Визитеры развернулись, пошли и сели обратно в машину. Не прошло и пяти минут, как за ворота вышел небольшого роста худощавый офицер и направился к легковушке. Усатый, черноволосый и голубоглазый майор инженерных войск начал разговор с лейтенантом, который не забыл выйти к нему навстречу и отдать честь. Мудрецкий, как его учил Стойлохряков, сказал, откуда они прибыли. Глаза Сапожникова сверкнули:

– Я Леонид.

Вован стоял тут же и, не забыв назваться, протянул руку.

– Погрузка за ним, – Вован ткнул пальцем в лейтенанта, – бабло за мной. Ну че, куда ехать?

– У меня уже все готово, – затараторил Сапожников. – Сейчас надо сесть…

– Ну, ты, поехали! – скомандовал Вован. – Давай, майор, залазь и показывай, че тут у тебя где.

Они сели и поехали по проселочной дороге мимо военного объекта в сторону небольшого лесочка. Дорога недолго петляла между деревьями, и вскоре они выехали на местную свалку.

– Ну вот, – обвел рукой Сапожников небольшое поле, – здесь нам предстоит работать.

Наметанным взглядом Вован окинул территорию:

– Че-то я не вижу тут никакого железа-то. Нам же железо грузить.

– Не железо, а металл, – поправил его Сапожников, и они пошли вслед за старшим офицером к наваленным несколько левее картонным коробкам из-под масла и маргарина. Разбросав упаковку, майор показал пальцем себе под ноги. – Вот здесь все закопано. Надо брать лопаты и вытаскивать.

– А че там?

– Там аккуратно нарезанный кабель. Тонны полторы, наверное. Сейчас надо взять лопаты и повытаскивать. Может быть, у вас весы есть? – с надеждой спросил майор. – А то вот мы сами как-то не удосужились…

– Кабель?

– Ну да. Там медь.

– Давайте выкапывайте, – уже обратился Вован к Мудрецкому, – а потом посчитаемся, че и сколько.

– Ну а сколько вы заплатите за килограмм? – с надеждой начал торговаться Сапожников.

– Ну че? У нас весов нет. У нас вон вместо весов Колян есть. Колян, иди сюда, – позвал лысый и жилистый своего напарника. Из кабины «КамАЗа» вылез Коля. Подошел, пожал руку Сапожникову, и майор поморщился от боли. – Ну вот, это наши весы. Колян каждый день качается, он знает примерно, че сколько весит. Вот и будет взвешивать. Ему можно доверять – не обманет.

На Простакова, Резину и Валета пришлось всего две саперные лопатки. Орудие труда не досталось именно пассивному Фролу, соображавшему на шаг вперед. Но Резинкин, пристально поглядев на него, всучил ему в руки инструмент:

– На-ка, помаши. А то ты четыре часа тащился, а я в это время за рулем сидел.

У Фрола имелись зачатки совести, и он принялся ковырять землю вместе с Простаковым. Мудрецкий успел еще до посадки по машинам пообещать солдатам хорошую хавку, и сейчас он хотел, чтобы они работали, а, не дай бог, не застопорились и не начали выяснять, кому и сколько делать. Шевелили руками быстро, тем более что остальные, стоявшие и смотревшие на то, как двое работают, время от времени давали ненужные советы и поторапливали, потому как вроде у Сапожникова всего один час свободного времени, дальше он должен куда-то срочно ехать.

Когда сто пятьдесят трехметровых отрезков были загружены в кузов, майор с Вованом отошли в сторону. Лысый в кожанке достал из нагрудного кармана баксы.

– Курс ты знаешь, да? Короче, за каждую эту палку, – он показал на кузов «КамАЗа», – я тебе заплачу… – он поднял глаза кверху, – скажем, по два бакса. Итого получается триста грин. – Он отдал ему три сотенные бумажки.

Сапожников выкрикнул так, что было слышно всем:

– Но это очень мало!!!

Вован сделал злую рожу и вплотную приблизился к майору:

– Зато сразу и без шума. Да и никто никогда не узнает, что ты свою родину на куски распродаешь. Или думаешь, что не найдется добрый человек, который сообщит ментам о твоих проделках? Тогда прощай звание и хорошая пенсия. Подумай. – Он сам расстегнул майору нагрудный карман, засунул туда три сотни баксов и похлопал его по плечу. – Не расслабляйся, мужик. У тебя все еще впереди. Будет еще что-нибудь – звони Стойлохрякову. Понял? И не расслабляйся. – Он снова похлопал его по плечу. Майор стоял опущенный.

