– Теперь, по крайней мере, выспимся как следует.
Тут он оказался прав: катраны разогнали всех падальщиков, и после их появления в цеху было тихо. Катраны быстро сожрали все, что оставили шакалы и серые птицы, и расположились под проломом вокруг обвалившейся пирамиды из ящиков. Они сидели и лежали, задрав вверх тупорылые морды. Ждали. Сперва катраны были сыты и не делали попыток вскарабкаться на крышу. Потом полезли за свежим мясом, но с их короткими лапами взбираться по ящикам было трудно. Иногда Йоля наблюдала, как упрямые хищники снова и снова ползут по трясущейся пирамиде, доски скрипели под их весом, когти царапали дерево, катраны срывались, сердито шипели и лезли снова. Они были слишком тупы, чтобы бросить добычу, до которой им не добраться. Йоля отсыпалась под навесом, который соорудил Киря на крыше цеха.
Осада продолжалась до тех пор, пока не явился Шарпан с десятком стрелков. Йолю разбудили выстрелы. Катраны, которые уже сильно проголодались, попытались напасть на прибывших – их встретили залпами. В цеховом дворе началась настоящая битва. Йоля с Кирей подползли к краю кровли и палили по катранам сверху. Хищники прятались в тени, подстерегали стрелков. Несколько раз люди Шарпана покидали самоходы и пытались войти в ворота цеха, но катраны загоняли их обратно, под защиту стальных бортов. Даже раненые и издыхающие мутафаги яростно атаковали вооруженных людей. Перепуганные стрелки Шарпана всаживали в гибкие тела пулю за пулей, но раны, казалось, лишь прибавляли тварям злости.
Наконец все стихло. Люди вошли во двор, прогремели последние выстрелы, работники Шарпана взялись за ножи, чтобы срезать острые, как бритва, плавники мертвых катранов.
Когда со зверьем было покончено, Киря вдруг пустил слезу. Сел у края и стал шмыгать носом, утирая морщинистое загорелое лицо рукавами.
– Вот и всё, вот и всё… – бормотал он. – Живой я! Сколько всего было… сколько… а я живой! Живой!
Во двор вошел Шарпан. Оглядел обглоданные кости, разбросанные там и сям, задрал голову и долго смотрел на рыдающего Кирю. Потом прогулялся по цеху – подсчитывал убытки и долго бранился. Его охранники снова нагромоздили ящики, чтобы сидельцы могли спуститься с крыши. Кирей занялся лекарь, а Йолю позвал хозяин.
– Никого больше не осталось?
– Не, все сгинули.
Хозяин поморщился:
– Ладно… Тогда рассказывай ты. Чего тут стряслось? Куда народ делся? Почему такое разорение?
Йоля принялась описывать, что произошло на прииске. Потом вспомнила о сбежавшей охране.
– А разве не прикатил этот… Леван? Я думала, он доложит. Что, не объявлялись охранники с прииска?
– Никого не было, – покачал головой Шарпан.
– Леван, должно быть, сбежал, – прогудел Митяй, здоровенный детина, заведовавший охраной.
– Вот гад! – с чувством произнесла Йоля. – «Беретту» у меня отнял, мутантская задница.
– Может, он твари этой вашей попался? – предположил Шарпан. – До сих пор Леван верным человеком был, нигде не подвел меня. Митяй, слышь? Пусть Левана ищут. А кто еще с ним?
Этот вопрос был уже к Йоле, но она приисковых охранников в лицо не знала, а теперь, когда над мертвецами потрудились шакалы и катраны, их никто не смог бы опознать. Киря сказал, что сбежали трое, а кто именно, он не успел заметить.
Потом Шарпан, прихватив Йолю и Митяя, отправился смотреть на ночной страх. Сендер покатил вдоль подсохшего черного следа, Митяй нервничал и не убирал ладони с рукояти револьвера.
Тварь валялась там же, ничего не изменилось, разве что чензир схватился крепче. Шарпан сопел и ругался вполголоса, шагая вокруг растекшейся черной лужи. Остановился перед мордой, влипшей в ком черной грязи, и долго разглядывал.
– Вот ведь, – буркнул он наконец, – и откуда это гадство выползло только? И почему именно к моему прииску?.. Сколько убытков, сколько убытков! Кто мне все возместит, а? Эта дохлятина, что ли?
– И «беретту» мою Леван увел, – поддакнула Йоля.
