Они были первыми с острова гостями Кастело. Жильберто и Родриго поздравили Николаса и склонились к длинным, тонким пальцам Инез, а Франческа протянула им руку и резким голосом провозгласила, что она желает им огромного счастья.

Прибывало все большее количество друзей, и Мануэлю приходилось часто спускаться по лестнице, чтобы встречать их, в то время как Николас и Инез оставались у входа в зал, принимая поздравления.

Салон быстро наполнялся хорошо одетыми женщинами и мужчинами в белых вечерних пиджаках.

Наконец всех пригласили к обеду, и слуги показывали гостям отведенные им места. Клэр сидела между Родриго и Николасом. Справа от Николаса сидела Инез, а затем во главе стола восседал Мануэль. Справа от него находилась Франческа, ее утонченная элегантность сочеталась с его уверенностью в себе и мужским шармом. Они так совершенно дополняли друг друга!

Обед казался бесконечным, а количество блюд просто было невозможно сосчитать. Наконец пришло время для главного тоста вечера. Бокалы были вновь наполнены. Мануэль, стоя, произносил слова поздравления на португальском языке:

— Мне доставляет большую честь и огромное удовольствие... мой дорогой друг Николас и наша прекрасная Инез Сарменто... Я знаю, что все их добрые друзья, собравшиеся здесь, присоединятся ко мне...

И так далее.

Раздались громкие крики «Viva!», бокалы сомкнуты и осушены до дна. Инез сияла, Николас, довольный и смущенный, встал и благодарил Мануэля... а для Клэр завершилась первая часть ее страданий.

Когда другие женщины поднялись на второй этаж, чтобы поправить или привести в порядок свои прически и макияж, она последовала за ними. Но вскоре громкая болтовня и резкие запахи духов вынудили ее спуститься в зал, а затем во двор. На террасе появились отдельные пары, начались танцы. Потом появились Николас с Инез; он смотрел на нее и улыбался без всяких причин, как это происходит с мужчиной при виде его любимой избранницы. Они спустились по ступенькам, постояли некоторое время на хорошо освещенной лужайке, а затем удалились в тень сада.

Голос над головой Клэр произнес:

— Временами это доставляет горькую радость — наблюдать неописуемое счастье других, не так ли?

Тон Мануэля сочетал сдержанность с издевкой, но в то же время содержал в себе нечто недосказанное.

Клэр повернулась к нему. Свет уличного фонаря несколько сгущал пламя ее волос и делал более темным цвет ее красных губ.

— В отдельных случаях это приносит радость без горечи, — возразила она.

— С этим нельзя спорить. Я просто попытался принести вам свои соболезнования. Что вы теперь будете делать, интересует меня, потеряв Николаса?

Насмешка была явно провокационной. Клэр пожала плечами и повернула в другую сторону лужайки.

— Спасибо за вашу заботу, но я уже слишком взрослая, чтобы иметь опекуна, не так ли?

— Возможно, но все-таки вы все еще девочка. Мне очень грустно, что вас вдруг лишили этого надежного якоря — всегда стоявшего на страже Николаса. Придется вам искать кого-нибудь еще, кто бы взял на себя заботу о вашем испуганном сердце, но нет такого человека, который будет любить вас так же безмолвно, как он.

Клэр сжала зубы, а ее ногти вонзились в ладони. И все-таки она сумела произнести:

— Конечно, это очень плохо, но я как-нибудь это переживу.

— Но разве вы не испугались немножко? — настаивал он мягко и монотонно. — Николас никогда больше не будет заботиться о вас. Он был надежен, что для вас было крайне важным. Вы никогда бы не поверили, что он окажется таким жестоким и выберет себе в жены совсем другую женщину и таким образом предоставит вас менее обузданным страстям совсем другого мужчины. Каким это окажется для вас крахом! Я очень сочувствую вам в вашей отчаянной ситуации.

Возмущение Клэр достигло предела. Она заговорила очень резко, выплескивая свои слова в темноту ночи:

— Я совершенно не нуждаюсь в ваших симпатиях, сеньор, а кроме того, не считаю, что заслуживаю вашего глумления. С той самой поры, как только я встретилась с Инез, я всегда надеялась, что Николас женится именно на ней!

