– Беке – единственный из самосских островов, где встречается железная руда. Даблу здесь легко перемещаться под землею, то есть так, чтобы его никто не видел, ну и…

– Нет, не поэтому я прилетел на Беке. Я прилетел сюда, потому что мне удалось выяснить одну вещь. Этот остров – тот самый остров Безымянный, о котором говорится в легенде о самосских самоцветах. Здесь зародились самоцветы Самоса, здесь произошел их первый вздох, и здесь умерли для прошлой жизни Сой и Андина – и поэтому Андину не может не тянуть сюда, и Дабла не может не тянуть сюда! Так рассуждал я, и оказался прав, убежище Дабла мы нашли на этом острове. Но какое на острове место наиболее значительно для Андины? То самое место их с Соем самоцветной россыпи, надо полагать. Легенда говорит, они стали самоцветами на побережье. Уж не то ли это место, где находится стокоочистительная станция?

– Все считают, и мне так казалось, что остров Безымянный – это теперешний остров Пята Бога, где стоит монумент Одиноких…

– Вот главная ошибка, которую сделали решительно все, кроме меня. Остров Безымянный -это остров Беке, а не Пята Бога. Что же касается самоцветов, почему их так много на Пяте Бога и не так уж много здесь, на Бексе… Бекс-Безымянный постепенно погружается в море, это общеизвестно, море смыло самоцветы с побережья Бекса и подводное течение отнесло их на Пяту Бога, как раз Пята Бога последние полмиллиона лет поднимается из моря.

Джонни далеко не проникся убежденностью Кенелза в переносе морем самоцветов с Бекса на Пяту Бога, но этого и не нужно было, он и без того собирался немедленно лететь на стокоочистительную станцию.

Брук беспрекословно предоставил в распоряжение Джонни полицейский гравилет: “Лишь бы ты отвязался”. На гравилете Голд и Кенелз добрались до стокоочистительной станции за считанные минуты.

Станция работала автоматически, техник посещал ее лишь раз в неделю. Джонни выжег дверной замок лучеметом, не возвращаться же им за техником. Они с Кенелзом долго лазили между канализационных труб, фильтров и абсорбционных колонок, но ни Дабла не обнаружили, ни чего-либо, что выдавало бы посещение им этого места.

Перепачканные, они вышли из станции. Рядом море лениво лизало галечник, местами покрытый зеленой тиной. Раз Беке погружался в море, возможно, то место, где когда-то стояли, обнявшись, Сой и Андина, уже находилось под водой, подумал Джонни, так что, если верны рассуждения Кенелза, не помешало бы в поисках следов Дабла обследовать прибрежные воды с водолазным снаряжением. Но при них сейчас водолазного снаряжения не было – и они пошли вдоль берега, внимательно вглядываясь в окрестности.

Отойдя недалеко от станции, они увидели лежавшую в горделивом одиночестве каменную глыбу. Так-то ничего особенного она с виду не представляла, только что камней схожего размера поблизости не было. Джонни, не задумываясь, провел по глыбе плазменным лучом. Луч не оставил на камне и следа, что было уже интересно.

Голд и Кенелз стали осматривать камень. И то ли кто-то из них случайно нажал ногой на неприметную кнопку, включавшую секретный механизм, то ли иная была тому причина, но камень вдруг стал довольно быстро уходить в землю.

Камень погружался в землю совершенно беззвучно, и это его движение было так неожиданно, что Джонни и Кенелз подались назад. Вскоре камень целиком ушел под землю, на его месте зияла дыра.

Оказывается под верхним слоем земли находилось обширное округлое помещение с гладкими стенами и ровным полом, несомненно, искусственного происхождения. На полу россыпью лежали самосские самоцветы. Голубоватые искры пробегали по полу и стенам залы, освещая ее неровным светом. Единственным входом в помещение, судя по всему, являлось отверстие в потолке, которое затыкала собою каменная глыба. Свободное перемещение глыбы между поверхностью земли и полом легко можно было объяснить наличием под полом гравитационной установки.

Вниз вела винтовая лестница, по ней Джонни и Кенелз опустились в подземную залу.

Джонни заметил эту скульптуру, как только стал спускаться в подземелье. С поверхности земли она была не видна, потому что стояла в дальнем конце залы.

