«Фабхрарь не может сдаться!»

«Они впустят сюда Вечную Ночь…»

«Я в тебя очень верю».

«Ты обещал!»

«Ты должен остановить его».

«Я помню! Мы заключили договор».

Последняя мысль принадлежала Стражу Границ.

Лишь эта мысль ему и принадлежала – тела он уже лишился.

Во всяком случае, своего прежнего тела. За несколько минут Норон вобрал в себя всю плоть, что принадлежала Деду, включая те клетки, что были воссозданы при регенерации.

И в Страже Границ не осталось ничего человеческого. Сплошная бронза! Кожу покрыл насыщенный загар, и таким же бронзовым стал цвет одежды. Но это был живой металл, тёплый, дышащий, чувствующий.

Фигура Фабхраря выросла и окрепла. У невзрачной зимней куртки, купленной на распродаже, вытянулись полы, рукава и воротник. Появились пуговицы, исчезла молния – куртка превратилась в солдатскую шинель. Ботинки трансформировались в сапоги. На голове возникла звездастая шапка с коротким козырьком и загнутыми ушами. В правой руке Страж Границ сжимал винтовку. А под пальцами левой стояли торчком острые собачьи уши.

Пёс отличался той же бронзовой мастью, что и его хозяин, но нос и часть морды были заметно светлее. Внимательно глядя на Норона из‑под насупленных бровей, пёс нетерпеливо переступал с лапы на лапу.

Поведя плечами, словно он сто лет простоял в одной позе, Пограничник поднял винтовку и прицелился. Дуло указало точно в середину вражеского лба.

– Ты не оставил нам выбора, – пророкотал Страж Границ. – Пришёл с мечом – не жди мира!

В подтверждение его слов глухо зазвенел огромный гравированный меч – одна из достопримечательностей павильона.

– Войну у нас знают! Стоять насмерть! За Родину!

Над головой Фабхраря – на балках колоннады – бронзовые буквы возвещали: «Нас вырастил Сталин на верность народу на труд и на подвиги нас вдохновил». Цитата из гимна СССР, восстановленная во время последней реконструкции, оказалась весьма кстати.

– Зря ты разменял Макмара. Он бы тебе рассказал, как с нами можно, а как нельзя. И какими мы бываем…

Норон привык иметь дело с душами и телами, с энергией и материей, но теперь перед ним возвышалось непостижимое слияние того и другого, да вдобавок чего‑то третьего! Невозможно было разобрать, где кончается человек, а где начинается статуя, станция, люди, которые видели её каждый день, и люди, которые создали, наполнив камень и металл своими душами.

Никогда раньше Отвратень не сталкивался с подобным творением! Но времени на исследование феномена не оставалось…

– Фас, – сказал Пограничник и нажал на курок.

Пёс радостно оскалился и присел на задние лапы. Едва пуля вонзилась в голову Норона, пёс прыгнул на него и вцепился в горло.

Падая на спину, Отвратень любовался отсветами пожарищ, раскрасивших ночное небо. Умер он счастливым, потому что знал: Ангелы Смерти уже приступили к уничтожению Москвы. А это значит, что победа осталась за Нороном. Пусть он не сможет разрушить Большой Дом, но хотя бы с Землёй поквитается!

Скоро на месте города будут мёртвые руины, и тогда Держители станут тем, кем он стремился их сделать – бездомными, голодными и мстительными демонами, новым поколением разрушителей и бунтарей.

* * * 02:21 * * *

В своём финальном облике Ангелы Смерти были не опасней бабочек – бабочек ростом с пятиэтажку и весом в полтонны. И пусть их терзало жгучее желание разорвать в клочья весь город, а лучше бы сразу весь мир – они даже кусаться не могли. Нечем! Выпали острые зубы, могучие лапы атрофировались и вросли в туловище. Осталась туповатая головёнка, хвост и крылья. И ещё отростки‑манипуляторы, дарующие способность путешествовать по Межмирью, – такие же, как у Вражниц. Но Вражницы умели пользоваться этими органами, а вот создания Норона – нет.

Формулу переноса разрабатывали пару сотен лет и ещё столько же проверяли и отлаживали. Портал – самое сложное заклинание, вершина магического искусства. Если формулу использовали правильно, портал открывался когда надо и где надо. Недочёты приводили к неловкостям и несуразностям, типа точки выхода в чужом теле или в толще камня. Серьёзные ошибки разрушали объект переноса, и в Гьершазу просачивалась пыль и влага – основные составляющие знаменитой грязи.

