На Чартаруме, которая грозила бедой. Этот запах тоже присутствовал в воздухе.

— Давай-ка глядеть в оба, — сказала она Вафелю и медленно повернулась вокруг себя, озирая окрестности.

Но прежде чем рассмотреть повнимательнее этот неприветливый, лиловато-вечерний мир, она услышала наконец его звуки. Он был вполне обитаем, и ее слух, обостренный тихими, но четкими клевками метронома, уловил шуршание и цвирканье в остывающей траве, а потом трассирующий стрекот не то жука, не то саранчи, и гулкий глупый удар в броню корабля. Долина жила нормальным предзакатным копошением насекомых, для которых и звездолет, и человек были одинаково велики, чтобы их заметить. Распуганные же птицы, а быть может, и звери прятались где-то в укрытых зеленью террасах, превращавших долину в двусторонний амфитеатр. Впереди, как два крыла черного лебедя, взметнулись скалы Фермопил (вот так сами собой возникают и узакониваются названия), и скальная свалка между ними казалась сейчас нераздельным антрацитовым массивом.

А прямо напротив, еще не тронутые чернотой, но уже оттененные сиреневым и карминным, уходили ввысь ступенчатые горы, поначалу чем-то поросшие, потом удручающе голые, а дальше и до самого горизонта — а если не видеть этого сверху, то можно предположить, что и до самого края света — снежно-белые. Облака вихрились в вышине, нацеливаясь пасть на притягательную сахаристость ледников, как только скроется солнце; но пока между ними и незатупленными остриями горных вершин было видно смягченное пепельностью розоватое небо.

Дали небесные, и зачем же занесло сюда таких громоздких и неуклюжих, как мы! Таких совершенных, неуязвимых, бронированно-скафандровых — в этот мир, который и дик, и чуден.

— Связь, — предупредил Вафель, хотя никто его об этом не просил, и помешал мысли о том, что этот мир был бы почти идеален, если бы поблизости было море.

И тотчас же из клипса донесся голос Сусанина:

— Ау, Варвара!

— Здесь! — поспешно откликнулась она и тут же рассердилась на себя, что голос прозвучал как-то испуганно.

Ну да, она вылезла из корабля, но ведь этого ей не запрещалось, и скоч с генератором рядом, и она даже не вышла за пределы тени, отбрасываемой «Дунканом». А в конце концов, если что и не так, то каким образом ее можно будет наказать — отправить обратно на Степаниду? Но Сусанин был слишком занят общими бедами, чтобы обратить внимание на оттенки ее интонаций.

— Значит, так: мы лезем под одеяло, то есть под всю эту зеленую толщу. Думаю, что увидим что-нибудь впечатляющее. Жалко только — темнеет. Мы тут рядом с интересующим нас баобабом обнаружили каменный куб двадцать на двадцать, смахнем с него пыль и зелень и сядем нормальненько, так что ты за нас не волнуйся. С него будем спускаться по силовому коридору, тоже абсолютная безопасность. Спустимся — доложим. Ты там еще не перетрусила, если честно?

— Не успела. Обедала.

— Варвара, не буди во мне зверя!

— Хорошо тому, в ком спит сухопутный зверь…

— Да, о воде: западнее нас, внизу и километрах в шести, либо очень широкая река, либо фьорд. Наша долина ниже твоей метров на сто пятьдесят, так вот что удивительно: с нашей стороны от самых утесов, Фермопил то есть, спускается настоящая катальная горка — так и тянет плюхнуться на задницу, как в детстве. И что удивительно — накатана до блеска.

— Там что, какой-нибудь выход?

— Явного ничего не просматривается, да и ущелье ведь завалено до полной непроходимости, но может — щель…

— А поверху?

— Вот уж исключено! Видали мы эти ужасы с вертолета. Ну, нам пора. Варвара хотела сказать что-нибудь традиционное, но не успела — из плошечки снова закапали тугие ртутные дробинки метрономного сигнала. Она тихо вернулась к трапу и медленно поднялась на три ступеньки. Справа от Фермопил солнце, совсем бледненькое и полиловевшее, как накануне ветреного дня, уже коснулось подбородком края ступенчатого амфитеатра. Слева высунулась и стала быстро набирать высоту первая луна, и девушка вспомнила, что на подлете к Чартаруме они насчитали шесть абсолютно безжизненных спутников, достаточно крупных, чтобы ярко светить в ночи.