— Интересно, — парировал он все с той же оскорбительной усмешкой. — И ради того, чтобы способствовать успеху этого маленького проекта, а именно, что Николас должен жениться на Инез, вы принимаете от него янтарный браслет и на виду у всех целуетесь с ним. Вы также разыскиваете его, чтобы при любой возможности остаться с ним наедине. Мне кажется, моя дорогая Клэр, что вы слишком неуклюже проводили свою кампанию, чтобы способствовать их сближению, не так ли?

— Браслет был мне преподнесен в подарок в мой день рождения! И Инез это поняла.

— А поцелуй? — на этот раз в голосе был намек на обострение разговора. — На него вас просто вынудили эти несносные островитяне? Не пытайтесь убедить меня, что она тоже это поняла и одобрила! По моему мнению, это сближение произошло вопреки, а не благодаря вашим усилиям!

— А по моему мнению, — бросила она ему, тон ее голоса был сдержанный, но взбешенный, — вы относитесь к числу ненавистников и хорошо знаете об этом. Мне кажется, что вы получаете извращенное наслаждение, нанося мне оскорбление. Думайте что хотите, но освободите меня от ваших нападок и сарказма. Я перенесла уже достаточно!

Он поклонился, его лицо было совершенно лишенным каких-либо эмоций.

— Вы совсем еще ничего не перенесли, мое дитя, ровным счетом ничего. У вас пока еще не было опыта в перенесении душевной боли. Я могу заверить вас, что если бы вы были влюблены в Николаса, то страдали бы от болезни гораздо более разрушающей, чем оскорбленная гордость!

Он склонился с террасы и позвал:

— Родриго!

За все время, пока молодой человек пересекал двор и поднимался по ступеням, Мануэль хранил гробовое молчание, стоя рядом.

— Родриго, — сказал Мануэль таким голосом, словно его мысли блуждали где-то совсем далеко, — Клэр хотела бы потанцевать. Когда вальс закончится, попроси Баптисту сыграть тарантеллу и сделай так, чтобы научить ее этому крестьянскому танцу. Ты по этой части мастер.

После этого он вернулся к своим обычным манерам и заметил:

— Народные танцы довольно утомительны. Но они позволяют тратить энергию без сожалений. До встречи, сеньорита.

В сверкающем светом салоне радостные выкрики становились все оживленнее. Инез пришлось пройти через весь набор испытаний, которые предписывались португальскими обычаями всем будущим невестам, и даже Николас оказался вовлеченным в праздничный круговорот вечера.

А потом центром внимания стала Франческа. Рядом стоял Мануэль и говорил с ней о чем-то, что интересовало всех, кто был в пределах слышимости их беседы. Он направился к пианисту, а Франческа улыбалась публике. Его руки поднялись вверх в театральном жесте, чтобы воцарилась тишина. Все замолчали, и вскоре до Клэр, сидевшей поблизости от высоких дверей, донеслись звуки ее томного голоса.

— Мне доставит большую радость спеть для вас сегодня вечером. Мануэль не одобряет этого, потому что роса утомляет мои связки, но сегодня я его не послушаюсь. Это совсем не обычный день, и я бы хотела приложить свои усилия, чтобы он остался для всех еще более памятным.

Она пела легко и очень чисто. Она научила себя трудному искусству выглядеть привлекательной при взятии самых высоких и трудных нот, а также улыбаться в нужные моменты. Произведение, которое она пела, подошло к концу, и после совершенно полного молчания аудитория взорвалась аплодисментами с истинно португальским темпераментом и с многочисленными выкриками одобрения.

Франческа улыбалась в ответ, словно это была ее самая любимая аудитория.

— Я рада, что вам это понравилось. Но я очень люблю наши португальские песни, те, которые мы все поем время от времени.

Это, конечно, вызвало новый взрыв веселых возгласов и шумных выражений в знак согласия. Она была поистине величественна, эта Франческа. Столько красоты во внешности и в голосе, да к тому же еще и великолепное остроумие! Ее можно было слушать бесконечно. Как они были счастливы заполучить на свой маленький остров Святой Катарины эту знаменитую певицу, которая пела в этом зале, наполняя воздух льющейся мелодией и добротой.