– Мне нравится смотреть, с каким аппетитом ты ешь, Корвин. До чего же ты любишь жить! Именно поэтому мне будет крайне неприятно, если тебе придется с жизнью расстаться.

– Мне тоже, – пробормотал я.

Пожирая мясо, я размышлял. Она вдруг вспомнилась мне совсем в иной одежде: в бальном платье зеленого цвета – такого, каким бывает море на глубине, – с длинной пышной юбкой, с обнаженными плечами. Звучала музыка, вокруг танцевали, слышались голоса… Сам я был в черном с серебром…

Видение исчезло. Но это явно было воспоминание из реального прошлого. Я знал это, я был в этом уверен. Проклятие! Я никак не мог восстановить картину во всей полноте. Что она в том зеленом бальном платье говорила тогда мне, одетому в черное с серебром, ночью, наполненной музыкой и голосами танцующих людей?..

Я налил ей и себе еще пива и решил проверить себя.

– Помнится, однажды ночью. Ты еще была в своем зеленом платье, а я, как всегда, в черном… Не забыла? Все тогда казалось прекрасным, и музыка играла…

Ее взгляд вдруг стал задумчивым, щеки порозовели.

– Да, – промолвила «сестра». – О дивные, светлые времена… Так ты действительно ни с кем не встречался?

– Слово чести, – произнес я торжественно, к чему бы это ни относилось.

– Положение значительно ухудшилось, – сказала она. – Из Царства Теней появляется столько ужасного, что и представить себе было невозможно.

– И?..

– И у него по-прежнему множество проблем, – договорила Эвелин.

– Неужели?

– Ну конечно! И он, разумеется, захочет узнать, на чьей ты стороне.

– Да на той же!

– Ты хочешь сказать?..

– Во всяком случае, пока, – быстро добавил я. Может быть, слишком быстро, потому что глаза ее вдруг изумленно расширились. – Я ведь все еще не полностью представляю себе расстановку сил.

Что бы это ни значило, пусть думает.

– Ах вот как.

Мы наконец покончили с бифштексами, остатки кинули псам.

Потом мы пили кофе, и мне вдруг отчетливо показалось, что она мне действительно сестра. Но я подавил излишнюю сентиментальность.

– А как остальные? – спросил я. Это могло означать все, что угодно, но звучало вполне безобидно.

На секунду у меня, правда, возникло опасение, что она спросит, кого конкретно я имею в виду. Но она ничего не спросила, а откинулась на спинку кресла и проговорила, глядя в потолок:

– Как обычно. Ни от кого никаких известий. Никто уже давно не появлялся. Ты, вероятно, поступил умнее всех. Мне, во всяком случае, это нравится. Но разве можно забыть?! Честь, славу?..

Я опустил глаза, так как не знал, что они должны в такой момент выражать.

– Невозможно, – сказал я. – Забыть об этом невозможно.

Последовало долгое и какое-то напряженное молчание. Потом она спросила:

– Ты меня ненавидишь?

– Конечно же, нет, – ответил я. – Как же я могу, памятуя обо всем, что ты для меня сделала?

Это, казалось, ее успокоило. Она опять улыбнулась, показав очень белые зубы.

– Спасибо тебе. Что бы ни случилось, ты всегда джентльмен.

Я с улыбкой поклонился:

– Ты мне льстишь.

– Едва ли, – сказала она. – Памятуя обо всем, что ты для меня сделал.

Тут я почувствовал себя неуютно.

Гнев мой все еще пылал в груди. Интересно, подумал я, а она знает, против кого этот гнев должен быть направлен? Я чувствовал, что знает. И боролся с искушением спросить ее об этом напрямик. Искушение удалось подавить.

– Ну хорошо. А что ты намерен делать теперь? – спросила она наконец.

Я был к этому вопросу готов и тут же ответил:

– Ты, конечно, мне не поверишь…

– Конечно. Этого мы не можем себе позволить.

Я отметил это «мы».

– Пока что я намерен оставаться у тебя под присмотром. Буду рад, если ты здесь глаз с меня не спустишь.

– А потом?

– Потом? Посмотрим.

– Что ж, разумно, – кивнула она. – Весьма разумно. И ты к тому же поставишь меня в довольно затруднительное положение.

Я сказал так только потому, что мне просто некуда было идти, а денег, заработанных шантажом, надолго не хватило бы.

