Литмир - Электронная Библиотека

Нет-нет, вот еще глупости! Не плакать, не плакать, только не плакать. Слишком много дел и слишком мало времени, чтобы сентиментальничать. Вигнатя лихорадочно достала третью сигарету и сунула ее в рот. Почему не звонят из клиники? Она скосила глаза на телефон, увидела вторую сигарету, вынула изо рта третью и положила ее рядом со второй. Может, мобилка села или тут нет приема? Вера Игнатьевна ткнула в пару кнопок.

– Любуня?

– Да, Вер Игнатьна!

– Ты… ты не забыла… не забыла полить цветок в гостевом домике?

– Так мы ж его еще неделю назад перенесли в бильярдную, Игнатьна!

– Да? А… а в гостевом теперь ни одного горшка не осталось?

– Ну!

– Ладно… Дети звонили?

– Вроде нет. А должны были?

Дети могли позвонить в том случае, если врачиха из клиники позвонила им, а не напрямую ей. Но раз нет, то нет. Ладно. Подождем.

– Ладно, Любунь. Я скоро буду. Пока.

Итак, телефон работает исправно, детям из клиники пока не звонили, но ведь и ей пока не звонили. Может, позвонить самой? Сейчас половина первого. Сказали, что результат будет известен после двенадцати. Значит, уже известен.

Вера Игнатьевна решила не звонить. Вместо этого она собралась с мыслями, деловито достала из сумочки ежедневник, а из пачки, неосознанно, – четвертую сигарету. Надо составить список неотложных дел. Самое неотложное – завещание. Значит, дело номер один – юрист. Фирменной перьевой ручки на привычном месте, в боковом внутреннем кармане, не оказалось. Вигнатя уложила не раскуренную четвертую сигарету рядом с остальными и поискала ручку в косметичке. В косметичке семидесятидвухлетней сухощавой вдовы, продолжающей контролировать одну из фирм мужа и вести преподавательскую деятельность в институте (две лекции в семестр, четвертые курсы), ручки также не обнаружилось. Была тушь, которой Вигнатя никогда не пользовалась, была пудреница, которой Вигнатя пользовалась крайне редко, была обводка для губ, которую приходилось покупать пачками, так быстро и незаметно она расходовалась. И – ни фирменной ручки, ни запасной шариковой. Вера Игнатьевна горько усмехнулась. Самого необходимого в жизни всегда не бывает под рукой. Вот так таскаешь всю жизнь с собой только ненужное барахло. Тушь. Зачем она? В гробу не будешь краше, чем есть. А в последний путь патологоанатомы тебя отштукатурят собственным дешевым гримом, он у них небось один на всех. От этой мысли плакать почему-то не захотелось. Будущее не вызывало никаких эмоций. Наверное, потому, что его не существовало.

Вигнатя равнодушно отправила в пасть лягушке тушь, вслед за ней – пудреницу. Рука с пудреницей, впрочем, на долю секунды задержалась перед пастью. Но это так, случайно. Наверное, случайно. Обводка механически вернулась в косметичку. Где же ручка? Может быть, она на дне сумки? Зонт. Кошелек. Визитница. Одноразовые платочки. Тонкий шарфик в пакетике. Сумочка с лекарствами: корвалол, валерьянка, желудочное, мазь от ожогов – Вигнатя с детства боялась ожогов. Бутылочка с холодным фирменным чаем. Хлебцы – пачка. Две леденцовые конфетки. Коробочка с ерундой, якобы освежающей дыхание. Щипчики – почему они валяются отдельно, не в косметичке? Может и ручка так же, отдельно? В кармане с молнией: паспорт, права, ключи от дома, ключи от машины, еще пара визиток, страховой полис, бумаги из клиники, рекламный листок «горящие туры». Туры полетели в лягушку вслед за пудреницей.

– Гурл!

Библия в СМСках - i_006.jpg

Голубь приземлился возле столбика от карусели и с интересом принялся наблюдать за сидящей на скамье старушенцией в кремовых брюках и светлой свободной кофте с бежевыми ненавязчивыми разводами.

– Гурлым?

Вера Игнатьевна вскрыла упаковку с хлебцами, раскрошила один и кинула в сторону голубя.

– Гургл!