Когда Ангелы Смерти инстинктивно активировали свои щупальца, они даже не смогли открыть стандартное окно! Криво выстроенные норы были огромны, уродливы и абсолютно не сбалансированы. Как будто вандал пырнул кухонным ножом музейную картину – и вырвал лоскут.

Семь лоскутов из карты кремлёвских стен, башен, соборов и дворцов.

Обычного мага такой эксперимент иссушил бы до смерти, но Ангелы Смерти с их неиссякаемым запасом энергии могли сколько угодно раз кромсать Земную Явь. Убедившись, что недоразвитого таланта достаточно для уничтожения города, чудовища с упоением приступили к делу, ради которого были рождены. Всё, что попадало в их порталы, переносилось в Гьершазу, а в процессе переноса растиралось в пыль. То, что оставалось, начинало разрушаться.

Семь безумных ножей рвали полотно реальности, оставляя после себя хаос, присыпанный декабрьским снежком. Раз – и падает башенка, чтобы тут же исчезнуть в портале. Два – и здание ЦУМа проваливается в себя. Три – и нет Исторического Музея… Полной очистке подвергся лишь самый центр: Кремль, Красная Площадь и прилегающие строения, а потом каждый из Ангелов выбрал направление – и занялся своим сектором.

Семерых было достаточно. Москва таяла, словно кусок грязного льда под струями кипятка, а в ночном небе расходились зигзагами крылатые чудовища.

Первый Ангел Смерти двинулся на запад, по Воздвиженке. Но он не сразу вышел на Новый Арбат: задержался над Библиотекой имени Ленина. Где‑то там, под толщей земли, в сложносочленённом переходе погиб один из его неудачливых собратьев – и монстр не смог удержаться от мести. Вскоре Воздвиженка перестала существовать: по всей её длине распахнулись пасти порталов, засасывая асфальт и брошенные машины. Акция устрашения позволила спастись тем, кто застрял на Новом Арбате в чудовищной пробке.

Второго Ангел сначала отвлекло здание Государственной Думы, а потом – Большой Театр. И лишь когда окрестности Театральной Площади превратились в дымящиеся руины, чудовище принялось обрабатывать свой треугольник – с Тверской улицей в качестве биссектрисы. Исчезла громада Центрального телеграфа, переулочки заполнило битым кирпичом, и в воплях сирен потонули крики и стоны тех, кто застрял под обломками.

Третий и четвёртый на пару долго утюжили район между Никольской улицей и Варваркой. Сверху им было отчётливо видно, как мечутся крошечные фигурки, как сталкиваются машины и как столбы пара из разрушенных коллекторов преграждают путь горожанам, пытающимся спастись. Прежде чем разделиться, Ангелы расправились с Лубянской площадью, и тогда один свернул на Большую Лубянку, второй – на Маросейку.

Пятый выбрал Москворецкую набережную, и его извилистый маршрут был выстроен строго по изгибу реки. В тёмной воде отражались огненные пятна, но никто, кроме самого разрушителя, не мог оценить масштаб катастрофы: от Большого Московского моста вырастал дымный след, расширяющийся и охватывающий всё большее пространства. Смотреть было некому.

Шестой Ангел Смерти направился в Замоскворечье по Большой Ордынке, а седьмой устремился к Храму Христа‑Спасителя.

Поскольку Ангелы двигались зигзагами, стараясь равномерно обработать площадь города, от них можно было бы убежать, даже если двигаться пешком. Впрочем, других вариантов не оставалось: пробки наверху, стоящие поезда внизу. Несколько вертолётов кружили над толпой, но сесть им было некуда.

Люди шли, не оглядываясь назад, обходили вставшие машины, помогали женщинам, детям и старикам. Паника прошла, снег и усталость охладили горячие головы, и уже никто не пытался командовать или угрожать. Сотовые телефоны не работали – лишь хруст снега сопровождал исход. То и дело в толпу вливались новые беженцы. Лишь немногие задавали вопросы, но ответом было неизменное «Я не знаю», и любопытные умолкали. Все силы уходили на то, чтобы переставлять ноги и двигаться дальше.