После обмена мнениями относительно связи между плохим настроением и цингой, духом и телом, о влиянии малоподвижного образа жизни на состояние стула, насчет обычной простуды и даже оспы Стивен спросил:

— Сэр, а не можете ли вы рассказать нам об анатомии кашалота?

— Почему же не рассказать? — отозвался Аллен. — Пожалуй, кое-что я смогу вам рассказать. Мистер Ледбеттер был человек любознательный, и поскольку мы всегда копались во внутренностях китов в поисках серой амбры…

— Амбры? — воскликнул Пуллингс. — А я всегда считал, что ее находят на поверхности моря.

— Или на берегу, — подхватил Моуэт. Затем продекламировал:

Остров есть — кораллы средь пучины:

Райский сад без горя и кручины,

Жемчугов и злата по колени,

Амбра там лежит в прибоя пене…

— Наш старший офицер — поэт, — объяснил Джек Обри, заметив испуганный взгляд Аллена. — Если бы Роуэн сумел прибыть к нам с Мальты, то у нас их было бы двое. Роуэн сочиняет стихи в более современном стиле.

Аллен заявил, что два поэта, несомненно, лучше, чем один, и продолжил:

— Конечно, если повезет, то амбру можно найти и на берегу. Так произошло с Джоном Робертсом, капитаном судна Ост-Индской компании «Терлоу». Прохаживаясь вдоль побережья острова Сант-Яго, пока корабль запасался пресной водой, он нашел глыбу амбры весом двести семь фунтов, после чего сразу направился домой, продал ее в Минсинг Лейне, купил имение напротив Семи Дубов и тотчас завел себе карету. Но сначала амбра проходит через организм кита.

— В таком случае, — отозвался Пуллингс, — отчего же амбру никогда не находят в высоких широтах, где киты кишмя кишат?

— Потому что амбру вырабатывают только кашалоты, — объяснил ему Аллен. — А в северные воды они никогда не заплывают. Киты, которые в них преобладают, — это в основном злые старые финвалы.

— Возможно, кашалоты находят амбру на берегу и пожирают ее, — предположил Джек Обри. — А настоящим китам или финвалам это не удается, потому что им мешает китовый ус.

— Возможно и так, сэр, — согласился Аллен. — Наш судовой врач предполагал, что она вырабатывается в самих китах, но убедиться в этом не смог. Его всегда удивлял тот факт, что амбра напоминает воск и не похожа на вещество животного происхождения.

— А вы находили амбру, исследуя внутренности кита? — поинтересовался Стивен.

— К сожалению, очень небольшое количество, — отвечал Аллен. — И причем лишь в одной особи. Исследовать их как следует мы могли редко, поскольку туши почти всегда разделываются в море.

— Никогда не видел амбру, — признался Моуэт. — Что она собой представляет?

— Это бесформенная гладкая масса, — отвечал Аллен. — Темно-пятнистая или похожая на серый мрамор, когда вы ее извлекаете. Вязкая и остро пахнущая, не очень тяжелая. Спустя некоторое время она светлеет, становится гораздо тверже и издает приятный запах.

— Яйца с амброй были излюбленным блюдом Карла Второго! — заметил отец Мартин, а Пуллингс добавил: — Я полагаю, что амбра ценится на вес золота.

Присутствующие размышляли какое-то время над этим, передавая но кругу бутылку бренди. Затем Аллен продолжил:

— После того как мы вскрывали китов, то, если позволяла погода, мистер Ледбеттер пользовался возможностью изучить анатомию этих животных.

— Чрезвычайно интересно! — отозвался Стивен.

— Поскольку мы с ним были закадычные друзья, я всегда помогал ему. Хотелось бы вспомнить хоть десятую часть из того, что он мне объяснял, но ведь это было так давно. Только помню, что зубы у кашалота лишь на нижней челюсти. Обе ноздри соединяются, образуя единый дыхательный клапан, в результате чего череп асимметричен, а что касается потрохов, то почти не видно почечной лоханки, отсутствуют ключицы, желчный пузырь и слепая кишка…

— То есть как это отсутствует слепая кишка? — вскричал Стивен.

— Да, сэр, отсутствует! Помню, как однажды, когда туша плавала рядом с судном, мы перебирали ее внутренности длиной сто шесть саженей…

— Не может быть, — пробормотал Джек, отталкивая от себя стакан.