– Конечно, – продолжала Эвелин, – ты можешь оставаться у меня. Но должна тебя предупредить, – и она ткнула пальцем в какой-то предмет, висевший у нее на шее, который я принял было за кулон. – Это свисток для собак. Ультразвуковой. Вот Доннер и Блицен, а еще у них есть четыре брата, и все они приучены ставить надоедливых людей на место, а на сигнал мой реагируют мгновенно. Так что не вздумай совать свой нос туда, куда не следует. При малейшей опасности я подам сигнал, и перед моими псами не устоишь даже ты. Ведь именно благодаря этим собачкам в ирландских лесах перевелись волки.

– Понятно, – сказал я. Действительно, чего уж тут не понять.

– Хорошо, – продолжала она. – Эрику будет приятно думать, что ты мой гость. И он, наверное, перестанет тебя преследовать. Ведь ты именно этого и хочешь, n’est-ce pas?[2]

– Oui[3], – ответил я.

Эрик! Очень знакомое имя! Когда-то давно я действительно знал какого-то Эрика, и это показалось мне весьма важным. Но тот Эрик, с которым я тогда встречался, все еще существовал, и это тоже было очень важно.

Почему?

Я его ненавидел, вот почему. Ненавидел так сильно, что готов был убить. Может быть, даже пытался.

Но, кроме этого, нас с ним связывало что-то еще, сомневаться не приходилось. Может быть, он мой родственник?

Да, точно. Никому из нас не доставляло особой радости быть братьями. Я вспомнил, наконец я вспомнил!

Огромный, могучий Эрик. Борода вся мокрая и кудрявая, а глаза… Глаза – как у Эвелин!

Меня потрясли эти проснувшиеся воспоминания, в висках застучала боль, от затылка к шее разлилась горячая волна. Но выражение моего лица оставалось неизменным. Я лишь позволил себе лишний раз затянуться сигаретой да отхлебнул еще глоток пива. Итак, Эвелин действительно оказалась моей сестрой! Только звали ее вовсе не Эвелин!.. Осторожнее, сказал я себе. Не надо вообще называть ее по имени, пока не вспомнишь.

Ну а сам я? Кто я такой и что со мной происходит?

И внезапно меня осенило: Эрик имеет какое-то отношение к той автокатастрофе! Я должен был в ней погибнуть, да вот выжил. Значит, это он все подстроил! А Эвелин на его стороне. Она не жалела денег, чтобы в «Гринвуде» меня пичкали наркотиками до полусмерти! Это, конечно, лучше, чем смерть, хотя…

И тут мне стало ясно, что, приехав к Эвелин, я, таким образом, умудрился угодить прямо в лапы Эрику.

И теперь буду в некотором роде его пленником – он в любой момент сможет снова покуситься на мою жизнь. Если я останусь в этом доме, разумеется.

Однако Эвелин сказала, что если я буду жить у нее, то он оставит меня в покое. Я колебался. Ей, конечно, доверять не следует, и все время надо быть начеку. Может, лучше все-таки куда-нибудь уехать и подождать, пока полностью не восстановится память?

Но в то же время меня не покидало ощущение, что мне нельзя сидеть сложа руки. Надо как можно скорее восстановить полную картину событий и действовать, уже исходя из этого. Жажда деятельности прямо-таки томила меня. Что ж, ладно, я останусь у нее, даже если за собственные воспоминания придется дорого заплатить.

– А еще я помню… – сказала Эвелин, и до меня дошло, что все это время она о чем-то рассказывала, а я ее не слушал. Может быть, она и не заметила этого, потому что целиком погрузилась в какие-то воспоминания. Я же не слушал ее потому, что то, о чем я непрестанно размышлял, было для меня гораздо важнее. – …помню, как однажды вы с Джулианом играли в его любимую игру и ты его обыграл, а он запустил в тебя бокалом вина. Как он тогда ругался!.. Но ты все-таки выиграл приз. А он еще потом испугался, что слишком дал себе волю. Но ты только посмеялся, и потом вы с ним снова пили вино. Мне кажется, он тогда очень сожалел, что так разозлился: он ведь прекрасно умеет владеть собой. А в тот день страшно тебе завидовал и не смог скрыть своих чувств. Помнишь? По-моему, с того дня он и начал во всем тебе подражать. И все равно я его ненавижу! Чтоб он пропал! Я думаю, что он…