаратурой; оказалось, и его кабинет, и соседние нашпигованы подслушивающими и подсматривающими устройствами. Просчитали – кроме этой Гольцевой, поставить это оборудование и некому. Решили аккуратненько отследить – оказалось, она. А сука эта, видимо, профессионалкой была: сразу слежку почуяла… Сняла со своего компьютера жесткий диск и решила с ним удрать. А чтобы все, типа, по закону было, по мобиле позвонила в дежурную часть: мол, если что, мой вызов на пульте по-любому будет зафиксирован. Ну, отказывать бабе из краевой прокуратуры как-то неудобно, вот они и свистнули ближайшему патрульному экипажу ППС, который поближе к ней был – мол, разберитесь. Дебилы из ППС подъехали, поговорили и отстали. А я ее по-прежнему вел. Но когда она меня расколола, смысла шифроваться не было, потому и вел ее демонстративно. Связался через наших с теми самыми пэпээсниками, им было сказано, что это опасная преступница. Бикса эта… то есть, извините, Полина Гольцева, попыталась бежать. Я встал у входа в кафе, чтобы не удрала, пэпээсников отправил к черному входу. Остальное вы, Анатолий Нилович, и сами знаете…

– Диск с информацией нашли? – сумрачно осведомился начальник краевой милиции.

– Нет.

– Куда же она его дела?

– Тут два варианта: или по дороге выбросила, или где-нибудь в кафе спрятала. Она когда с черного входа выбегала, сумочку на ходу застегивала, пэпээсники подтвердили. Значит, спрятала диск где-нибудь в кафе. Сейчас по этому делу плотно работают.

– А трахать ее зачем понадобилось? А, товарищ майор милиции?

Кожевников состроил виноватое выражение лица.

– А по-другому, товарищ генерал, никак было нельзя. Бабы – они ведь такие: больше всего боятся быть изнасилованными. Помню, когда я еще в «розыске» работал, только этим и ломали телок, которые в несознанку уходили. Мол, или подписывай, или сейчас тебя через весь наш отдел пропустим… Я ведь и этой Гольцевой по-хорошему предложил: колись, кто тебе всю информацию на нас заказал, и отдавай диск – тогда отпустим. Или будем трахать до полусмерти, пока не отдашь. Так ее этот дурак-прапорщик отымел, а она, дура, сразу в окно сиганула. С четвертого этажа на торчащую арматуру…

Генерал Кулешов с задумчивым видом молчал, переваривая услышанное. Информация о компьютерном жестком диске, куда сливалось абсолютно все, что фиксировали подслушивающие и подсматривающие устройства, сильно беспокоила его. Пока никто не мог сказать – где начало этой странной истории, кто заказал сбор компромата на силовиков края и во что все это может вылиться. Да и сотрудник краевой прокуратуры, пусть даже вольнонаемный, – это не какая-нибудь торговка с колхозного рынка. В любом случае положено провести служебное расследование…

– Ладно. – Анатолий Нилович с трудом подавил глубокий вздох. – Что ты обо всем этом думаешь?

– О чем?

– Ну… обо всех этих прослушках.

– Даже и не знаю, что сказать, товарищ генерал, – заметно помрачнел Кожевников. – Хотя есть у меня тут одно соображение…

– Излагай.

С видом заговорщика майор проговорил:

– Я как-то слышал, что в Москве вроде бы какая-то тайная организация появилась. Ну, типа как по борьбе с правоохранительными органами. Или с «оборотнями в погонах», как теперь принято выражаться. Принципы якобы у них какие-то: офицерское достоинство, честь флага и тому подобное. Это, конечно, нигде не афишируется, но в Москве и в Питере сейчас многие серьезные люди в большом напряжении.

Кулешов раздраженно отмахнулся:

– Да какая еще, на хрен, тайная организация? Ты что – недопил или переработал? В наше время людей интересуют только три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. А остальное – красивые фразы для торжественных речей с высоких трибун, в которые уже давно никто не верит.

Неожиданно в кожаной папке Кожевникова зазвонил телефон: зуммер наигрывал «Владимирский централ». Едва взглянув на дисплей, майор шепотом промолвил:

– Юра Жадобин… Можно ответить?

