Другая цитата: «Совершенно очевидно, что последователи Анаксагора и Эмпедокла говорят противоположные вещи. Эмпедокл утверждает, что огонь, вода, воздух, земля — это четыре элемента, и притом более простые, чем плоть, кость и сходные с ними подобочастные. Последователи же Анаксагора считают простыми [телами] и элементами эти [подобочастные], землю же, огонь, воду и воздух признают составными, поскольку они представляют собой смесь всевозможных семян этих [подобочастных]». («О возникновении и уничтожении» А 4, 314а 20–25).
В обоих случаях Аристотель допускает некоторую неточность, смешивая понятия подобочастных и семян. Именно эта неточность и побудила позднейших доксографов и исследователей отождествить оба понятия, о чем мы говорили выше. Но если учесть, что каждое семя представляет собой смесь всех подобочастных (качественно-определенных веществ), причем по своим свойствам оно оказывается подобным тому из подобочастных, которое в нем преобладает, то можно будет согласиться, что эта неточность не имеет принципиального значения.
В целом же свидетельства Аристотеля о том, что стихии у Анаксагора не элементарны, но представляют собой «панспермии», т. е. смеси всевозможных семян, представляются слишком определенными и недвусмысленными, чтобы их можно было с ходу отвергать. Между тем многие ученые нашего времени, начиная с Таннери, поступают именно таким образом, утверждая, что Аристотель не понял и грубо исказил мысли Анаксагора. Так, Таннери пишет: «…говорить вместе с Аристотелем, что огонь состоит из гомеомерий, подобных гомеомериям мяса и костей, — значит совершенно искажать мысль Анаксагора» (31, 277).
Вместо этого Таннери выдвигает гипотезу, что стихии представляют собой комбинации всех противоположностей, упоминаемых в анаксагоровских отрывках; отличаются же они друг от друга преобладанием тел или других членов соответствующих пар. «Огонь, — пишет Таннери, — самое блестящее, самое теплое, сухое и тонкое вещество, тем не менее он всегда содержит в себе темное, холодное, влажное, тяжелое…» (там же). Что же касается семян, или аристотелевских гомеомерий, то они, по мнению Таннери, отнюдь не элементарны, а представляют собой комбинации тех же противоположностей. В этом смысле между стихиями и качественно-определенными веществами (гомеомериями) нет принципиальной разницы.
Но как быть с приведенными выше свидетельствами Аристотеля, что стихии суть смеси всевозможных семян (или подобочастных)? Нам представляется, что между этими свидетельствами и, казалось бы, полностью отвергающей их гипотезой Таннери можно перебросить мостик. Нижеследующие соображения показывают, каким образом это следует сделать. Эти соображения вызваны не нашей склонностью к компромиссам, не стремлением примирить непримиримые точки зрения, а убеждением в том, что гипотеза Таннери заключает в себе некоторое рациональное зерно, соответствующее духу учения Анаксагора.
Стихии у Анаксагора действительно являются комбинациями теплого и холодного, сухого и влажного и других противоположностей — в этом отношении Таннери был безусловно прав. Ошибка его состояла в том, что он считал эти противоположности (качества, силы или как бы они еще ни назывались) единственно первичными и элементарными сущностями в теории Анаксагора. Но столь же первичными и элементарными сущностями были в этой теории и качественно-определенные вещества (аристотелевские подобочастные). И те и другие присутствуют в любой части вещества, в любом объеме пространства, как бы малы эта частица или этот объем ни были. Все они присутствуют и в огне, и в воздухе, и в любой другой стихии. Однако существует разница между частицей, скажем, мяса и (выражаясь условно) «частицей» огня. Частица мяса содержит в себе все противоположности и все качественно-определенные вещества. Кажется же она мясом потому, что «элементарное» мясо (мясо как существующая вещь) в этой частице преобладает над всеми ее прочими компонентами. В частице же огня преобладает не какое-либо из качественно-определенных веществ (типа мяса), а сочетание теплого, светлого, сухого и редкого; аналогичным образом в других стихиях преобладают иные сочетания соответствующих «сил». Но эти силы пространственно не обособлены от семян качественно-определенных веществ; они заключены в этих семенах, или, как писал Александр Афродисийский, «противоположности заключены в гомеомериях, так же как и все различия» (26, 271) (подобно всем доксографам поздней античности, Александр отождествляет семена с гомеомериями). Таким образом, стихии действительно являются «панспермиями» — в том смысле, что они представляют собой смеси всевозможных семян; отличаются же они друг от друга преобладанием определенных комбинаций сил или противоположностей.
