Началом и причиною того что, называем в общежити жизнью считаю возбуждение, проявляющееся во всевозможных формах — как чистое, неосознанное, необъяснимое, никогда ничем не доказанное, что действительно оно существует, без числа, точности, времени пространства, абсолютного и относительного состояния.

Второй ступенью жизни считаю мысль, в которой возбуждение принимает видимое состояние реального в себе, не выходя за пределы внутренняго. Мысль — это процесс или состояние возбуждения, представляющееся в виде реального и натурального действия, Мысль потому не есть нечто такое, через что возможно размыслить проявление, т. е. понять, познать. осознать, знать, доказать, обосновать, нет, мысль только один из процессов действия не познаваемого возбуждения. Ничто поэтому на меня не влияет и «ничто», как бытие, не определяет моего сознания, ибо все возбуждение как единое состояние без всяких атрибутов называемых общежитейским языком. Все то, что через мысль, как средство раз-мыслия, раз-крывающее действительное, умеющее раз-делить действительное от недействительнаго и таким образом показать человеку тот или иной предмет в его точности и действительности — абсурд есть, на самом деле видим всегда то, что не можем никогда познать и видеть действительно. И то, что проявляется человеком или в мире вообще, не смотря на все его «наглядные», «научные» и «другие» обоснования, остается недоказанным, ибо все проявления — результат непознаваемаго возбуждения.

Беспричинное возбуждение вселенной, как и всякого другого проявления во всех распылениях, не имеет закона; и только когда возбуждение распыляется на состояния реального и натурального, появляется первый закон, т. е. ритм — первый и наиглавнейший закон всего проявляющагося в жизнь, без этого ритма ничто не может двигаться и создаваться, но ритм не считаю за музыку, ибо музыка как и все основывается на этом законе. Музыка, как и все ограничено, но ритм неограничен. Музыке ритм машины может быть чужд, музыка — действие, пытающееся связать в единство ритмы. Инженер связывает ритмы в машину. Мы же однако не считаем инженера за композитора. В своих сравнениях нужно уловить то, что музыка не есть закон ритма, но нечто строющееся на ритме проявления.

Возбуждение и мысль считаю главнейшими основами жизни общежития человека и во всем что возбуждено и мыслит в себе. Но разделяю всю жизнь на три состояния возбуждения: первым — возбуждение, вторым — мысль в реальном, и реальность в натуральном, другими словами сказать — действительный факт как натуральное. Последние три раздела создают множество между собою отношений, и создается жизнь общежития. Все же факты жизни общежития разделяются на два состояния внутренняго и внешняго, внутреннему нужно отнести те факты, которые пребывают в духовном или в возбуждении, такие факты называются одухотворенным, те же факты, в которых возбуждение находится в самом малом отношении, называются внешними. Но это точка общежития, на самом деле чистое проявление возбуждения, в созерцании натуральнаго никогда не достижимо и то что называем внутренним никогда реализовать нельзя.

Оно всегда находится внутри и не поддается ни реальному ни натуральному; ни первого ни второго познать нельзя как возбуждение, и чтобы закрепить бесконечное, очертить его границы, — общежитие прибегло к одному закону условности, и потому жизнь принимает вид исключительно условный и напоминает собою великую детскую, в которой дети играют во всевозможные игры с представляемыми условностями, переживая действительность, — строят башни, замки, крепости, города, потом раззоряют, после опять строят; родители считают этот факт безсмыслием, но забывают только то, что детское безсмыслие результат взрослого безсмыслия.

Человек в своих проявлениях стремится в мысли своей достигнуть совершенства, т.e. передать действительность своего возбуждения, но в тот момент, когда проявляет форму, забывает про то, что форма — условность, в действительности формы — не существует, как же тогда возможно проявить ему возбуждение когда возбуждение не есть форма — не имеет границ; второе — допустим что условность будет условною реальностью или натуральностью, но и в тот момент само возбуждения условно выйдет во внутрь формы, но как только форма проявлена, делается мертвою, ибо завершила в себе определенное совершенство, вернее шаг совершенства — мысль же ушла в возбуждение другой формы более совершенной по выявлению возбужения, и таким образом жизнь мы видим в формах как степень возбуждения, но общежитие видит в жизни предметные, практические, законные формообразования — следовательно сущность возбужения, как безпредметное в практическом сознании считается предметным.