Пернатый мозговой парень не заставил себя уговаривать: бодро перепорхнул поближе к скамейке и приступил к обеду. «Как это просто – сделать птицу счастливой!» – подумала Вигнатя. Голубь молча тыкался клювом в крошки. Возможно, он предпочел бы другое меню, но… «Взгляните на птиц небесных, – вспомнилось вдруг Вере Игнатьевне, – они не сеют, не жнут, не собирают в житницы и…» Дальше не вспоминалось. Отрывок этот был из Библии, из знаменитой Нагорной проповеди, которую Вигнатя много лет цитировала на своих лекциях по истории этики. Но кусок про птиц она никогда не цитировала, поэтому наизусть не помнила. Голубь клевал без энтузиазма. Может, был сытый, а может, уже сейчас наелся. Много ли такому малышу надо? «Птичка божия не знает ни заботы, не труда» – всплыло в слегка воспаленном ожиданием звонка мозгу Вигнати – «то, как вол, она летает, то ей горе не беда…» Почему – как вол? Откуда взялся вол? Птичка летает, как птичка. Как же там было, в оригинале?

Без четверти час. Почему они не звонят? Вот гады! Просто безобразие. Сказали четко – после двенадцати. Но уже почти час дня! Такие деньги с пациентов гребут, и ничего не могут сделать вовремя! Может, они позвонили детям? Вере Игнатьевне почему-то не приходило в голову, что ее «дети» – сын и невестка – живут в Америке, и даже если врачу пришло в голову им позвонить, он не стал бы делать это в час дня, учитывая разницу во времени между Москвой и Чикаго. А вообще, интересно: как именно мысли «приходят в голову»? Если верить нейрофизиологам…

Может быть, врачиха позвонила внукам: Еве – нет, она еще ребенок, у врачихи и телефона ее нет, а вот Максу могла.

– Любуня…

– Да, Вер-гнатьна!

– Ты это… ты вот что. Загляни-ка в холодильник. Там нам этого… творога не надо купить?

Любуня послушно потопала к холодильнику. Видно, она возилась на кухне, потому что долго ждать не пришлось.

– Есть пачка. И еще этих взбитых полно. С джемами.

– Ну, это для Евки, это не в счет. Кстати, она там не звонила?

– Кому, мне?!

Четырнадцатилетняя Ева и бабушке родной звонила только когда деньги нужны были. А уж Любе…

– А Макс не звонил?

– А чего ему сегодня из Италии звонить? Они же завтра прилетают. Небось отдыхает там последний денек-то со своей… френдой. На полную катушку.

– Всем бы вам только развлекаться! – взорвалась вдруг Вигнатя. – И что это за словечко – «френда»?

Любовь Антоновна потеряла дар речи. Это она-то развлекается? Нет, конечно, ей грех жаловаться – живет, как за пазухой и сыр в масле, и работы немного – у других горничных бывает не продохнуть, но… Но она честно выполняет все обязанности, и они же с Вигнатей просто как родные, давно уже так, и… пип, пип, пип! Хозяйка, она же старая подруга, бросила трубку. Любуня шумно вздохнула и оглядела просторную, заставленную всякой всячиной кухню. Посуда вымыта. Обед почти готов. Пожалуй, надо бы заняться огурцами. Последние в этом сезоне, жалко, если пропадут…

Вера Игнатьевна посмотрела на часы. Двенадцать пятьдесят одна.

– Гургл-гургл-гурлым?

– Надо было Богу остановиться на птицах! – объявила она голубю. – И не создавать такую сволочь, как человек! Иди сюда, мой славненький, я тебя покормлю. Мне-то уже не нужно…

Голубь вразвалочку подошел, поскольку второй хлебец рассыпался у Вигнати прямо возле ног.

Жизнь прошла мимо. Удачная она была или не очень – какая разница? Все кончено. В любом случае все кончено. Даже если результат биопсии будет отрицательным, это почти ничего не меняет. Семьдесят два, это само по себе – приговор. Почему раньше она об этом не задумывалась?! Непостижимо…

– Гурлым!

Семьдесят два года и два месяца. И рак. Даже операцию в таком возрасте делать опасно. Кошмар. Что осталось успеть? Накормить голубя. Подписать бумаги у юриста, чтобы у детей после ее смерти не возникло никаких проблем. Выбросить старые вещи, чтобы никому не пришлось рыться в том, в чем не стоит рыться. Стереть с компа несколько глупых переписок с бывшим другом бывшей одноклассницы.

– Гурлым! Ну гурлым же! – сказал голубь, но его никто не услышал, кроме второго голубя, непонятно в какой момент появившегося у скамейки с застывшей леди.

2
{"b":"167261","o":1}