ТЕОРИЯ СВЕРХНАЦИИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Вечерело. Багровый диск солнца уже почти совсем скрылся за чёрной линией горизонта, последними лучами своими освещая бескрайнюю степь. Постепенно сгущавшиеся сумерки незаметно, но цепко окутывали горную гряду с одной стороны долины и нескончаемые ряды холмов, уходившие далеко за горизонт…
Шло стадо.
По извилистой горной тропе, значительно расширявшейся к подножию, неторопливо спускалось несколько десятков баранов. Отягощённые своими думами и общим желанием побыстрее добрести до ближайшего пристанища, послушные животные не задумывались над тем, куда и зачем они идут – понукаемые пастухом и направляемые вожаком, гордо шествовавшим впереди, они шли по уже давным-давно проторённой тропе. Никто не задумывался над тем, куда ведёт это тропа – пастух и вожак с самого начала заявили, что знают дорогу…
Вступив в долину, стадо медленно двинулось вдоль освещаемых тусклым закатом возвышений. И вдруг над ближайшим холмом один из баранов заметил одиноко стоявшую тень.
– Смотрите! – закричал он. – Там, на холме, кто-то есть!
Всё стадо остановилось. Животные замерли, во все глаза вглядываясь в верхушку холма, пытаясь во всё более сгущавшихся сумерках хоть немного рассмотреть незнакомца. Но тень не двигалась, темнота наступала, и пастух уже взялся за кнут, как вдруг вожак, присмотревшись внимательнее, закричал:
– Эй, ты! Кто ты такой! Почему один?
Тень неторопливо двинулась в их сторону, и вскоре ближние животные смогли рассмотреть своего одинокого сородича. Но странным образом он не был похож на них: не понукаемый никем, шёл он, гордо выпрямив хребет и подняв голову. Он был одного с ними роста, но, казалось, смотрел на них сверху вниз…
– Почему ты один? – вновь грозно повторил вожак. – Где твоё стадо?
– Мне не нужно стадо, – с достоинством отвечал баран-одиночка. – Я сам вижу свой путь.
– Так не бывает, – возразил вожак. – Все должны жить в стаде и идти туда, куда им указывают…
– Бывает, – холодно отпарировал одиночка. – Как же я тогда иду один?
Открывший было пасть, чтобы возразить, вожак вдруг осёкся: одиночка совсем не выглядел усталым и измождённым, наоборот, пройденный путь как будто только придавал ему сил. Глаза его блестели и смотрели, казалось, уже не на вожака и других баранов, а далеко поверх них. Не зная, что сказать, вожак в растерянности повернулся к пастуху: отложив кнут, тот внимательно слушал их разговор, не пропуская ни единого слова.
–Мне не нужны поводыри, – продолжил одиночка. – Не стада ищу я, а товарищей, единомышленников, тех, с кем на равных продолжим мы путь. Я пришёл, чтобы сманить многих из стада («…Я пришёл, чтобы сманить многих из стада…»: Ницше Ф., «Так говорил Заратустра», пер с нем. Ю.М.Антоновского. – М.: Академический Проект, 2007. – С. 30), ведь вы не рабы, и каждый из вас может идти своей дорогой, не нуждаясь в погонщиках…
– Разбойник! – закричал пастух, не дав ему договорить. – Добрые и праведные («…Посмотри на добрых и праведных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их скрижали ценностей, разрушителя, преступника – но это и есть созидающий…»: Там же)! Этот нечестивец хочет лишить вас стада, лишить того, чем вы жили всю жизнь, того, что было смыслом вашего существования! Без стада вы заблудитесь, потеряете дорогу, не доберётесь до пастбищ! Только мы знаем дорогу туда, что вы без нас? Голодная смерть – вот что ждёт вас тогда! Этот негодяй смертельно опасен! Убейте его! Убейте!
– Что вы стоите? – закричал вожак и первый бросился на одиночку. Стадо всё вдруг в один момент пришло в движение, и не успел гордый баран отступить, как десятки животных набросились на него и затоптали насмерть.
