Он стал на карачки, пачкая жирной землей носки белых сапог, заглянул в подлиственную глубину — так и есть, бурый комок шерсти, скомканный лютым страхом, и часто мигающие белесые точечки глаз. У хищной твари око стоячее, зеленое. Проверенным лесным приемом он выбросил вперед руку с растопыренными пальцами и, хватанув побольше воздуха, задержал дыхание, перебрасывая между собой и зверем мысленный мосток. Глазки перестали мигать — жертва замерла, оцепенев. Для верности Харр издал змеиный шип, обращающий кровь в красную ледышку — и обед можно было брать голыми руками. Он ухватил зверька за отвислую шерстку на загривке и потянул из-под куста, ухмыляясь счастливому случаю. Сейчас костерок…

И тут в каком-то десятке шагов от него раздался пронзительный заячий крик. Да не заячий, нет — детский. Заученным охотничьим движением Харр подбросил зверька, перехватывая его за задние лапки, шмякнул головой о древесный ствол — теперь, поди, не убежит! — и как был, с обвисшей тушкой в одной руке и с невынутым из ножен мечом — в другой, ринулся на вопль. Продрался с треском через ломкие заросли, вляпался в какую-то лужу — и замер в удивлении: на прошлогодней листве, возле замшелого пня боролись две девки. Одна, во всяком случае, прижимала другую к земле.

— А ну, поди прочь! — гаркнул Харр, хватая ту, что сверху, за голое плечо и отшвыривая в сторону.

Девка, даром что плечи широченные, как у мужика, оказалась на удивление легка и пролетела шага три, пока не шлепнулась прямо на четвереньки. Что-то цапнуло Харра по руке — должно, ногти. Он с удивлением поднял бровь: девка разогнулась, как пружина, приседая и готовясь к прыжку. Вот только не хватало ему бабьей потасовки!

— Не моги на меня… — начал он.

И подавился словом, на него с очень смуглого, как жареное зерно, лица злобно сверкали светло-желтые, точно отравный болотный лютик, глаза. Губы набухшие, с вывертом, поцелуешь — малиновым соком брызнут. Зубы скалятся одной ровной костью, неделенные. Страсть!

— Тронешь Мади — горло перегрызу! — свистящим шепотом пообещала бешеная девка.

— Да нужна она мне! — пожал плечами менестрель. — У меня и без вас, придурошных, забот хватает. Сама ж ее чуть не до смерти затискала!

— Хочешь сказать — тебе одной Гатиты хватило?

— Пф! — только и удостоил ее Харр.

На сапог смачно шлепнула темная капля — умудрилась-таки стерва чем-то до крови порезать. Ишь, жмет в кулаке, то ли шип терновый, то ли коготь-напалечник…

— Ты, если всерьез борониться вздумаешь, — проговорил он спокойно и наставительно, — носи с собой ножик поздоровее. Ты девка дюжая, управишься. А не управишься — я научу.

Злости на нее почему-то не получалось. Скорее удивление.

— Не он это, Махида, — послышался снизу нежный шепоток.

— Не, не я, — подтвердил Харр, не имея, впрочем представления о том, что это двух таких здоровых девок напугало. — У меня одно дело: костерок запалить да вертелок соорудить. Поможете?

— Сдурел? — оборвала его та, что звалась Махидой. — Здесь?..

— А почему не здесь?

Удобный был приемчик — вот сейчас они расслабятся, перестанут видеть в нем врага и наперебой примутся рассказывать; так он и узнает, куда его занесла судьба-недоля.

Он пошарил взглядом по земле на предмет валежника или сучьев палых, и вдруг увидел ЭТО.

Вот почему младшая закричала не своим голосом, а старшая бросилась ей рот зажимать! Третья девка лежала, уставясь в небо выколотыми глазами, и по всему — по аккуратно взрезанной одежде, прикушенному языку и отсутствию крови было видно, что ее сначала придушили, а уж потом с безответной, но еще теплой, тешились.

— Это кто ж ее так?.. — пробормотал он, не подходя, впрочем, ближе, чтобы не перетянуть на себя беду. — Тут и анделис, поди, не поможет…

— Лихолетец, кто ж еще, — зло проговорила Махида. — Щитовые уже пропил, а ножевые еще не получил. Иначе у моего порога сшивался бы, а не беззащитную посередь леса стерег.

Харр из ее слов понял далеко не все — а скорее, не понял ровным счетом ничего, но расспрашивать сразу не стал: окажешь себя несмышленым — чести не дождешься. На сапог между тем снова капнуло; видно, жара не давала крови запечься.

