— Хорошо-хорошо, — торопливо ответил он. — Я клянусь, что не солгу тебе ни единым словом, только, ради Бога, ответь сперва, почему ты решила, что у нас с Марго что-то было?

Лариса тяжело вздохнула и, стараясь оставаться бесстрастной, выложила ему все, что ей удалось увидеть и услышать в тот вечер. Во время ее короткого рассказа Реваз вел себя довольно странно. Он то хватался за голову, то бил себя по коленкам, то закрывал лицо, пряча улыбку, а когда Лариса дошла до скрипа кровати за дверью, не сдержался и взахлеб захохотал. Он смеялся так, что едва не свалился со стула!

Лариса сердито смотрела на мужа — что же смешного он обнаружил в ее рассказе?

Отсмеявшись, Реваз сказал:

— Извини, Ларочка, но все это в самом деле ужасно смешно!

«Ларочка?.. Он сказал «Ларочка»?..» — недоумевала Лариса.

— Я тебе сейчас все объясню, — продолжал Реваз. — Как тебе хорошо известно, наш Лев Семенович, увы, весьма неравнодушен к спиртному, а пить ему нельзя категорически из-за больного сердца. Видимо, всеобщее веселье так увлекло нашего шефа, что он не выдержал и сорвался. Он незаметно ушел из-за стола, закрылся в своем кабинете и начал быстро напиваться. Первой заметила это Марго. Надо было срочно что-то делать, и она обратилась за помощью ко мне. В той записке было сказано: «Семеныч заперся в кабинете и пьет». Понятно, что скандал в присутствии немцев был абсолютно недопустим. Вот нам с Марго и пришлось срочно вызволять дорогого шефа из лап зеленого змия!

— Но у вас был такой... взъерошенный вид, — возразила Лариса.

— Ларочка, подумай сама: взломать дверь, перетащить Семеныча наверх, сделать промывание желудка — и все это в темпе, чтобы никто ничего не заметил... — развел руками Реваз.

— А ночью?

— А ночью у шефа прихватило сердце, чего, впрочем, и следовало ожидать.

— Но почему же тогда вы не вызвали «скорую помощь», ведь немцы-то уже уехали? — все еще сомневалась Лариса.

— Ларочка, милая, ты меня обижаешь, честное слово! — Реваз с шутливым укором покачал головой. — Неужели ты думаешь, что районный врач сделал бы для Семеныча больше, чем я? Все-таки — ведущий кардиолог крупной клиники, доктор наук, да и все необходимые препараты у Марго были под рукой.

— А скрип? — спросила Лариса, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Да просто-напросто я делал ему...

— ...массаж сердца! — Лариса закончила фразу вместе с мужем и рассмеялась.

Огромный камень свалился с ее души, Лариса легко и искренне смеялась над нелепыми совпадениями той ночи.

Реваз подошел к жене, присел, взял ее руки в свои. Он поцеловал ее холодные пальцы и сказал с легким упреком, мягко и нежно:

— Милая, как тебе такое могло прийти в голову? Меня довела до безумия, сама измучилась... Теперь мне понятно, почему ты всю ночь не отвечала на звонки. Или ты просто отключила телефон?

Лариса поглаживала ладонь мужа и, глядя в его светящиеся счастьем глаза, подумала: «Нет, врать я не стану. Правду — так правду!»

Она хорошо представляла себе, что последует за ее словами, и знала, что на все объяснения у нее будет лишь несколько секунд.

— Резо, меня не было той ночью дома...

— А где же ты ночевала? — напрягся Реваз.

Лариса прикрыла на мгновение глаза и с холодным отчаяньем, как в омут головой, сказала:

— Дома у Славы, у охранника...

Реваз замер, его взгляд постепенно стал терять осмысленность, стекленеть, а Лариса, торопясь, скороговоркой, кинулась объяснять:

— У меня просто не оказалось ключа от дома, я обнаружила это уже по дороге в Москву. Ну не возвращаться же мне было за ним к тебе! Вот Слава и предложил мне переночевать у него. Но ты не думай, он сразу уехал в клинику и...

«Не успела!» — мелькнула мысль у Ларисы.

Бац!!! — керамическая ваза вдребезги разбилась о камин! Хрясть!!! — от удара об пол в щепки разлетелся старый стул!..

Реваз осыпал ее проклятьями, мешая русские и грузинские слова, он крушил все вокруг, все, что попадалось под руку, с грохотом летело на пол!