В одну минуту всё было кончено, и от вожака, несколько поотставшего от остальных, дабы не принимать участие в общем убийстве и не мараться, не укрылось, как пастух тайком радостно потёр руки. Вожак не умел улыбаться – он был животным, но и его душа возликовала – его хозяин был доволен свершившимся…
Через несколько минут стадо всё так же неторопливо продолжило свой путь. Тьма наступила окончательно, и пастух зажёг факел, мрачное пламя которого освещало всё тех же устало бредущих животных. И вскоре все забыли странные слова, сказанные одиночкой – никто не представлял себе жизни вне стада. Послушные обладатели рогов и копыт видели перед собой лишь белый хребет вожака, уверенно шедшего вперед, одному ему и пастуху, как они заявили, известной дорогой.
И за холмами, в конце дороги этой, с визгом работал наждак, точа длинные ножи любителей шашлыка из баранины…
«СВЕРХЧЕЛОВЕК» НИЦШЕ: ТРИ ВЕЛИКИХ ПРЕВРАЩЕНИЯ
Величайшим философом всех времён и народов был и остаётся Фридрих Ницше. В суждениях своих, сложных, малопонятных, порой, казалось бы, противоречащих всякому здравому смыслу, так же видит он Зло во многом из того, что Добром считал до сих пор «человек разумный», и наоборот. От кризиса к кризису идёт традиционное человеческое общество, от одного упадка к другому шествуют власть и культура его – и его мораль, основы построения его, само мышление человека всё больше подвергает сомнению «великий немец». Конечно, вряд ли можно слепо принять на веру всё то, о чём пишет он, вряд ли можно во всём согласиться с ним – но любая философия для того и существует, чтобы быть в первую очередь спорнойнаукой: ведь именно споры, как известно, реальную истинуна свет породить способны. И лишь один разумный путь человека приемлет мировоззрение автора «Заратустры» – путь к сверхчеловеку.
«В человеке важно то, что он мост, а не цель… человек есть переход и гибель» (Ницше Ф., «Так говорил Заратустра», пер с нем. Ю.М.Антоновского. – М.: Академический Проект, 2007. – с. 23). Отметает Ницше сегодняшнее состояние человека как крайне несовершенное, считая его не более чем переходным к последней и высшей стадии – стадии с приставкой «сверх». «…Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором. Вы совершили путь от червя к человеку, но многое ещё осталось в вас от червя… даже мудрейший из вас есть только разлад и помесь растения и призрака. Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!» (Ницше Ф., «Так говорил Заратустра», пер с нем. Ю.М.Антоновского. – М.: Академический Проект, 2007. – сс. 20-21.)
Но не понял век двадцатый того, чтовкладывал автор учения того в понятие «сверхчеловек». И дошло до абсурда: мракобесы и демагоги со свастикой на знамёнах приравняли к сверхчеловеку себя, самоуверенно заявив о бесспорном превосходстве нации своей над другими. « Истинные арийцы, – так гордо именовали себя они, – величайшее творение Земли, и лишь они способны создать на Земле общество высших людей. Лишь одна нация может стать самой лучшей, заслуживающей право жизни на Земле –
остальные неполноценны, и не место им тут…» И двинулись полчища
убийц на Восток и на Запад, и творение Хуго Шмайсера успешно решало вопрос, как быть с миллионами этих самых «неполноценных». Однако не захотел признать крикливый Адольф тогда одного: в корне неверна была национал-социалистическая идеология с самого начала, потому как почти всегда великому низкопробноепредпочитала она. Ведь если верить ей, то бездарный нацист для общества и сейчас был бы бесспорно ценнее, чем конструктор лучшего в мире стрелкового оружия, но не истинный ариец Михаил Калашников, чем создатель великой компьютерной империи, но опять же не истинный ариец Билл Гейтс – да мало ли подобных примеров можно привести здесь? Лучшие люди планеты Земля никогда не ограничивались одной расой. Иллюзию возвышения лучшего создал нацизм – но посредственное возвышал он на самом деле,и потому столь позорным поражением закончил дни свои…
