– Ребята, я старатель, отстал от своих, – проговорил Джонни, отвечая на испытующие взгляды. – Можно погреться у вашего огонька?
– Еще бы тебе не отстать. – Круглолицый Бородач одобрительно щелкнул языком. – И я бы на твоем месте обязательно отстал, приятель… Да вы садитесь, тепла не жалко. Есть хотите? Том, принесли ложки.
Сухощавый Том поднялся и шагнул в темноту.
Девушка вскрикнула. Джонни немедленно вскочил на ноги – и все же он опоздал среагировать должным образом. Том выстрелил, игла вошла Голду в шею, и сонная пелена накрыла его сознание.
Последним чувством Джонни была досада на свою непредусмотрительность.
ДВА ПРЕОБРАЖЕННЫХ
Где-то далеко возник высокий вибрирующий звук, возник и немедленно стал усиливаться, как будто его источник приближался к Джонни. Когда звон в ушах сделался невыносим, Джонни открыл глаза.
Звук сразу исчез. Перед глазами Голда долго все было как в тумане, потом туман стал разреживаться, показался грязный потолок.
Он сел, с облегчением замечая, как начало проходить онемение в правой ноге. Сидеть ему приходилось на полу, а до этого он лежал на полу, потому что в комнате не было ни стула, ни койки.
Э, да это не та ли самая тюремная камера, из которой он так неудачно сбежал?
Джонни поднялся, подошел к окну. В самом деле, то была та самая комната: оконная решетка носила следы ремонта, из окна же он увидел знакомую картину, маленький внутренний двор.
Он вспомнил, как мастерски его с Шейлой Тоберс взяли. Полицейские не стали устраивать облаву с перестрелкой, не стали, растянувшись цепочкой, прочесывать местность, они просто устроили беглецам ловушку. Вероятно, таких ловушек (а возможно, и не только таких) в окрестностях тюрьмы было сделано несколько. Со спутника их могли засечь, когда они находились у ручья, и потом ловушки расставили по ходу их движения, либо ловушки были расположены по окружности, центром которой являлась тюрьма.
Интересно, хитрый старичок психолог опять будет уговаривать его прикинуться сумасшедшим, чтобы на нем повисли все четыре убийства, или совершенный им побег сочтут настолько весомым доказательством виновности, что его уже не станут ни о чем просить?
Странно, однако, что его не убили на месте. “Оказал сопротивление при задержании”, и все… И завершенное дело о четырех убийствах можно сдавать в архив. Верно, настоящему убийце очень уж хочется покуражиться над ним перед его казнью, и убийца обладает достаточным влиянием на полицию, чтобы обеспечить ему безопасность вплоть до самой казни. А могло быть и проще, возможно, он остался жив благодаря относительной автономии полицейских подразделений, а совсем не связи убийцы с полицией. В его смерти было заинтересовано следствие, но задержание сбежавших узников проводилось не следователем лично, а специальной командой, которой следователь никак не мог в лоб приказать убить беглецов.
Ужин Джонни не принесли, что он посчитал дурным знаком: скотину перестают кормить перед забоем. В некоторых тюрьмах имеют обыкновение расстреливать ночью. Уж не его ли эта ночь?..
Он вздрогнул. Ему почудилось, что кто-то позвал его со стороны внутреннего двора. Галлюцинации начинаются, этого еще не хватало… Когда Джонни во второй раз услышал свое имя, он не мог не подойти к окну.
Сквозь прутья решетки он увидел гравилет с открытым верхом, зависший на уровне подоконника, и человека в нем. В руке человек сжимал лучемет, и целился он прямо в окно. Целился прямо в него…
– Отойди в сторону, Джон, я разрежу решетку, – сказал человек спокойно, и тут только Джонни узнал его: это был дантиец Ом.
– Ом! Так ты…
– Жив, как видишь. Ты же предупредил меня, с какой стати меня убили бы? Той ночью на меня покушались, было дело, стрельнули из игломета. Панцирь из унихрома не всяким лучом пробьешь, а не то что иглой… Это мы так договорились с полицейскими, представить меня убитым.
– Но почему они…
– Это не они. Не в государственной ты тюрьме, не понял еще? Они выдают себя за полицей shy;ских, но они не полицейские.
– Кто же они?
– Мегалийцы. Есть в системе Альтаира такая планета, Мегал… Мы заболтались. Отойди от окна!
Ом плазменным лучом рассек стальные прутья решетки, и Джонни перебрался в гравилет. Ом сразу же кинул машину вверх, только в ушах засвистело.