Лариса закрыла уши, но крики мужа заглушить было невозможно. Он швырял в нее оскорбления, как камни, не щадя и не выбирая слов. Слышать это было невыносимо! Гнев охватил и Ларису, и тогда она вскочила и закричала, что было мочи:

— Прекрати!!!

Реваз, тяжело дыша, остановился, а Лариса подошла вплотную к нему и, дрожа от ненависти, яростно бросила ему в лицо:

— Я не заслужила таких слов, понял?!

Она повернулась, чтобы уйти, но, не сдержав свой гнев, обернулась и с разворота, с размаху, со всей силы влепила мужу пощечину!

Лариса забежала в крохотную мансарду, закрыла дверь и в слезах бросилась на кровать...

Реваз медленно приходил в себя. Пылала огнем щека, сверху слышался плач жены, а в голове с трудом ворочались тяжелые, как гранитные глыбы, мысли.

Он вышел на улицу, пытаясь понять, что же произошло. Под прохладными каплями дождя пелена гнева, помутившая его разум, спала. Он снова обрел способность трезво размышлять.

«Лариса — с охранником?! Нет, в это невозможно поверить, — думал он. — Хотя она была в таком состоянии... Может, желая отомстить?.. Нет... Не верю!.. Минутку! Кажется, она говорила, что он уехал в клинику?..»

Реваз достал записную книжку и, найдя нужный номер, позвонил.

— Это охрана? — он старался говорить ровным, спокойным голосом. — Сванадзе говорит. Мне нужно узнать, кто дежурил ночью 14 сентября... Вы? Очень хорошо, тогда подскажите, пожалуйста, той ночью в клинику часа в два кто-нибудь приезжал? Какой Слава?.. А уехал когда?.. Ночевал в клинике?.. Нет-нет, конечно, не запрещено, просто я... Впрочем, это не важно. Спасибо.

«Боже мой, что я натворил!» — с отчаяньем подумал Реваз.

В этот момент подъехала машина техпомощи. Тот же парень приступил к ремонту «Опеля», и каково же было его удивление, когда он обнаружил, что неисправно то же самое реле. Он еще раз его заменил, и машина сразу завелась.

Мастер уехал, а Реваз со сломанным реле в руках смотрел на дачу. Он стоял под дождем и с мрачной решимостью думал, что должен — нет, обязан! — вымолить у жены прощение. Иначе... Иначе он просто не сможет дальше жить...

Спустя несколько минут он подошел к дому и в дверях столкнулся с женой. Не взглянув на мужа, она молча прошла мимо него к машине. Реваз закрыл дом и так же молча сел за руль.

Он повернул ключ — и машина снова не завелась!

И тут, закрыв лицо руками, Лариса как-то по-детски, навзрыд заплакала.

А Реваз с остервенением крутил и крутил стартер, только чтоб не слышать этого выматывающего душу горького плача.

Потом он снова открыл дом и снова вызвал техпомощь. Лариса закрылась наверху, и Реваз слышал доносящиеся оттуда всхлипы. Он решил, что будет лучше не лезть с извинениями немедленно, надо дать ей время успокоиться, прийти в себя, и вышел из дома.

Реваз сидел на крыльце и курил.

В памяти одна за другой всплывали дорогие сердцу картины их с Ларисой счастливой жизни.

...Вот он, смертельно замерзший в своем демисезонном пальто и щегольских лаковых туфлях, ждет ее у Театра сатиры. Мороз такой, что его усы покрылись сплошной коркой льда. И тут он замечает ее. Лариса идет от «Маяковской», снег блестит на ее белой шубке, скрипит под сапожками, она смеется и машет ему рукой в красной варежке, а пар от дыхания зависает над ее головой, словно сказочная корона. И его, продрогшего до костей, вдруг бросает в жар от вида этой неземной красоты и волшебного очарования.

...Вот они гуляют по парку. Весенний воздух волнует, пьянит, и он, захмелев от этих ароматов и своей любви, внезапно решается просить ее руки. От волнения и страха получить отказ он говорит с сильнейшим акцентом, русские слова куда-то пропадают, он беспомощно мнется, запинается, краснеет и, поняв, как он нелеп со своей «кавказской» любовью, совершенно убитый, замолкает. А Лариса все молчит, опустив голову, и невозможно понять, что она думает. От напряжения у него начинает биться жилка у глаза, и он уже проклинает свою затею с признанием. И тут Лариса поднимает наконец на него глаза, и, еще не услышав ее ответа, он понимает, что она согласна.