И увидал: торчит топорище из подпечья! Потверже на ногах стал. А Мутный – носом под лавку, и говорит:
– Не будет пощады капиталам!
Панкрат ступил пяткой на топорище, сказал сурьезно:
– Вовсе пустой разговор. Нет у нас капиталов!
И будто у него пятка зачесалась. Присел, топорище схватил – и за спину!
– Какой веры будешь? чего испровергаете?.. Сказывай, какая новая вера?..
Мутный и замотался! Прихватил коленку, закорчился…
– Про человечество…
– Энто я знаю! – крикнул Панкрат, – откуда и голос взялся! – Не юли, черт рыжий… в Миколу веришь?!..
Да топором в угол и показал! Мутный скосился эдак, будто топора не видит, и усмехнулся – скрипнул, словно скорлупу раздавил:
– Пролета… реянта…
– А я в проли… тариянту не признаю! – взмахнул топором Панкрат. – У меня земля! Милиены нас, полна Россия!.. Прямо, руки за спину – и… троих в пролуби утопили!.. я стро-гай за вер-отечеству!.. я во какой стро-гай!.. – набирал Панкрат духу… – всех запутали-обманули?!.. Кто ты такой, покажь пачпорт?!..
Мутный сидит – не движет, и лицо его будто потускнело.
– Вер-оте-чествы нету?!.. – лез на него Панкрат, махался, и жуть брала. – У кажнаго… самый идол-поклонник… должна быть!.. Капиталы тебе подай?!.. Жечь?!.. Какой еще тебе свет жечь?! Кажный день пожары?!.. А это ви-дишь!.. – размахивал топором Панкрат…
А Мутный – хоть бы пошелохнулся!
– Чего у тебя в сумке?.. какие думки?!.. Покажь руки, черт Мутный!.. Белыи?!.. Лопатчонкой не ковырнул, а… зе-млю-у?!! про-цент тебе плати?! Въелся в загривок вошью… Па-чпорт, какого роду-племени?!..
Наваливался горой на Мутного, голову все искал. А головы и не видно! Вертелся под рукой Мутный, скрипел скорлупой – юлил, зеленым дымочком вился, не давался…
– Гло-тку… пере… гры… зу!.. – хрипел, продирался во тьме Панкрат, старался углядеть голову…
И углядел! В самый-то угол, под лоханку, забился Мутный, к заманной половице. Махнул Панкрат топором, стиснул глаза – и ахнул!..
– …топоры!.. – тяжко хрипел Панкрат на жаркой своей овчине, – да-вай… топоры… Ми… кола-а!..
– Панкрат, очунься!.. Го-споди, да очунься!.. – дергала его за ногу старуха. – Панкрат!?.
Мычал Панкрат, тыкался головой в овчину. Дышать нечем, язык запекло – терка теркой.
Очнулся, привстал, – темно. Хотел перекреститься – руку не слышит, занемела.
– Го-споди… огоньку бы… Душил меня, старуха, навалился…
– Перпужал как… Бужу, а ты и не чуешь… – закрещивала его старуха. – Все поленья пораскидал, горшки побил… дурашный!.. Лампадку, постой, затеплю…
– Фу… зажги… не продыхну… как испужался-то… С энтим все… Ух-ты, руку-то как я зашиб, не владаю… – хрипел Панкрат, – ох, водицы испить дай, старуха…
– Ат, дурашный… – жалела его старуха.
Свесил с припечка ноги, сидел – переводил дух. Ковш подала ему старуха, с ледниками, – вытянул полный ковш.
– Фу… маленько поотпустило…
– А чего видал-то?..
– Нехорошо видал… энтот приходил… топором его посек, будто?..
– Да ну!.. – всполохнулась старуха, закрестилась. – Царица Небесная… не сталось бы чего, Панкратушка?!..
– С картинки сошел… Топор где?..
– Да где… в подпечье, сам давеча поклал! А чего сошел-то?..
– Сошел-то… – опоминался Панкрат, потирая зашибленную руку. – Да за деньгами приходил, будто… добивался…
– За деньгами!!. – дернулась головой старуха.
– За деньгами… "Подавай капиталы"! Спасибо, топор попался… Где Степан?..
– Спит, где ж ему быть-то!.. А чего?..
– Спит?.. Вот чего… в риге закопаю…
– Как уж удумаешь… Время-то, незнамо чего жди…
– Топор, хорошо, схватил… отбился! Микола-Угодник помог.
– По-мог?!..
– Помог, явственно. Вместе, будто… одолевали…
– Матушка, Царица Небесная… – зашептала старуха, закрестилась.
Так до вторых петухов и досидели.
Декабрь 1917 г.
Москва
