– Эй, дубина, над чем ты смеешься? – рявкнул Макрон.
Несса сжала руку Катона и ахнула:
– Твой друг глупец!
– Нет, – прошептал Катон. – Глупец ваш родич. Лучше бы ему поостеречься. Злить Макрона не стоит.
Празутаг тяжело похлопал центуриона по плечу и пробурчал на своем языке что-то примирительное. Нож исчез под плащом.
– Убери лапы! – проворчал Макрон. – Ты, спору нет, паренек здоровенный, но мне случалось потрошить и ублюдков покрепче.
Воин оставил его слова без внимания и повернулся к другим столам, возобновив поиск своевольных беглянок. Несса, вскочившая от волнения с табурета и напрочь забывшая о какой-либо осторожности, быстро втянула голову в плечи, но это мало чему помогло.
– А-а-а! – взревел гигант и пошел сквозь толпу, грубо расталкивая всех, кто мешал ему двигаться к цели. – Несса!
В ту же секунду, не успев даже испугаться, Катон прыгнул вперед и загородил собой девушку.
– Оставь ее в покое! – выкрикнул он, однако голос его предательски дрогнул. До него вдруг дошло, чем чреват этот шаг.
Празутаг без малейшей заминки отшвырнул его в сторону, схватил Нессу за плечи и, как она и предсказывала, принялся во всю глотку орать на нее. Далеко отлетевший, но все же сумевший устоять на ногах Катон бросился к бритту. Тот даже не шелохнулся. Через мгновение огромный кулак встретился с головой Катона. Последовала белая вспышка, и свет померк.
Макрон, утробно рыча, стал проталкиваться к очагу. Боадика, выбравшись из-под лавки, кинулась следом:
– Макрон! Стой! Он убьет тебя!
– Пусть попробует.
– Остановись! Прошу тебя!
Она повисла у него на плечах.
– Отпусти меня, женщина!
– Макрон, ну пожалуйста!
Празутаг, заслышавший за спиной какую-то возню, замер, перестал трясти Нессу, потом бросил взгляд через плечо и, развернув свой массивный корпус навстречу центуриону, разразился яростным монологом. Макрон ничего в этой варварской тарабарщине не понимал, но зато хорошо понимал, что для схватки с таким громилой лучше чем-нибудь вооружиться. Римлянин огляделся по сторонам, ища предмет, который помог бы ему в какой-то степени уравнять шансы, но в тот самый миг, когда он подхватывал с пола чью-то дубинку, его сшибли с ног, огрев по затылку разлетевшимся вдребезги глиняным кувшином. Причем удар нанес вовсе не бритт, а вконец разозлившаяся Боадика. Ошеломленный и растерянный, Макрон с трудом приподнялся на четвереньки.
– Не вставай! – прошипела Боадика. – Не высовывайся и помалкивай, пока хуже не стало!
С этими словами она сама, гневно пофыркивая и сверкая глазами, бросилась к разъяренному великану. Тот все еще что-то орал, размахивая огромными ручищами, но девушка, привстав на цыпочки, с ходу осыпала его градом хлестких увесистых оплеух и не останавливалась до тех пор, пока он не притих.
– Нет, Боадика! – запротестовал Празутаг. – Нет!
Девушка снова ударила его и, вскинув стиснутый кулачок, замерла, словно веля гиганту заткнуться. Ее глаза выжидательно полыхали, но великан, крепко сжав зубы, не издал больше ни звука. Завсегдатаи кабачка, забыв о выпивке, молча ждали, чем разрешится конфликт между могучим гороподобным воителем и худощавой бесстрашной икенкой. Наконец Боадика опустила руку. Празутаг кивнул и тихонько заговорил с ней, робкими, едва заметными кивками указывая на дверь. Боадика подозвала Нессу, и обе девушки вышли на улицу. Празутаг сердитым взглядом обвел зрителей, проверяя, нет ли среди них любителей посмеяться, потом пнул распростертое тело Катона и поспешил прочь из кабака, видимо сообразив, что его подопечные опять могут скрыться.
Лишь после того, как стало ясно, что гигант уже не вернется, и разговоры за столиками возобновились, пожилой галл кивнул вышибале. Тот направился к двери, закрыл ее, а потом словно бы невзначай подошел к Макрону:
– Ты в порядке, приятель?
– Бывало получше. – Макрон потер голову и поморщился. – Вот дерьмо! Больно.
