При упоминании запретных имен темной богини и ее бестелесных слуг Каратриль содрогнулся. В Лотерне никогда не произносили их вслух, поскольку законопослушные граждане не поклонялись Китарай, как иногда называли темных богов. Рыцарь заметил его беспокойство.

— Не бойтесь, капитан, — спокойно сказал он и вытащил из-под ворота кольчуги серебряный амулет. Руну Йенлуи, символ баланса, украшали три сверкающих алмаза. — Это подарок друга из Сафери, и он защитит нас. Жителям севера часто приходится упоминать запретные имена, поскольку многие храмы темных божеств находятся в наших землях.

— Но почему же на родине Аэнариона допускаются служения им? — спросил Каратриль.

— Китарай надо время от времени ублажать. Нельзя забывать о богах безнаказанно, особенно если эти боги обладают гнусным, вспыльчивым характером. Когда-то за храмами ночных богов ухаживал всего лишь один жрец или жрица. Они служили им, чтобы не гневить темных господ, и задабривали их невинными жертвами. — Рыцарь опустил взгляд. — Иногда, в отчаянные времена, приходилось посещать их зловещие храмы, потому что есть вещи, о которых не знают даже Азуриан и Иша. Даже Аэнарион обращался к их мудрости.

— Но как же поклонение отвратительным богам распространилось так широко? — спросил Каратриль.

— От праздности или с горя многие эльфы стали обращаться к Китарай, чтобы облегчить душу или найти ответы на вопросы, которые лучше не задавать. Об умерших любимых, о неразрешимых загадках, о забытых с приходом Хаоса радостях. Довольные полученной милостью, эти заблудшие души начали открывать для себя темные секреты. Они извратили ритуалы умиротворения и превратили их в восхваление. Они хранили свои церемонии в тайне и строили новые храмы в других землях. В тени, незаметно для законопослушных граждан, они совершали свои преступления и заманивали новичков. За пять сотен лет они заполонили весь Ултуан и проникли во дворцы и лачуги, к богатым и бедным. Знайте, что наша задача будет нелегкой.

— А как получилось, что ты не попался в их сети? — спросил Каратриль.

Рыцарь заправил талисман под кольчугу и отвел длинные черные волосы. Сзади на шее у него красовался шрам в форме изогнутого кинжала.

— С чего вы так решили? Много лет я трудился с клинками Каина в руках и был священным палачом Анлека. Отец воспитал меня в морали культа, и я не знал ничего другого. Но когда он приказал мне вырезать сердце моей сестры, я убил его и сбежал с нею. Мы пересекли море, чтобы оторваться от погони. Со временем я встретил князя и рассказал ему о бедствиях нашего народа. Я Маранит, капитан Нагарита на службе князя Малекита, и он послал меня, чтобы собрать к его возвращению эту армию. Я не могу надеяться смыть со своей души это пятно, но, если мои старания помогут освободить других, я умру довольным.

— И я горжусь тем, что буду сражаться бок о бок с тобой. — Каратриль протянул руку.

Рыцарь крепко пожал ее затянутой в кольчужную перчатку ладонью.

— Наш поход изменит Ултуан навсегда, — произнес Маранит. — Сражайтесь рядом с князем, и история запомнит вас.

Каратриль кивнул и отъехал в сторону. Его переполняло любопытство, и он немного отстал от колонны и поехал рядом с пленниками, наблюдая за ними. Одетая в белые льняные одежды девушка, которая вызывающе предлагала себя на площади, сейчас выглядела вполне целомудренно. Она вымыла и заплела в косы волосы и смыла мерзкие рисунки. Порой она бросала на Каратриля робкие взгляды, и ее глаза совсем не сверкали былой наглостью. Каратриль улыбнулся ей и помахал рукой. Затем спрыгнул с лошади и повел ту в поводу.

— Как тебя зовут? — спросил он девушку.

— Друтейра.

— Я Каратриль из Лотерна. Я никогда не видел нагаритских девушек с такими светлыми волосами, как у тебя.

— Я не из Нагарита, господин.

— Не нужно называть меня «господин». Я не князь, а всего лишь капитан гвардии. Можешь звать меня Каратриль или капитан, как тебе больше нравится. И как ты здесь оказалась?