– Ты как будто похищаешь меня? Разве полиция не могла освободить меня иначе? – прокричал Джонни в ухо Ома.
– Нет, иначе было невозможно. Земля в округе – собственность Эспара, одного из властителей Мегала… Полицейским, только чтобы ступить на его землю, нужно иметь на руках разрешение Имперской Канцелярии. Переговоры с Землей начались, но….. Чиновники потребовали абсолютные доказательства, что Эспар держит тебя в плену; стереопленку, запись разговоров… Это тянулось бы… Они раскрыли купол!
Гравилет, набрав высоту, вдруг натолкнулся на какое-то препятствие, только одно мгновение бывшее невидимым. В следующее мгновение синеватое свечение разлилось куполообразно над владением мегалийца Эспара. Это свечение показывало контуры силового поля, излучаемого заработавшими в разных концах здания генераторами. По защитному куполу пробегали искры, наиболее часто – в месте соприкосновения гравилета с защитным, куполом. Эти искры, а также синеватая окраска купола указывали, что энергия защитного поля расходовалась на противодействие сторонней силе.
– Один из людей Эспара у меня на содержании, – прокричал Ом, стараясь голосом пробиться сквозь треск разрядов и гудение генераторов силового поля. – Он отключил защитный купол, он не должен был включать его, пока… Его разоблачили, или он с самого начала вел хитрую игру… Ничего, держись, у меня есть кое-что про запас!
Гравилет рванулся вперед, корпусом тараня защитное поле, из двигательного отсека повалил дым. По-видимому, там кроме гравитационного был размещен и химический двигатель.
Купол в месте соприкосновения с гравилетом ярко вспыхнул. Вспыхнул и прорвался в этом месте.
Гравилет пулей вылетел из купола.
Эспар, горбун с гладко выбритой головой (бритые головы были в моде у мужчин Мегала), зло смотрел перед собой.
Перед ним стоял старик в черном, тот самый, который в общении с Джонни выдавал себя за тюремного психолога. Старик говорил твердым го shy;лосом, без капли вкрадчивости, с которой он разговаривал с Джонни:
– Господин, не надо предаваться отчаянию. Ваша жена, воплощение чистоты, и не думала подчиниться порочному чувству, это был всего-навсего маленький каприз, игра, развлечение. На будущее вам не следует держать ее взаперти, пусть она привыкнет к свежему воздуху, тогда он не сможет опьянить ее. Итак, вы должны ее простить, а с землянином следует продолжить. Сейчас в вашем присутствии напряжение поля трилистника достигает двухсот двадцати единиц, совсем немного осталось до трехсот.
– А тебе не кажется, Момнон, что трабометр покажет триста, как только я убью их обоих?
– Убийство беззащитных – признак слабости, а трилистник не любит слабых, это вы знаете.
– Это-то я знаю, но я не уверен, что убийство – признак слабости. Сколько раз по моему слову убивали, Момнон? И напряжение поля трилистника всегда повышалось.
– Да, но эти, которых убивали, не в четырех стенах находились, у них была возможность сохранить себе жизнь, только они не сумели ею воспользоваться. Кроме того, до этого по вашему слову убивали не ради самого убийства: тот, ради кого убивали, всегда оставался жив.
– И сейчас я убью их не ради убийства, а ради себя. Убью, потому что таково мое желание. И уж я – то останусь жив!
– Как вам будет угодно, господин. – Момнон опустил глаза, чтобы владетельный Эспар не сумел прочитать в них презрение.
– Можешь идти, Момнон, – проговорил горбун, лучше сказать, приказал. Обычных слов типа “мой верный друг” или “мой старый соратник” он на этот раз не произнес.
С раздражением на сердце вышел Момнон из роскошного кабинета главы клана андроудов. Он направился к себе. Стоявшие в коридорах охранники вытягивались и отдавали ему честь, шедшие навстречу мегалийцы сторонились и терпеливо ожидали, когда он пройдет, – он не замечал ни тех, ни других. Он в тысячный раз слал проклятия негодяю, подсказавшему Эспару, что тот-де сможет избавиться от своего горба, если проглотит Семечко, и в тысячный раз клял старинный обычай, по которому власть в клане передавалась исключительно наследственным путем. По сути этот обычай обрекал то один клан мегалийцев, то другой на годы подчинения недалекому, ленивому или развратному владыке, а ведь иной раз эти “замечательные” качества совмещались в одном лице.
