В конверте оказалась письменная инструкция, детально расписывающая, что предстоит совершить Андрею: пройти пешком по проселку, завернуть на кладбище, положить тот самый заботливо припасенный в перчаточном ящике букетик полевых цветов на могилу неизвестного солдата времен Великой Отечественной, а затем проследовать, опять же пешком, в прибрежный поселок, отыскать кафе «Ариадна» и зайти внутрь. Указывалось и точное время, когда это все следует сделать.

Приказы начальства следует не обдумывать, а выполнять. Все-таки Ларин был на службе, хоть и неофициальной, а потому подчинился. Закрыв машину, он зашагал по проселку в сгущающейся темноте.

Дождь уже не моросил. По небу плыли низкие тяжелые облака, которые ветер гнал с Ладоги. В редких разрывах вспыхивали звезды. Спортивная сумка болталась на боку. С одной стороны простиралось поле, с другой – лес с непроницаемо черными провалами между стволами старых елей.

Андрей чувствовал себя не очень уютно. В любой момент могла начаться «проверка». Ночной лес – пристанище опасностей. То ли пьяные браконьеры с ружьями, то ли полиция, то ли еще какая-нибудь дрянь. Фантазия у Дугина на этот счет была неистощимой, он редко повторялся.

Наконец лес остался позади. Впереди уже подмигивали Ларину огоньки поселка, носящего то же название, что и железнодорожная станция, – Никитина Грива. По правую руку начиналась ограда старого кладбища, сплошь поросшего вековыми деревьями. Согласно инструкции из конверта именно туда должен был войти Андрей с букетом полевых цветов.

«Подобное – ночная вылазка на кладбище – последний раз случилось со мной, кажется, в пионерском лагере, – усмехнулся Ларин. – Нет, я, конечно, не подозреваю Павла Игнатьевича в том, что он хочет проверить, не побоюсь ли я пробираться ночью среди могил, боюсь ли я мертвецов и призраков. Скорее всего, сейчас и начнется. Кладбище тоже может быть полигоном для тренировок. Догонять или убегать, в зависимости от обстоятельств, лавируя среди покосившихся крестов и ржавых пик могильных оград, – это тоже искусство, которому я, кстати говоря, никогда прежде не учился. Что ж, надо быть готовым и к этому», – примерно так рассуждал Андрей, минуя полуразрушенные кирпичные ворота старого кладбища.

Под ногами чавкали влагой опавшие листья, похрустывали камешки посыпанной гравием аллейки. Перспективу замыкал мрачный силуэт часовни. Временами Ларину казалось, что из-за памятников и ржавых крестов за ним кто-то наблюдает. То веточка треснет, то листва зашуршит. Но это вполне могли быть и звуки природы. Еще раз зашуршало.

Андрей остановился, замер. Из-за вековой липы на него блеснули два фосфоресцирующих глаза.

«Кот», – прищурившись, рассмотрел Ларин и продолжил путь к часовне.

Безымянная солдатская могила согласно инструкции находилась неподалеку от часовни. Осклизлые от недавнего дождя каменные ступеньки, массивная, сбитая из брусьев дверь, сложенный насухо из валунов фундамент, бревенчатые стены и островерхий шатер, увенчанный крестом.

Андрей стол под часовней, осматриваясь. За деревьями и невысокой каменной кладбищенской оградой он заметил поблескивающую в ночи крышу микроавтобуса. Просто отметил в памяти этот факт, а затем скользнул взглядом по прилегающим к часовне могилам.

«А вот и она», – Ларин сделал с десяток шагов и, нагнувшись, положил к оштукатуренному обелиску с пятиконечной звездочкой наверху букет полевых цветов.

И это нехитрое действие заставило Андрея задуматься. Уж не тонкий ли это намек, что и он, Ларин, один из бойцов, чье имя почти никому не известно, и что есть незримая связь между ним и неизвестным солдатом, лежащим в могиле, защищавшим свою страну с оружием в руках. Мысль была немного сентиментальной для решительного Андрея, но в чем-то и справедливой.