– Все. Едем.

– А я?

– А у тебя теперь бабла полно. Ты сам доберешься до своей части.

Мудрецкий не ожидал от Вована, что тот будет так агрессивно вести дела. Сколько он там заплатил ему за этот кабель – осталось неизвестным для остальных, только слышали, что, по мнению продавца, сумма была маленькой. Но кто же будет особо выкобениваться в таких делах? И это прекрасно понимал Вован.

Попрыгали по машинам и покатили дальше.

К вечеру они должны были подняться на север и оказаться в селе Утевка – это примерно три часа в обратную сторону. Там они и планировали заночевать, закрыв за первые сутки два пункта.

Намотавшись на погрузке, Простаков дремал. По дороге подсуетились и купили в ларьках простенькой жратвы: консервов, печенья, газировки и пива. И ехали, расслабляясь.

Мудрецкому даже не пришлось тратить выданную Стойлохряковым штуку – за все платил довольный Вован, явно рассчитывающий получить с продажи этой меди хороший барыш. Он ведь спокойно мог сообщить Шпындрюку сумму в два раза больше той, что сейчас отдал майору.

Вообще, в этой поездке Вован планировал кидать всех и каждого, прекрасно понимая, что офицеры рыпаться не будут. Если они такие трусы, что сами не рискнули продавать цветмет, что же говорить о том, что они не будут возникать против того, что он их немножко подожмет.

Колеса монотонно накручивали километры, приближая путешественников к очередному пункту назначения. Небольшое село под замысловатым названием Утевка расположилось примерно на полпути между Самарой и Бузулуком.

Новую жизнь в загибающееся поселение четыре года назад вдохнули вынужденные переселенцы из бывших союзных республик. В поселке не было ни одного брошенного дома. Из-за того что люди приезжали сюда уже в течение нескольких лет, село разрасталось и жило полноценной жизнью.

Одно время пришедшая в негодность, обветшавшая церковь теперь стояла на холме заново расписанная, а вокруг нее было все чистенько и прибрано. Церковь, как в дореволюционные времена, стала гордостью новых поселенцев и старых жителей села. Сюда по воскресеньям было не стыдно прийти и в располагающей спокойной обстановке пообщаться с Богом.

Немудрено, что, въехав в село, первое, что бросилось в глаза, – это именно церквушка, возвышавшаяся на холме над всем поселком, который рос в обе стороны от проходящей через него трассы.

Машины подходили к пункту назначения со стороны Бузулука.

– Ну че, в какую сторону? – справился Вован, не зная, куда дальше ехать.

Судя по листочкам, выданным Стойлохряковым, сейчас им нужно было свернуть снова налево. Так и сделали.

По проселочной дороге стали уходить все дальше, дальше в поля. Забрались на пригорок, с которого уже в темноте увидели в низине несколько фонарей, освещавших контуры невысокого здания плюс бетонный забор.

– Нам, судя по всему, туда. – Лейтенант показал пальцем вниз на объект.

Машины с тихим урчанием пробирались по раздолбанной колее и наконец подъехали к воротам. Солдат выбегал к ним, на ходу застегивая китель, ремень и надевая кепку.

Когда лейтенант вышел из машины, военнослужащий уже был готов вести с ним разговор. Он остановился в нескольких метрах от Мудрецкого:

– Стой, запретная зона.

– Сейчас, погоди. – Лейтенант вернулся к «Ниве», спохватившись, что забыл прочитать на бумажке фамилию местного начальника. При свете лампочки в салоне он разобрал каракули Стойлохрякова.

– Тут у вас за главного, – говорил он солдату, склонившись над бумажкой, – должен быть подполковник Вя-зен-ский…

– Вяземский, – поправил солдат.

– Да, доложите ему, что приехал лейтенант Мудрецкий от подполковника Стойлохрякова.

Солдат развернулся и исчез. Ситуация пока складывалась точно такая же, как и в Большой Черниговке, – они стояли за воротами и ждали. Осталось выйти подполковнику и препроводить их на свалку. Но вместо подполковника из КПП спустя минут десять вместе с дежурным вышел капитан. Он был небольшого роста, без кепки на голове, благодаря чему в свете фар «Нивы» и «КамАЗа», а также небольшой лампочки на входе над пропускным пунктом можно было разглядеть его уже выжженные местами добела пшеничные волосы.