14. Природа раскрыта, и человек как бы находится внутри ее возбуждения, однако не может достигнуть действительности. Несет свое усилие к познанию, познание его выражается в формах, и все, что он делает, не что иное, как рассказ о природе, это его суждение.

Следовательно, все то, что производит человек, есть производство суждений о натуре как познание воздействий.

15. Природа открыта в каждом месте, но скрыта в бесконечности суждений. Таким образом, все то, что видим в природе, одни явления, ничем не разнящиеся от человека, когда он действует вне суждений. Едино возбуждаются <природа и человек> и разделяются тогда, когда творят суждения как формы и язык. Из возбуждения в возбуждение входят явления, из начала в начало, из беспредметного в беспредметное, — полное бессмыслие вечного круговорота заполняет свой пробег вереницей смыслов, имея по обеим концам общего пути полюса бессмыслия.

16. Движение смыслов велико и обильно множественно в беге своем в бесконечности, <они> оставляют следы на небе памяти, как метеоры горячий след, реальность которых несколько времени держится мыслью, после чего исчезает в ничто. Жизнь только вихрь суждений, как возбуждение несущихся из начала в начало, творя кольца эпох культур, в ничто.

17. Если сравнить движение мысли со вселенским движением света, солнц и комет натуры, и вникнуть через мысль во всю стихию проявлений, то возникает образ новых представлений явлений, проходящих быстрее света, новых образований <с> неимоверной быстротой поглощения миров, их распыления и новых зарождений. Творятся представления новых суждений о действительности, во всяком таком действительном суждении ничего нет больше, как представление. Ничего нельзя ни осязать ни телом, ни зрением, ни слухом, однако так же несутся в мысли миры, как и во Вселенной.

18. Череп человека представляет собой ту же бесконечность для движения представлений. Он равен бесконечности Вселенной, также не имеет ни потолка, ни пола, бесконечное множество вмещает в себя проектов, изображающих точки как звезды в пространстве. Все так же в нем возникают и исчезают кометы за кометой, эпоха за эпохой совершенств все идут и идут в представлениях человеческого черепа. Какие бы ни были величины, все вмещаются в черепе, все одинаковы — как во Вселенной, так и в нем, а между тем пространство черепа ограничено костной стеной.

Что же тогда пространство, и величина, и вес, когда в маленькой коробке всё вмещается? Это еще больше удивительно, чем Вселенная, которая не ограничена костяной стеной.

Может быть, и она уподобляется человеческому черепу, не ощущает преград в своем черепе для движения планет, как и человек не знает конечности своего черепа и вмещает в него бесконечность; без конца несутся в обоих метеоры солнц, планет и комет.

Всё это происходит потому, что всё суть представления и суждения, ничто не имеет ни веса, ни движения. Таково всё космическое, таково всё в человеке. Как там, так и в человеке ничего нельзя ни разделить, ни соединить, ибо всё представления и всё суждения, целое мое везде и нигде.

19. Мысль движется, <но> возбуждение нет, в нем нет того, что выдвигалось. Это делает мысль и в движении своем творит реальные представления, или в творчестве своем сочиняет действительность, становится вечным, и вечное становится исследуемой задачей человека.

Исследование — простое новое сочинение как суждение, натурой будет возбуждение, непознаваемое действие. Таким образом, человек никогда ничего не исследует, как только соединяет слепые воздействия, исследовать нечего, есть трудность постижения в себе сочинения.

20. Перед человеком стоит мир как неизменный факт действительности, как незыблемая реальность. Однако в эту незыблемость действительности не могут войти двое, чтобы вынести одну действительность; сколько бы ни вошло человек, каждый принесет иную действительность, а иной ничего не принесет, ибо не увидит ничего действительного и реального. И, несмотря на это, все вместе принесут свое суждение, и это будет действительностью, свидетельствующей о том, что нет того объекта, который можно было бы назвать действительностью. Следовательно, то, что беремся исследовать как действительное, не имеет ни веса, ни меры, ни времени, ни пространства, ни абсолютного, ни относительного, никогда не очерчено в форму. Отсюда оно никогда не может быть даже представляемо познаваемо. Нет потому познаваемого, и в то же время существует это вечное ничто. И все же, несмотря на это, человек вечно озабочен тем, чтобы все было у него обосновано, обдумано и выстроено на крепком фундаменте, совсем позабывая, что крепкий его фундамент будет построен на том, что не имеет фундамента; такова его нерушимая логика.

21. Живописец прекрасно доказывает в своем построенном холсте, что мир его не имеет под собой фундаментов, что под его дома не подведены <ни> булыжники, ни кирпичи. Однако все мы говорим, что дома стоят, весь мир его картины построен <и> он не картина, а действительная реальность. Но если взвесим эту реальность домов, гор и рек, то придем в удивление от того, что ощущаемая тяжесть ничего не весит.

Это та же действительность, что и в природе. И если природное или человеческое явление весит множество пудов, то только до времени. Мир реальный инженера в весе; два веса — два реальных состояния того, что <он> называет материалом. Первый — натуральный вес, когда инженер видит его в жизни самого материала, и второй, когда природный вес материала принимает другую реальность; <инженер использует> моменты распределения веса по системе безвесия, т. е. когда природный вес его вступает в новый организм.

Таким образом, действительный вес пуда в известном размещении может стать равным в весе изображенному в холсте живописца. Холст живописца весит пять фунтов, но ощущение от изображения в этом холсте мы можем получить <на> тысячи пудов.

Таковы реальные явления действительного. Выстроенный дом производит на нас известное впечатление, — я не имею средств до точности измерить его ни циркулем, ни линейкой, ни узнать его вес, его реальность известна мне только через мое ощущение в себе, и последнее будет реальностью дома во мне. Таким же путем воспринимаю его вес, динамику давления материалов, и это будет реальностью и только реальностью, ибо натуральность мне никогда не будет известна в силу того, что натуральный вес каждой единицы распределен во вселенной взаимной связи единиц, ибо нет той единицы, которую возможно было бы взвесить. Следовательно, натура только условное и равное реальному.

Таким образом, точность восприятия вещей остается только через их воздействие на наше ощущение, <в чем> и выразится их реальность на весах суждения.

Отсюда имеем одинаковый реализм действительного с восприятиями построенных вещей в живописном холсте. Действительность обоих одинаково реальна, взвесить дом в живописном холсте так же физически не представляется возможным, как и в натуре. Вес обоих домов может быть только условным, а раз условным, то равенство их реальности одинаково.

22. Все то, что воздействует, возбуждает где бы и в чем <бы то> ни было бы, реально. И потому нельзя сказать, что картина живописца нереальна, так как реальное только в натуре, — ибо под реализмом мы должны понимать наше внутреннее возбуждение, связывающееся в явления <во>вне. Не будь последнего, не могли бы знать, существует ли мир вещей.

Говоря о существовании вещей, говорим словами общежития об известных условностях, — в другом случае существование не доказывается, ибо нет границы и определения.

23. Нет вещи, изолированной от обстоятельств. <Если> вещь как возбуждение безгранична и необъяснима, <она> не может быть вещью.

24. Итак, живописная картинная или изобразительная поверхность холста есть доказательство тождества того, что видимые или ощущаемые силы или плотности натуры ничуть не изменились в холсте. Твердость переданной стали или тумана остаются тождественными в своих воздействиях. Отсюда мы живем только действительностью их воздействий или, вернее, возбуждением воздействий, не подлежащих никакому анализу смысла их дела.