И тут Ларин краем глаза отметил, как невдалеке, метрах в двадцати от него, возникло и ширится какое-то мертвенное сияние. Он медленно обернулся и замер. Здесь, на старом кладбище, среди памятников и оград высился свежий могильный холмик с некрашеным, белевшим в ночи крестом и парой скромных венков. Именно над этим холмиком буквально из ниоткуда и материализовалось зеленоватым столбом свечение. Это было настолько неожиданно и отдавало такой махровой мистикой, что Андрей даже не мог пошевелиться. Ведь свету тут просто неоткуда было бы взяться: ни фонарей, ни прожекторов. Фосфоресцирующий столб неторопливо приобретал очертания человека.

Вскоре Ларин уже мог рассмотреть мужчину, стоявшего к нему спиной. Видение было немного размытым, переливалось. Но это точно был человек. И, как казалось Андрею, он уже видел его раньше. Призрак качнулся, словно под порывом ветра, и медленно поплыл над могилами. Ларин не верил своим глазам. Ничего подобного ему раньше видеть не приходилось. Если он и думал о таких вещах, то только в детстве, в том же пионерском лагере, когда дети рассказывали друг другу страшные истории.

Изображение было фотографически точным и объемным, если не считать размытостей, словно объектив находился в расфокусе. При этом призрак Андрея был полупрозрачным. Ларин видел сквозь него переливающиеся огоньки поселка Никитина Грива.

– Глюк, – тихо вымолвил Андрей, но при этом почувствовал, как в груди холодеет.

А ведь он не верил ни в полтергейст, ни в призраков, ни в летающие тарелки, ни в зеленых человечков. Ларин даже на мгновение прикрыл глаза, но долго не выдержал, ему казалось – свечение проникает сквозь опущенные веки. Когда же глянул снова, то призрак проплывал уже далековато, почти у самой ограды. В последний момент он обернулся. Андрей встретился с самим собой взглядом. Призрак еще раз вспыхнул фосфорным мертвенным сиянием и преспокойно вошел – исчез в каменной ограде. Ларин стоял, забыв о том, зачем оказался на кладбище в неурочное время, забыл и о положенном им букетике полевых цветов. В висках глухо пульсировала кровь, а на душе царила полная растерянность.

– Этого не может быть, потому что не может быть никогда, – тупо проговорил Андрей.

Мозг пытался найти хоть какое-то рациональное объяснение увиденному.

– Переутомился, – проговорил Ларин, – я просто переутомился, – но тут же оборвал себя: – Но ведь ты неделю отдыхал. А восстанавливаешься обычно за день-два. Ерунда какая-то. Подумаешь, обычная галлюцинация.

Почему-то больше всего угнетало то, что он не сразу признал в призраке себя. Взгляд Андрея прошелся по крестам, памятникам и прикипел к топорщившемуся из примятой травы свежему холмику, из которого и возник призрак.

Ларин сделал шаг, второй, чувствуя, как подрагивают руки.

– Нервы ни к черту.

Он подошел к могиле. Беловатый струганый березовый крест прикрывало два скромных венка. Что написано на лентах, было не прочитать. Серебряная краска надписей переливалась и таинственно поблескивала.

Андрей положил ладонь на мокрый песок, словно хотел убедиться, что и могила ему не чудится, что она реальна. Он разминал комочки, те рассыпались мелкими песчинками, прилипали к влажной ладони. Ларин приложил пальцы к щеке и наконец сделал то, что следовало сделать с самого начала – положил венки на холмик.

На кресте виднелась небольшая табличка. Черные буквы, выведенные тонкой кисточкой на белом фоне, прочитались легко: «ЛАРИН АНДРЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ». А ниже стояли две даты. Первая – день рождения Андрея. День, месяц и год были указаны абсолютно верно. Ларин не сразу сумел заставить себя прочитать вторую дату. Дрожь и холод прошли у него по спине, когда он понял, что это завтрашний день. И тут же вспомнилась народная примета, о которой он слышал еще в детстве: если по спине проходит внезапный холод и дрожь, значит, человек ступил на свою будущую могилу.

Меж венков матово блеснула черная рамка. Андрей перевернул ее. Рамка была пуста. Под треснувшим стеклом виднелся чистый белый лист глянцевой бумаги.

«Бред, полный бред. Или кто-нибудь подсыпал мне галлюциногенов». – Но Ларин тут же вспомнил, что уже больше двух часов ничего не ел и не пил, а потому действие тайно подсыпанных ему препаратов и не могло бы проявиться только сейчас.