– Неудивительно. Женщина у тебя еще та.
– О, это да!
– Можешь считать, она спасла твою шкуру. И того парня тоже.
– Катон!
Макрон повернулся к оптиону, который, приподнявшись на локте, тряс головой.
– Ты как, жив?
– Не уверен, командир. Такое впечатление, будто на меня обрушился дом.
– Ты недалек от истины! – хохотнул вышибала. – У этого Празутага рука тяжеленная.
Катон поднял глаза:
– Это чистая правда.
Галл помог юноше встать, отряхнул солому с его туники.
– А теперь, если вы, ребята, не против, я бы хотел, чтобы вы оба покинули заведение.
– Это еще почему? – хмуро спросил Макрон.
– Да потому, что вы меня уже достали, – вскипел вышибала, но тут же смягчился: – Задирать местных – последнее дело, особенно если те под хмельком. Мне даже думать не хочется, что станется с этим заведением, если Празутаг вернется сюда с парой-тройкой приятелей и увидит, что вы еще здесь.
– Ты думаешь, он вернется? – нервно оглядываясь на дверь, спросил Катон.
– Как только сообразит, что те две девицы и вы были знакомы и раньше. Так что уж лучше топайте себе, ладно?
– В общем, все верно. Пошли, Катон. Мы еще найдем, где нам выпить.
Плотно закутавшись в свои плащи, Макрон и Катон, пригнувшись, чтобы не задеть низкую притолоку, вышли на улицу, и дверь за ними тут же закрылась, вмиг погасив оранжевое световое пятно. Празутага и девушек уже нигде не было видно, по снегу в темноту переулка уходили следы.
– И что теперь? – спросил Катон.
– Я знаю тут еще одно место. Правда, не такое славненькое, как это. Но, на худой конец, сойдет и оно.
– Не такое славненькое?
– Ты хочешь выпить или не хочешь?
– Хочу, командир.
– Тогда заткнись и следуй за мной.
Стоило римской армии где-то остановиться, и рядом с ней, как по волшебству, появлялось все, на что у солдат этой армии мог возникнуть спрос. Вот и сейчас в самом мрачном квартале Камулодунума финикийские сводники уже развернули свои передвижные бордели. Скупленные по дешевке ветхие амбары и развалюхи, наскоро подлатанные и аляповато расписанные, украсились вывесками, дававшими легионерам понять, какие там оказывают услуги и по какой (иногда очень сходной) цене. Самые оборотистые дельцы предлагали не только любовные утехи, но и выпивку, за которую, правда, драли втридорога, что неминуемо привело к росту количества кабаков и борделей. Все они, чтобы привлечь посетителей, рьяно соперничали между собой. Вокруг этих заведений роились во множестве всякого рода знахари, маги и выдающие себя за них шарлатаны, гарантировавшие чуть ли не моментальное исцеление любых недугов – от сифилиса до мужского бессилия, а также уличные лоточники с неограниченным выбором «заговоренных» товаров. Там были мечи, которые никогда не тупились, амулеты, защищающие от стрел, игральные кости, всегда падающие «шестерками» вверх, и тому подобные вещи. Правда, Катону все это было далеко не в новинку: в римских трущобах такая торговля тоже велась денно и нощно, только имела куда больший размах.
Макрон привел Катона к приземистой, неприглядной хибаре, ютившейся в плохо освещенном проулке, прямо посередине которого, промыв в снегу темную дорожку, текла струйка мочи. Внутри заведения витал приторный дух дешевеньких благовоний, призванный, видимо, перебить еще более неприятные ароматы. Римляне через узкую дверь с трудом протиснулись в дымное помещение с щелястым полом, несколькими беспорядочно расставленными столами и стойкой, представлявшей собой доску, покоившуюся на двух бочках. Хозяин заведения и две тощие шлюхи сидели возле нее с тоскливыми, скучающими выражениями на лицах, никак не вязавшимися с настенной росписью, где развеселые мужчины и женщины весьма изощренными способами тешили свою похоть.
В зале были заняты лишь два стола: за ближним к стойке гуляли рядовые легионеры, видимо только сменившиеся с дежурства и прямо в доспехах закатившиеся в кабак. В дальнем углу расположилась группа центурионов Второго. Катон узнал пару лиц. Один из сидящих посмотрел на вошедших, и по его широченной физиономии тут же расплылась радостная улыбка.