— Что будем делать? — негромко проговорила Варвара, привыкшая общаться со своими роботами. — Возвращаться на «Дункан» скучно, гулять в полной темноте будет неуютно. Сходим-ка в гости! Трюфель!

— Слушаю.

— Поставь защитный коридор между кораблями. Напряжение поля минимальное, но если что — усилишь.

Трюфель, как это водится у скочей, о готовности выполнить приказ не доложил, но через десять секунд на потемневшей, почти черной траве пролегла объемная белесая прямая, словно протянулся ватный шнур; из него молочными фонтанчиками выплеснулась струящаяся масса, образовавшая очень зыбкую на вид стеночку, которая, поднявшись метра на два, плавно закруглилась вправо и, упав снова на траву, выстроила полупрозрачный тоннель, упирающийся в спущенный трап соседнего звездолета.

— Собственно, ты можешь остаться, там ведь мне ничего не угрожает, — сказала Варвара и двинулась по тоннелю.

Сзади послышалось характерное лязганье — скоч, строго выдерживая дистанцию в один метр, семенил следом.

— Раз уж увязался, то хоть фонарик зажги, — приказала ему Варвара.

В защитном коридоре было почти темно, только слабыми пятнышками просвечивали луна и солнышко. Сзади вспыхнул фонарь, и девушка пошла быстрее, ступая по собственной тени. В какой-то момент ей показалось, что вон там, за черным овалом выхода, начнется вечерняя улица Пресептории, по которой недалеко уже и до Майского Луга, а там и полоска прибрежного сада, и пляж, и лиловый яшмовый монолит под скалой… Она встряхнулась и почти бегом выскочила из тоннеля. Трап как трап. Люк как люк, тоже забран сетчатой защитой, и такая же послушная клавиша справа, чтобы набрать шифр входа, не меняющийся десятилетиями, — незачем. Он ведь от зверей. Она влезла в тамбурную, щелкнула тумблером люминаторов, и потолки на кораблике разом засветились. На полу центральной площадки по-лягушачьи расположились три киба. Они все видели, все слышали, а толку от них, как от любого подъемно-транспортного механизма. Перешагнув через одного из них, Варвара направилась прямо в рубку. Сейчас она уже могла признаться себе, что сюда ее погнало не простое любопытство, а смутная догадка. Сейчас проверим.

Она включила корабельный МИМ — малый интегральный мозг, и задала ему предельно простую задачку: воспроизвести звуковой сигнал, принятый от одного из членов экипажа и ретранслированный затем в виде пакета SOS. Щелкнуло, шваркнуло, прошуршало на бешеной скорости, и внезапно на полуслове зазвучал прерывистый, задыхающийся голос. Он был абсолютно незнаком и в то же время ужасно напоминал кого-то своей мягкой, словно искусственно заниженной хрипотцой. Варвара прослушала раз, ткнула кнопочку повтора и прогнала еще и еще. Задумалась. На пульте уже лежала едва заметная пленочка пыли и несколько трогательных ирисок. Незнакомый ей Иван Вуд, любитель сладкого и обладатель рокочущего баса, задал-таки задачку…

Она наклонилась над плошкой фона, согревая ее дыханием:

— Сусанин, Сусанин, вызывает Норега…

— Что? — выскочил короткий чмокающий звук. — Только собирался…

— Евгений, ты прослушал…

— Давай быстро, Варька, что у тебя?

— Я на корабле разведчиков. Вуда было очень плохо слышно. Поэтому киб, отправивший фонограмму, одно слово не разобрал и подставил самое близкое по звучанию из всех, ему известных. Я слушала неоднократно, и это слово — не «капибары».

— А что?

— Не разобрать. А догадываться я боюсь…

— Понятно. Пять минут назад я бы тебя попросту обругал за панику. Но сейчас… Мы только что нашли сапог.

— Кого?

— Не кого, а сапог. С правой ноги. Висит на дереве, на высоте три метра сорок сантиметров. И не заброшен, а подвешен, и затяжной шнур завязан на два узла. На заклепке второй номер.

Варвара невольно вскинула глаза на стену, где на привычном месте, справа от пульта, в алой рамочке висел список экипажа корабля. Пилоты и пассажиры в галактическом поиске как правило владели таким количеством профессий, что свободно заменяли друг друга. У Гюрга, впрочем, тоже имелся диплом пилота.