— Я из Эллириона, капитан. Довольно давно, около двадцати лет назад, мы с братом пасли табун у подножия гор. Появились одетые в черные плащи всадники, и мы сперва подумали, что им нужны лошади. Галдарин, мой брат, пытался сопротивляться, но его убили. Они не тронули лошадей, но забрали меня и привезли сюда, в храм Атарты.

— Двадцать лет? — выдохнул Каратриль. — Как ужасно, должно быть, участвовать в их жутких ритуалах!

— Сначала было очень страшно, — согласилась Друтейра. — Меня били и хлестали кнутом, пока я не перестала чувствовать боль. Я перестала плакать. Мне стало безразлично, что происходит со мной. Затем они принесли черный лотос, и мы пировали в честь Атарты. Меня научили искусству любви, и я каждый день предавалась утехам Атарты. Затем умерла Хелреон, и я унаследовала титул жрицы и изучила сокровенные тайны нашей богини.

Голос девушки зазвучал заносчиво и вызывающе, но внезапно она замолчала и разрыдалась.

— Впервые за двадцать лет я увидела, во что превратилась, — простонала она. — Я приказывала приводить в храм других девушек, и их притаскивали силой, как в свое время притащили меня. Я видела жуткие вещи, но смотрела на них с радостью. Что я наделала!

Каратриль успокоил ее и положил девушке руку на плечо. Она не смотрела на него, но опустила голову и продолжила плакать. Он искал слова, чтобы ее утешить, но ничего не приходило в голову.

Они так и шли некоторое время, пока плач не прекратился. Каратриль повернул голову и заметил, что она смотрит на него покрасневшими, заплаканными глазами.

— Что со мной будет? — спросила она.

— Как и обещал князь Малекит, тебе не причинят зла, — заверил капитан. — Скорее всего, когда ты полностью излечишься, тебя отправят обратно в Эллирион. Уверен, что семья считает тебя мертвой и обрадуется, когда ты к ним вернешься.

Девушка молча кивнула.

— Расскажи мне об Эллирионе, — попросил Каратриль.

Ему не хотелось шагать в тишине. За время службы герольдом он посетил многие царства, но ему хотелось услышать от Друтейры воспоминания о ее родине.

— Краше всего он по вечерам, когда солнце садится за горы и заливает поляны золотом, — произнесла девушка. — Насколько видит глаз, тянутся пастбища с зеленой, как изумруд, травой. Белые дикие лошади скачут у подножия гор; они зовут наших коней и уводят их с собой. Мы слушаем, как разносит их ржание ветер, слышим, как они дразнят своих сородичей, которые ходят под седлом.

— Разве это не печально? — спросил Каратриль. — Разве тебе не хотелось, чтобы все лошади бегали на свободе?

Друтейра засмеялась:

— Вы говорите глупости, капитан. Лошади Эллириона гордятся нашей дружбой и называют своих диких собратьев глупцами. Им нравится перезвон упряжи и блеск серебряного мундштука. Вы бы видели, как гордо они бегут. У них есть сочная трава и теплые стойла, а когда приходят зимние дожди, они приглашают родичей на постой.

Каратриль хотел что-то сказать, но услышал, как во главе колонны выкрикивают его имя.

— Прости, меня зовут, — с сожалением улыбнулся он. — Я с удовольствием еще поговорю с тобой.

— И я с вами, — ответила Друтейра. — Вы расскажете мне о Лотерне.

— Обязательно, — пообещал он и вскочил в седло. Он уже собирался пришпорить коня, но тут его посетила неожиданная мысль. — Скажи мне, Друтейра из Эллириона, а что мой конь думает обо мне?

Девушка немного нахмурилась и вдруг улыбнулась. Она положила ладонь на морду коня, наклонилась к нему и что-то прошептала на ухо. Тот с коротким ржанием заплясал на месте, и эльфийка захихикала.

— Что? — обиженно спросил Каратриль. — Что он сказал?

— Он счастлив носить вас на себе, — сообщила Друтейра. — Вы хорошо с ним обращаетесь.

— А что тебя рассмешило?

— Он говорит, что за время путешествия вы стали тяжелее. Ему кажется, что вы набираете жирок.

Каратриль возмущенно фыркнул и рассмеялся.

— Слуги во дворце князей не позволят герольду Короля-Феникса голодать. Наверное, мне стоит научиться говорить «нет».