Возбуждение — космическое пламя живет беспредметным и только в черепе мысли охлаждает свое состояние в реальных представлениях своей неизмеримости, и мысль, как известная степень действия возбуждения раскаленная его пламенем, движется все дальше и дальше внедряясь в бесконечное, творя по за собою миры вселенной. Возбуждением, как духовным внутреннем, дорожит человек и превыше всего ставит его в жизни. Дорожит внутренним и о внутреннем хлопочет в этом истинный план человека, стремящийся внутренние передать в жизнь и борется со внешним, все внешнее хочет превратить во внутреннее. Возбуждение, как космическое пламя, колышется во внутреннем человека без цели, смысла, логики, оно беспредметно в действии. Стремление человека сделать свои проявления внутренне — одаренными — стремление доказать их возбуждение, но, т. к. всякое его проявление проходит в предметный план практического, то возбужденность не может выразиться ро всей ее чистой силе. Человек как мысль и возбуждение заботится о совершенстве своей жизни. Мыслит-ли и заботится природа о своих совершенствах или же она некогда помыслила о них и больше не мыслит, все стало в вечности движения и не требует никаких совершенств ни ремонта, человеку же осталось забота о совершенствах своей Жизни и ремонте. В этом пожалуй его разделение с природой, он мыслит о совершенствах, природа же больше не мыслит; или же может быть мысли их различны. Различие их в том, что природная мысль простое действие беспредметных явлений, его же мысль практическая предметная и потому его жизнь зарождается в вечном ремонте и совершенстве и вооружившись, напильником он хочет распилить природу и дать ей новый смысль, хочет превратить ее в предметное осмысленное состояние, хочет сделать ее умной размышляющей о сложных вопросах, а у ней нет ничего этого и распилить ее нельзя, ибо нет в ней материальной единицы и формы. В ней нет и границ. Все это он стремится в ней построить и совершенствовать ее. Думая о совершенстве природы, мысль его уходит все дальше и все больше и больше разделяет их пропасть — пропасть эта его безумная культура о совершенствах предметного мира. Природа стала для него тайной — тайна стала перед мыслящим его челом, зорко всматриваются глаза и напряжен слух, разум напрягает все усилия разсудка, чтобы разсудить ее, следит за каждым ее движением, чтобы понять ее; но увы, бесконечность не имеет ни потолка, ни пола, ни фундамента, ни горизонта, и потому слух его не может услышать шелеста движения, глаз не может достигнуть края, ум не может постигнуть. Разум ничего не может раз-умить, разсудок ничего не может раз-судить, ибо нет в ней ничего такого, чтобы возможно было раз-судить, разу-мить, раз-глядеть, нет в ней единицы, которую возможно взять как целое. Все же то, что видим как будто отдельно, единично, ложь есть, все связано — и развязано, но ничего отдельного не существует и потому нет и не может быть предметов и вещей, и потому безумна попытка достигать их. Что же возможно обнять, когда не существует ни линии, ни плоскости, ни об'ема; нет того что возможно обмерить, и потому геометрия — условная видимость не существующих фигур. Нет той точки, от которой возможно было бы провести линию, нельзя установить точку даже в воображении, ибо само воображение знает, что нет пустого места, нельзя также и провести линию и другой фигуры, ибо все занято и заполнено, и сама точка или линия уже множество, уже бесконечна и вширь, и вглубь, и в высоту, и во время, и в пространство, и все в бесконечности будет ничем, т. е. необъятным для сознания думающего овладеть выявлениями линии иди об'ема и плоскости. Мир как скважность и скважность не пустотелая. Так что-же вырежу из этой бесконечной скважности сит, линию или точку и могу ли из этого скважного сита из'ять линию или точку и в этом может быть действительность, а мы видя линию или об'ем уверены в их реальности и существовании.