— Две дюжины ударов, — объявил Джек, нахлобучив треуголку. — Помощник боцмана, выполняйте свои обязанности.
Получив от Холлара линек, Гаррис, старший помощник боцмана, стал исполнять свои обязанности: старательно, без всякой злости, однако прилагая всю силу, как это положено на флоте. При первом ударе у наказуемого вырвалось: «Господи!» — но после этого, кроме счета, свиста линька и ударов по телу, не было слышно ни единого другого звука.
«Надо будет опробовать на его спине патентованный бальзам Муллинса», — подумал Стивен. Стоявшие рядом с ним юноши, которые еще никогда не видели телесных наказаний, смотрели на происходящие с растерянным и испуганным видом. Глядя на матросов, доктор увидел, как по простодушному лицу рослого Падина Колмана текут слезы жалости. Но в целом люди довольно равнодушно отнеслись к экзекуции. Для капитана Обри такая расправа была довольно суровой, хотя на большинстве других судов она была бы гораздо более жестокой. По общему мнению, две дюжины ударов были справедливой мерой наказания. Если какой-то малый шел слишком круто к ветру и не хотел отдать честь офицеру, будь это даже занюханный помощник штурмана, без гроша за душой, вечный неудачник и аховый моряк, то виновному все равно нечего жаловаться на то, что его укоротили. Похоже, такого же мнения придерживался и сам Нейджел. Когда его кисти и щиколотки ног освободили от веревок, он взял свою рубаху и направился на нос к помпе, чтобы товарищи смыли у него со спины кровь, прежде чем он наденет ее вновь. Выражение его физиономии, хотя и мрачное, вовсе не походило на выражение лица человека несправедливо обиженного.
— Прямо с души воротит от этих истязаний, — признался отец Мартин несколько позднее, когда они с доктором стояли у поручней на юте, наблюдая за двумя акулами, которые появились возле судна двумя днями раньше и плыли в кильватере или под килем. Это были матерые, хитрые хищники, они пожирали все швыряемые им отбросы, но совершенно не обращали внимания на приманку, которую прицепляли к крючкам, намеренно опущенным чересчур глубоко, чтобы благодаря прозрачности воды определить их вид и уберечь от мушкетных пуль во время ежевечерних учебных стрельб. Одна акула, пожалуй, не помешала бы утреннему купанию капитана, но с годами он стал осмотрительнее и считал, что две акулы — это перебор, особенно после того, как один неприятный случай, недавно произошедший в Красном море, изменил его представления о повадках этих тварей.
— Меня тоже воротит, — согласился Стивен. — Но вы должны иметь в виду, что эти наказания сочетаются с обычаями и суровым нравом жестокой морской стихии. Полагаю, что если мы посвятим этот вечер пению дуэтом, то вы сочтете его столь же радостным, как если бы этой решетки для порки не существовало вовсе.
Решетка, о которой шла речь, была убрана, палуба тщательно выдраена, по крайней мере за полчаса до этого, поскольку вот-вот должны были пробить восемь склянок. Поперек палубы, позади грот-мачты офицеры и гардемарины надежно удерживали солнце в своих квадрантах и секстанах, ожидая, когда оно пересечет меридиан. В соответствии со старинным ритуалом, об этом событии штурман сперва сообщал Моуэту, а Моуэт, шагнув к капитану Обри, сняв треуголку, докладывал, что видимое местное время — полдень.
— Да будет так, — отозвался Джек, и отныне в законном порядке наступил полдень. Сразу же после этого судно откликнулось на восемь ударов рынды и свистки, звавшие матросов к обеду; однако, несмотря на толчею, он подошел к штурману, уточнил у него координаты корабля и поспешил к отцу Мартину.
— Поздравляю вас со знаменательным событием, дорогой, — произнес капитан. — Мы только что пересекли широту тропиков.
— Да неужто? — отозвался отец Мартин, порозовев от радости. — Ха-ха! Наконец-то мы в тропиках, сбылось одно из моих заветных желаний. — Он стал жадно оглядывать море и небо, словно теперь все изменилось. Вследствие одного из счастливых случаев, которые, пожалуй, чаще всего происходят с терпеливыми натуралистами, ветер принес какую-то тропическую птицу, которая начала кружить над кораблем. Она была атласно-белой, с перламутрово-розовым отливом и двумя поразительно длинными хвостовыми перьями.