— Ишь, напроказила, — досадливо проговорил он, протягивая Махиде левую руку. — На-ка, залижи.

Она приняла это как должное, и ее горячие, быстролетные пальцы привычно обласкали его задубевшую кожу; меленько трепещущий язычок тоже, видно по всему, знал свое дело отменно. Так. С этой, значит, мы поладим. Ишь, на колени пала и снизу глазом своим желтушным так и зыркает, так и приманивает… Его даже в жар кинуло. Ведь пока на голубом острову гостевал, на девок только издали любовался…

Но не здесь же.

— Будет тебе, — проговорил он хрипловато, принимая руку. — И так сгодится. А теперь идти надобно, родных покликать, а то как бы мухи поганые тело не обсидели.

Над погибшей, действительно, уже роились не то мелкие стрекозы, не то длиннокрылые мухи. Он оглянулся на другую девку — та так и осталась сидеть в траве, подтянув коленки к груди и опустив голову, только чтобы не видеть страшного. Руки ее машинально вытягивали из-под куста какую-то длинную мелкодырчатую сеть.

— Дом-то далек? — спросил Харр.

— Недалек, господин. Дай-ка, приму у тебя добычу.

Махида гибким движением поднялась на ноги, высвобождая из стиснутых пальцев полуостывшую тушку. Потом нашарила в траве такую же, как у Мади, сетку — только здесь трепыхались две довольно крупные птицы — и отправила туда же Харров обед.

— Ну, пошли, что ли? — ее дружески протянутая рука предназначалась подруге, а зазывный тон и недвусмысленное круговое движение бедрами нежданному попутчику. Словно тут двор стоялый, а не лес густой, где под деревом подружка расхристанная. Ну и ну.

Харр, почесывая за ухом, глянул на тело — не прикрыть ли плащом? Потом справедливо рассудил, что плащ у него один, могут и не вернуть; девок же много и время, судя по всему, на этой дороге лихое.

— Ну, кажите путь, а то я нездешний, — кинул он по-хозяйски.

Та, что звалась кратким, но приманчивым именем Мади, поднялась наконец-то с земли и скользнула мимо него, продолжая натягивать на смуглые плечики травяную сетку. Споткнулась о его здоровенную ножищу, и он инстинктивно протянул руку, чтобы ее поддержать, но она отклонилась, как стебелек, — даже не пугливо, а чуточку высокомерно. Наверное, и губки надула. Он не прочь был бы заглянуть в ее лицо, по обе подружки уже двигались впереди него по тропинке, перепрыгивая через бугристые корни деревьев. Обе были длинноноги, как тихрианки, и стройны, точно княжеские плясуньи. Вечный странник, Харр, естественно, начал сравнение двух девушек не с чего-нибудь, а именно с походки. У Махиды лыковые плетешки грубых сандалий обрамляли шафранные пятки, основательно впечатывающиеся во влажную лесную почву; узенькие пяточки Мади, словно выточенные из кости и оплетенные алыми кожаными шнурками, и земли-то почти не касались. Махида шагала размашисто, Мади семенила, временами как бы подлетывая, точно напуганный цыпленок. Такие девки были Харру не по вкусу.

Как и всякий мужик, Харр делил женщин на две категории. У каждого своя примета, позволяющая разделять их на желанных — и не очень; у Харра этой приметой была манера раздеваться. Девки с широкой, размашистой походкой, как Правило, скидали одежу бездумно, не глядя, и так же беспечно, щедро отдавались на волю его коротким, но ухватистым рукам.

Те же, что отличались шагом малым и как бы считанным, были и с одеждой аккуратны не к месту — даже заведенные умелой настойчивостью лукавого песенника, они разоблачались с какой-то досадной бережливостью, складывая всю свою одежонку ровной стопочкой на чистом месте. Радости от таких, как правило, было с воробьиный коготок. И то напросишься…

Харр с трудом отвел глаза от призывно покачивающихся бедер Махиды. Распалился, козел певучий, нашел время — за спиной-то ведь тело неостывшее… И тут впереди раздался ни разу не слышанный Харром звук, рокочущий и густой, точно что-то упало с вышины и быстро умирало, исходясь затухающей дрожью. Мади радостно вскрикнула и бросилась вперед, полыхнула разлетевшейся золотистой юбкой и пропала за поворотом тропинки. Ах ты, анделис тебя забери, лица-то он так и не углядел!