— … и не нашли даже намека на нее. Не было никакой слепой кишки. Зато мы обнаружили огромное, с ярд длиной, сердце. Помню, мы положили его в сетку и подняли на борт. Доктор измерил его и подсчитал, что с каждым ударом оно перекачивало десять-одиннадцать галлонов крови. Аорта имела сечение в фут. Помню, что вскоре мы привыкли к зрелищу огромных теплых внутренностей, а еще однажды мы разделывали самку с детенышем внутри нее, мистер Ледбеттер показал мне пуповину, плаценту и…

Джек Обри заставил себя отвлечься от рассказа Аллена. Он видел гораздо больше крови, пролитой в яростных схватках, чем большинство людей, и не был чересчур щепетилен, но это хладнокровное убийство было ему не по душе. Пуллингс и Моуэт были такого же мнения, и когда Аллен понял, что его повествование производит дурное впечатление, он сразу сменил тему разговора.

Капитан очнулся от своих мыслей, услышав имя Ионы. Он было подумал, что речь идет о Холломе. Но затем понял: Аллен сказал, что, судя по анатомии морских гигантов, пророка, без сомнения, проглотил кашалот. Кашалоты и нынче изредка встречаются в Средиземном море.

Моряки, обрадованные тем, что освободились от фаллопиевых труб и желчных выделений, заговорили о кашалотах, которых они видели в Гибралтарском проливе. Что касается Ионы, то судьбу пророка (правда, без надежды на счастливый исход), увы, мог разделить каждый моряк… Трапеза в каюте Джека Обри закончилась самым задушевным образом. От морских разговоров перешли к сухопутным: стали вспоминать пьесы, которые видели, и балы, на которых танцевали. Под занавес настал черед рассказа об охоте на лис, во время которой гончие Моуэта и мистера Фернея наверняка наградили бы своих хозяев добычей, если бы мистер Ферней с наступлением темноты не угодил в дренажную канаву.

Гости капитанской каюты были по горло сыты кровавыми подробностями китобойного промысла, чего нельзя было сказать о кают-компании для младших офицеров. Штурман, в отсутствие капитана поощряемый судовым врачом и капелланом-натуралистом, вопреки неодобрению части сотрапезников, смог рассказать о всех анатомических особенностях китов, которые удержались в его цепкой памяти. Во всяком случае, мистер Адамс, казначей, человек ипохондрического склада, любил такие рассказы, не говоря о Говарде — офицере морской пехоты, которому даже описание гениталий кашалотихи напоминало о любовных утехах.

Впрочем, не все в историях Аллена было столь ужасно — многое вовсе не имело отношения к анатомии.

— Я читал рассказы о плаваниях в северных морях и о преследовании китов, — произнес отец Мартин, — но я никогда не мог понять экономическую сторону китового промысла. Как вы сравните промысел в северных и южных районах с этой точки зрения?

— В годы моей молодости, — отвечал Аллен, — а это было до того, как уровень вод вблизи Гренландии снизился, считалось, что пять хороших китов окупят экспедицию. В среднем мы могли добыть по тринадцати тонн китового жира из каждого экземпляра и около тонны китового уса. А в те дни тонна китового уса стоила около пятисот фунтов. Китовый жир шел по двадцать фунтов или чуть больше за тонну. Кроме того, полагались наградные по два фунта для всего экипажа, так что всего выходило около четырех с половиной тысяч фунтов. Сумму эту надо было делить на пятьдесят человек, и, кроме того, свою долю должен был иметь судовладелец. Но все равно получалась приличная сумма. А теперь ворвань стала стоить тридцать два фунта, китовый ус подешевел и стоит не больше девяноста фунтов. Киты измельчали, их стало меньше, и ушли они дальше, поэтому теперь, чтобы не прогореть, надо добыть за одну экспедицию около двух десятков штук.

— Я даже не знал, что китовый ус так дорог, — признался казначей. — А для чего его используют?

— Для изготовления шляпок, корсетов, фижм и зонтов.

— Но что вы скажете о южных районах промысла? — спросил отец Мартин. — Ведь если единственной целью лова являются кашалоты, то ни о каком китовом усе не может быть и речи. Целью экспедиции должна быть только добыча китового жира.