Птица, за которой наблюдал отец Мартин, все кружила и кружила. Он отказался от обеда, лишь бы ни на минуту не упустить ее из поля зрения. То, взмахивая широкими крыльями, она летала вокруг судна, то парила над ним, время от времени садясь на клотик грот-мачты. Стивен не мог составить компанию отцу Мартину, поскольку вместе с Хиггинсом принялся пускать кровь экипажу. У каждого брали всего по пять унций, затаривая один сосуд за другим. В результате целых восемь ведер оказались наполненными густой жидкостью с розовой пеной удивительной красоты. Среди моряков оказалось более чем достаточно впечатлительных особ, которые теряли сознание: из-за того, что ветер ослаб, а жара усилилась, над палубой сгустился запах, как на бойне. В результате один из слабонервных солдат морской пехоты, падая в обморок, угодил в полное ведро, опрокинув его и еще три ведра. Это настолько разозлило доктора, что доброй полдюжине матросов он пустил кровь фонтаном, сделав их бледными, как телятина, и поставил часовых возле оставшихся ведер.
Однако через час с четвертью все закончилось, поскольку оба хирурга ловко владели ланцетами. Обморочных приводили в чувство морской водой или уксусом, в зависимости от вкуса. В конце концов, чтобы все было по справедливости, один врач пускал кровь другому. Затем Стивен обратился к отцу Мартину, чья птица к тому времени улетела, успев показать ему желтый клюв и перепончатые лапы:
— Теперь, сэр, я смогу показать вам то, что удовлетворит ваше любопытство и, возможно, поможет вам определить вид акулы.
Он попросил Хани, который был вахтенным офицером, выделить ему с полдюжины самых ловких рыболовов, а боцмана — подготовить пару свертков с ненужным хламом размером с младенца. До сего времени весь экипаж, включая капитана и офицеров, зажимал порезы на руках. Лица были мрачны и сосредоточенны. Но тут Джек Обри шагнул вперед и с огоньком в глазах спросил:
— А теперь что вы придумали, доктор?
— Рассчитываю укусить кусаку, — отозвался Стивен, протягивая руку к одному из бизань-марсель-фалов, к которому были прикреплены крючья для ловли акул с привязанными к ним цепями. — Прежде всего, надеюсь определить вид акул. Род их известен — Carcharias, но к какому они принадлежат виду?.. Где этот пройдоха Падин? Послушай, Падин, насади этих «младенцев» на крючки, но обращайся с ними так, будто ты в них души не чаешь, и дай им пропитаться доброй алой кровью. А я в это время постараюсь обмануть этих хищниц, которые плывут сзади и сбоку.
Взяв ведро, наполненное кровью, он стал медленно выливать его содержимое в — кормовой шпигат правого борта. Моуэт и Пуллингс хором издали крик отчаяния, увидев испорченной краску, а матросы, забыв про борта, которые им придется отдраивать, любопытной толпой повалили на корму. Их ожидания не были обмануты: как только акулы учуяли кровь, хотя и сильно разбавленную, они всплыли на поверхность и стали метаться. Черные плавники высоко вздымались над белыми бурунами. Еще два ведра, вылитых с кормы, образовали в воде розовое облако и привели их в состояние бешенства. Утратив всякую осторожность, они пытались запрыгнуть на борт корабля, ныряли у него под килем, пересекали кильватерную струю и возвращались назад с пугающей быстротой и ловкостью, то наполовину выскакивая из воды, то оставаясь у самой поверхности моря, которое кипело и пенилось.
— Бросайте первого «младенца», — приказал Стивен. — Пусть она его заглотит хорошенько, не вырывайте его из пасти, черт бы вас побрал.
Едва стоявший на корме матрос успел обвить шлаг вокруг кнехта, как прочный линь надраился; акула, надежно заглотив крючок, начала бешено метаться у правой раковины, а вторая хищница в слепом бешенстве принялась урвать большие куски мяса из тела и хвоста подруги.
— Следующего «младенца»! — закричал доктор и вылил за борт остаток крови. Вторая акула оказалась сильнее первой, и совместными усилиями они отвернули «Сюрприз» на три румба от его прежнего курса.