– Ты еще со своей «береттой»! – вдруг вызверился Шарпан. – Я о большом убытке толкую, поняла, замарашка? Весь прииск разорен, рабы передохли, охрана перебита, печь сломана! А ты…
– А мне моя «беретта» дороже твоего прииска, дядька! – огрызнулась Йоля. – Ее мне знаешь кто подарил? Самый лучший человек во всей Пустоши…
Шарпан закашлялся, потом харкнул и сердито плюнул. Плевок угодил на рыло распластанной в грязи твари, и тут гигантская туша, до сих пор неподвижная, вздрогнула, пасть приоткрылась, слепые бельма осветились изнутри красным. Шарпан взвизгнул по-бабьи и бросился бежать. Верзила Митяй тоже помчался прочь. Они бежали не разбирая дороги, мимо сендера с обалдевшим водителем – куда-то в степь.
Йоля задумчиво посмотрела им вслед, почесала кончик носа, с которого опять сползала шкура – обгорел нос, пока на крыше торчала – и поплелась к сендеру. Побегают дядьки и все равно туда же придут.
Вернулся Шарпан, уже совсем успокоившись. По пути отдавал Митяю приказы:
– Отправишь Бурьяна на грузовике, пусть по рынкам поглядит, рабов накупит. Денег я дам. Другая беда: где толковых рабочих найти? Чтоб чензир варить умели. И еще: вот кого старшим на прииске поставить?.. Нет такого среди наших.
Взгляд Шарпана упал на Йолю, которая устроилась в тени – села, прислонилась к колесу сендера и дремала.
– Вот девка, а, Митяй? Леван сбег, охрану побили всю… а она прииск отстояла! Вот такого бы мужика найти, я бы ему здешнее хозяйство доверил.
– Я не возьмусь, дядька, – буркнула услышавшая его Йоля. – Не по мне работа – невольников гонять.
– А тебе никто не доверит. Ты бы, может, и управилась, да слушать тебя серьезные люди не станут. Видимости в тебе нет, выглядишь, как сопля.
На эти слова Йоля обиделась и уже совсем собралась сказать, что сам дядька Шарпан не на соплю даже похож, а на что похуже, но тут хозяин заговорил иначе. Похвалил ее и спросил, какую награду она себе желает. Он, Шарпан, таких дел, какое она провернула, без награды не оставляет. При этом дядька косился на черное пятно чензира и на страх, влипший посередине. Похоже было, что щедрость Шарпана происходит от испуга.
– Мотоциклетку дай, – тут же потребовала девушка, – поеду Левана твоего искать. Мне «беретту» вернуть нужно.
– Ты видал, а, Митяй? – Шарпан хоть и был сильно раздосадован убытками, не смог не улыбнуться. – Она Левана ловить собралась. Он троих таких, как ты, Йолька, одной рукой в узел завяжет.
– Одной левой, – подтвердил Митяй. – А правой при том собственную задницу чесать будет.
– Брось эту затею, в общем. Если Леван, мутанта ему в глотку, где попадется, я позабочусь, чтобы тебе имущество возвратили. Выбирай другую награду.
– Ты сам спросил, я ответила. Если беглых сейчас не нагнать, они могут далеко укатить или спрячутся где. А мне нужно…
Благодушная улыбка Шарпана погасла:
– Мотоциклетку мне не жалко, но я ж о тебе думаю. Пропадешь ведь!
– А по-моему, тебе мотоциклетки жалко.
– Тьфу, вот колючая девка! – Шарпан от избытка чувств притопнул и ткнул Митяя локтем. – Будет тебе мотоциклетка. Заслужила, мутанта тебе в… гм.
Потом хозяин перевел дух, оглянулся на черную лужу с присохшим страхом и уже совсем спокойно обратился к начальнику охраны:
– Слушай, Митяй, а как по-твоему, что, если с этой мутантины шкуру содрать и в Харьков оружейникам продать, а? Хватит на мотоциклетку?
– А на кой шкура харьковским? – удивился Митяй.
– Куртки шить, – встряла Йоля. Мысль Шарпана показалась ей дельной. – А ты сечешь, дядька! Шкура эта даже получше, чем панцирные пластины. И это моя добыча, между прочим.
Митяй подумал маленько и вынес приговор:
– Если шкуру толково загнать, то и на две справных мотоциклетки хватит, а то и больше.
– Шкуру мне, мотоциклетку тебе, – решил Шарпан. – По рукам, мелкая?
– По рукам, толстый.
На прииске Шарпан решил никого не оставлять – охранять там нечего, все развалено и переломано, рабочих он привезет позже. Йоля ехала с хозяином на заднем сиденье сендера, помалкивала и слушала. Шарпан рассуждал вслух, какой убыток ему вышел и как быстрей снова запустить производство. О том, чтобы отрядить погоню за сбежавшими охранниками, ни слова не сказал. Стало быть, верно она решила: сама поймает предателя и «беретту» вернет. Иначе не видать ей единственной памяти о самом лучшем человеке во всей Пустоши. Он ей оружие доверил, а она что? Не уберегла! Дорогой подарок от дорогого человека…