– Это они, Одинокие, – произнес Кенелз хрипло.

Голд и без подсказки с первого взгляда понял, кто это был, Сой и Андина стояли как в тот последний момент их жизни, когда весь мир ополчился против них. Серого цвета камень гладкой поверхностью, мягкими изгибами форм напоминал стекло, но уж, наверное, Сой и Андина были сделаны не из стекла.

Ступив на усыпанный самоцветами пол, Кенелз нетвердым шагом двинулся к Одиноким. Он подходил к ним, на ходу вытягивая вперед руки, как будто сомневался, не призраки ли это. Приблизившись, он пробежал пальцами по складкам одежды Соя, затем осторожно дотронулся до его короны. Корона Соя представляла собой обруч с цветком посередине, чьи лепестки были усыпаны шипами.

– Теперь Дабл не устоит, – прошептал архи shy;вариус.

– Ты что-то обнаружил, Патрик? – спросил Джонни.

– Вот она, корона Соя! Двадцать пять лет я работал с древними письменами, да так и не встретил ее достоверное описание. Пришлось заказать жезл отца Андины, а этот жезл, конечно, послабее будет, чем корона Соя… Ты не понимаешь меня? Хорошо, объясню. Сила Дабла – сила Андины, это, надеюсь, понятно. Чем можно смутить Андину, чем можно отстранить ее от Дабла, как развести их? Над этим я долго ломал голову и все-таки догадался, что нужно сделать. Андина ни за что второй раз не подняла бы руку на своего отца – и поэтому по моему чертежу мне сделали этот жезл, точную копию жезла вождя ситакхов, отца Андины. Когда прошлой ночью в шахте Андина увидела меня с жезлом своего отца, Даблу пришлось бежать, настолько ослабла его связь с Андиной. Не уверен, что Андина прямо-таки приняла меня за своего отца, но что-то в ее памяти напомнило ей о старом вожде и сопрягло его облик с моим, и этого оказалось достаточно хотя бы для того, чтобы тебя не поджарил Дабл. Так действует мой жезл, Джонни. Если же на мне будет корона Соя, то есть ее точная копия… Даблу не сбежать тогда, это уж точно.

– Эта корона может быть всего-навсего выдумкой скульптора, Патрик.

– Выдумкой скульптора? А ты ничего не замечаешь?

– Что я должен заметить?

– Подойди сюда.

Джонни встал рядом с Кенелзом, и тот провел в воздухе рукой, показывая ему на лица каменных Соя и Андины. И Джонни увидел: сквозь холод камня явственно проступало тепло жизни. Только мгновение виделось это Джонни, и в это мгновение выражение лиц Одиноких изменилось: печаль и страдание на их лицах уступили место мимолетной, но сильной буйной восторженности.

– Мне показалось, или… Как можно было сделать это?

– Ты все еще ничего не понял, Джон, – сказал Кенелз. – Это не скульптура. Это они, Сой и Андина.

Выдержав паузу, архивариус проговорил, как бы поясняя не столько Голду, сколько самому себе:

– Так вот оно что, они не умерли тогда… То их души разлетелись птицами, самосскими самоцветами, а тела остались стоять, где стояли. Живая плоть, оказывается, бывает покрепче и гнева богов, и ярости людей, и безразличия времени… Верно, кто-то из первых плазмовиков опустил их сюда, такова была их воля. Но зачем они здесь? Что-то за этим кроется…

По полу и стенам залы проносилось множество искр, освещавших помещение. Неожиданно одна из них застыла на месте – и поднялась над полом плазменным шаром. Плазменный сгусток принял форму человеческой фигуры, потускнел, и плазма стала человеком, Даблом.

В зале прозвучал, отражаясь эхом от стен, бесконечно злой голос:

– Вы хотите знать все? Я уйму ваше любопытство.

Руки Дабла стали удлиняться, одновременно превращаясь в огненные струи с когтистыми огненными пальцами, и этими огненными пальцами Дабл вцепился в плечи Голда и Кенелза.

Кенелз закричал. Какое-то время его тело дергалось, сотрясаемое электрическими разрядами, потом он обмяк, и Дабл отпустил его. Кенелз упал на пол с обуглившимся плечом, за которое его держал Дабл.