– Отвечай, – разрешил генерал.

Разговор вышел кратким: Кожевников отвечал исключительно односложными фразами – «да», «нет», «буду», «перетрем».

– Спасибо за приглашение, обязательно буду. Дома, за городом? Принято. Я на связи, – попрощался майор и, обращаясь к Кулешову, добавил: – Вам, Анатолий Нилович, от Юры привет… На день рождения к себе приглашает.

– Много работы, не смогу… Мы уже с ним об этом говорили. Потом с Юрой отдельно встретимся и отметим, – вздохнул Кулешов, и майору стало понятно, что генерал просто не хочет светиться в компании Жадобина. – Ладно, Володя. Теперь слушай вводную. Первое: диск этот, который Гольцева спрятала, необходимо срочно найти. Там ведь тако-о-е может быть… Ну, сам понимаешь. Всем нам не поздоровится. Пусть твои орлы прощупают тех людишек, которые в кафе были. Официантов, бармена, кухарок, поварих… Второе. Убийство сотрудницы краевой прокуратуры, пусть даже и вольнонаемной, должно быть раскрыто в самое ближайшее время. Дело-то резонансное, у руководства могут возникнуть неприятные вопросы.

– Банда? – осторожно прикинул Кожевников и тут же пояснил: – Организованная преступная группировка третировала честную и принципиальную сотрудницу прокуратуры Полину Гольцеву, требовала сливать конфиденциальную служебную информацию, та не согласилась, вот ее в отместку и порешили?

– Окстись! – окрысился генерал. – Какая еще в нашем крае банда? Мы ведь о ее закрытии еще два месяца назад отчитались. А кое-кто даже награды за ее ликвидацию получил… Ты что, Вова, сам не знаешь, как такие дела закрывают? По глазам вижу, что знаешь. Вот и займись. Третье. Надо обязательно пробить все связи погибшей: ну, распечатку звонков с ее мобильного за последние месяцы, подруги, мужчины, связи, социальные сети… родственники, одноклассники и так далее. Заодно и того московского фраера. По полной программе, но очень аккуратно – слышишь? По полной! Вполне возможно, что этот компромат ей заказал кто-нибудь из недругов Юры Жадобина. Ну, такие же бандиты, как и он сам. Так что работай…

– Слушаюсь, – серьезно проговорил Кожевников и поднялся. – Я могу идти?

– Иди, иди… – Анатолий Нилович потянулся к мобильнику.

Он набрал номер лишь после того, как за подчиненным закрылась дверь.

– Алло, Петушок? Чем занимаешься?

Пятнадцатилетний Петя Кулешов, генеральский сын, всю свою недолгую жизнь отзывался на странное и двусмысленное прозвище. Петушок уже не писается. Петушок обозвал бабушку старой сукой. Петушок крадет из карманов одноклассников мелочь. Петушку нашли репетитора. Петушка надо отправить на учебу в Англию.

Выслушав отчет сына о полученных в школе отметках и пропущенных уроках, Кулешов по-отечески пожурил его и даже в шутку пообещал отстегать ремнем по филейным частям. Положил трубку, откинулся на высокую спинку кресла. Долго и печально смотрел на российский триколор, стоящий в углу кабинета. И с неожиданной ненавистью процедил, явно передразнивая Кожевникова:

– Честь фла-а-ага… Офицерское досто-о-оинство… Какая еще, на хрен, тайная организация может быть в наше время?..

Дело об убийстве сотрудницы краевой прокуратуры Полины Евгеньевны Гольцевой было раскрыто за несколько дней. И убийство, и предшествующее ему изнасилование было повешено на пожилого зачуханного бомжа, ранее неоднократно судимого. Бомж этот обитал в заброшенном строительном вагончике неподалеку от стройки, в момент убийства его видели неподалеку, и это решило дело. Впрочем, сам бомж особо и не отрицал свою вину и почти сразу стал давать признательные показания: перспектива пожить десять лет в теплом помещении с гарантированной пайкой, казенными одеждой-обувью по сезону и в обществе друзей по несчастью показалась ему куда лучше голодного прозябания.