Но можно ли говорить о семенах стихий? Можно ли сказать, что наряду с семенами мяса, крови и других подобочастных в любой вещи содержатся семена огня, воздуха и других стихий? В пользу такой точки зрения можно привести некоторые аргументы. Аристотель неоднократно называет стихии в числе подобочастных веществ; во всяком случае, хотя стихии и находились в его системе на другой, более низкой ступени иерархии материального мира, тем не менее они обладали свойством подобочастности наравне с подобочастными веществами в прямом смысле слова. Так, в одном месте «Метафизики» Аристотель пишет об учении Анаксагора: «…по его словам, почти все подобочастные предметы, являющиеся таковыми по образцу воды или огня, возникают и уничтожаются именно таким путем — только через соединение и разделение, а иначе не возникают и не уничтожаются, но пребывают вечно» (Мет. А 3, 983в 31–984в 13).
Так же и у позднейших доксографов — у Лукреция, Симпликия и других, писавших об учении Анаксагора, — стихии зачастую оказывались в одном ряду с подобочастными типа мяса, крови и золота. Значит ли это, что такова была точка зрения самого Анаксагора? Или они делали это под воз действием приведенной цитаты из «Метафизики»?
Второе предположение представляется нам более правдоподобным. Сам Анаксагор, видимо, по этому вопросу прямо не высказывался, тем не менее в его фрагментах можно найти указания на то, что в первичной смеси, да и на позднейших стадиях космообразования, стихии не были раздроблены на мельчайшие, невидимые глазу семена и занимали более значительные области пространства, включавшие бесчисленные множества всевозможных семян.
Так, в первом фрагменте (а следовательно, в самом начале сочинения Анаксагора) мы читаем следующее: «И когда все [вещи] были вместе, ничто не было различимо из-за малости, потому что все наполнял эфир и воздух, оба беспредельные: ведь в общей совокупности они самые большие как по количеству, так и по величине».
Глагол «наполнял» (kateichen) в этом отрывке можно заменить другими русскими словами: «охватывал», «подавлял», «покрывал», «сдерживал». Все они указывали на преобладание эфира и воздуха, в силу которого прочие вещества не были различимы. И тот и другой были «беспредельны» (apeira); это прилагательное, возможно, не только было количественной характеристикой названных стихий, но и служило указанием на их бесформенность, на отсутствие у них внутренних членений, границ. Первичная смесь была прежде всего смесью двух бесформенных стихий — эфир и воздуха, которые, в свою очередь, представляли собою смеси всевозможных семян.
Эфир и воздух играли в космогонии Анаксагора особо важную роль по сравнению с другими стихиями. Оба они преобладали в первичной смеси. Начальный период космообразования выражался в разделении первичной смеси на две большие области — периферийную эфирную оболочку и центральную воздушную сферу, «потому что воздух и эфир отделяются от массы окружающего, и это окружающее беспредельно по количеству» (фр. 2). Окружающее (periechon) — это первичная смесь, еще не затронутая отделением, происходящим под действием космического круговращения. В дальнейшем в воздушной сфере происходит уплотнение ядра, состоящее из земли.
«Плотное, влажное, холодное и темное собралось там, где теперь Земля; редкое же теплое и сухое ушло в дали эфира» (фр. 15). Земля — третья стихия, упоминаемая Анаксагором. В четвертом фрагменте указывается, что в первичной смеси наряду с противоположностями влажного и сухого и т. д. и множеством семян, ни в чем не похожих друг на друга, содержалось также большое количество земли. Таким образом, земля как стихия присутствует в смеси в качестве одного из ее изначальных компонентов; однако в силу количественного преобладания эфира и воздуха она, по-видимому, там «не была различима». Воду в составе первичной смеси Анаксагор ни разу не упоминает. Надо полагать, что в качестве четырех четко выделенных сущностей стихии вообще не фигурировали в его сочинении. Так, в одном из фрагментов, где говорится о последовательном выделении стихий, мы находим упоминание облаков и камней наряду с водой и землей: «Из этих выделяющихся масс (эфира и воздуха. — И. Р.) сгущается земля. А именно, из облаков выделяется вода, из воды же — земля, из земли же сгущаются камни от действия холода…» (фр. 16).
