— Таки я Вам скажу, Грым, шо Ви бегаете гораздо быстрее лошади, — проинформировал Яшка, — но иметь таких передвижений немного неудобно. Почему бы Вам не подумать себе за седло, шобы людям ездить с комфортом?

— Ага, — оскалился Грым, — а кнут у тебя уже есть!

— Таки да, — нимало не смутился Яшка. — Как без кнута? Ви же не ходите без штанов?

— Иногда хожу, — оскалился Грым, продемонстрировав внушительные клыки. — И вообще, часто делаю всякие странные вещи. Но вот категорически не могу понять, почему я должен думать об удобстве закуски, которую таскаю с собой на черный день?

— Как можно не понимать таких простых вещей? — возмутился Любецкий. — От неудобной позы кровь застаивается, и вкус мяса портится совершенно! И не забудьте, шо ви не пользуетесь огнем и лишены такой возможности исправить трапезу за счет кулинарного искусства!

— А ты считаешь, что жареная человечина пойдет лучше сырой? — поинтересовался Грым.

— Таки да! Ви имеете таких шансов проверить это ближайшей ночью.

— Ладно, давай посмотрим, что там видно, — прекратил бессмысленную пикировку Грым. — У нас задание есть. А звиздеть — не мешки ворочать!

— Таки глупо было бы отрицать таких мудрых выражений! — согласился Любецкий.

С холма, ставшего импровизированным наблюдательным пунктом, станция была, как на ладони. Количество скопившихся составов впечатляло.

— Фрицы имеют здесь немалый геволт, только я не пойму за шо он им нужен. На тех платформах немножко танки, или я не понимаю? — прикинул Яшка.

— Танки, — согласился Грым. — А в цистернах — горючка, к бабке не ходи. Фрицы здесь переставляют вагоны на нашу колею. Думаю, и боеприпасов в эшелонах немало. Если запалить цистерны с горючим, рванет так, что мало не покажется. Даже одной хватит, чтобы тут почище Кракатау сработать.

— Мне таки нравится та, шо по центру. Которая имеет слегка ржавые бока. И до нее в пару еще одну из соседнего составу. Шоб было! Если дойти до того бугорка… — начал рассчитывать траекторию потомок контрабандистов.

— Яша, у тебя мозги вытряслись? — уточнил Грым, скептически оглядев напарника. — Бластер и отсюда добьет. Это же технологии далекого будущего, а не пертурбации гражданина Курчевского.

Любецкий с сомнением осмотрел похожее на пистолет оружие. Вспомнил утренние тренировки, оценил расстояние до путей…

— Военное искусство умирает на корню, — притворно вздохнул он, — в жизни не остается места подвигу. Яше Любецкому категорически не дано стать героем. Зато он имеет неплохие шансы вернуться до Одессы, а оно того стоит! Шо там фрицы, уже повыгоняли работяг до дому, и можно начинать делать гармидер?

Старший лейтенант Свиридов устало поднял глаза на Любецкого. Заранее поморщился.

— Докладывайте, товарищ ефрейтор! Только коротко, и без ваших обычных штучек.

— Таки Ви будете смеяться, товарищ старший лейтенант, но там таки всё сгорело. Даже угольков не осталось. Ми таки думали, шо Ви услышите, канонада стояла, как будет в Берлине при нашей артподготовке. Грым, шоб его мама жила сто лет, придумал себе дотолкать цистерну до такой горки, и она таки поехала через всю станцию, разливаясь горящим соляром, как будто так и надо. Он еще ломиком ее проткнул. А эти штуки, — ефрейтор Любецкий продемонстрировал бластер, — поджигают горючее не хуже спичек за добрый километр! Наша цистерна въехала в вагон со всякими там снарядами, и они таки это правильно поняли. До того эшелона с горючкой, шо на третьем пути стоял, я имел поджечь только хвост и голову, а остальное грохнуло совершенно самостоятельно. Станции немножко нема. Совсем немножко. Но совсем нема. И я таки Вам скажу, шо фрицы даже не огорчатся. Потому шо фрицев тоже нема. Даже нечем угостить Грыма. Всё сгорело…

— Есть вопросы к бойцу? — спросил старлей у Догунина. — Или шарики за ролики окончательно заехали?

Капитан только махнул рукой.

— Еще не заехали, но уже в пути… Ты мне объясни, Андрей, что мне в Центр докладывать? — спросил Догунин, после нескольких минут молчания и сосредоточенного сопения. — Так, мол, и так: в заданном квадрате обнаружил партизанский отряд из остатков 533-го СП и местных жителей, усиленный двумя йети, обладающими сознанием людей из будущего, в том числе стрелка третьей погранзаставы Н-ского погранотряда Константина Ухватова, члена ВКП (б) с 1941 года, геройски погибшего в 2012 году. Сам Константин Иванович Ухватов, 1920-го года рождения, находится в расположении отряда в собственном теле. Йети в порядке развлечения захватили командующего второй танковой группой генерал-полковника Гудериана. В настоящий момент пленный используется для уборки навоза за мамонтами, используемыми партизанами в качестве гужевых животных. Железнодорожная станция Свислочь уничтожена ефрейтором Любецким и йети Грымом-Ухватовым при помощи оружия из будущего, исключительно для отвлечения сил противника от факта заброски диверсионной группы. В ближайших планах у отряда — уничтожение транспортных узлов противника в соотношении один узел за одну ночь. Прошу прислать транспортный самолет для срочной эвакуации высокопоставленного пленного и детей из детдома номер такой-то, ибо они ограничивают мобильность партизан. — Догунин немного помолчал, после чего добавил. — Метание гранат пращей и взятие пленных при помощи кнута — это уже мелочи, недостойные особого внимания. Ты думаешь, Москва самолет пришлет? Если и пришлет, то только чтобы нас с радистом эвакуировать. Прямиком на Канатчикову Дачу…

— Ну, не знаю… Как-то можно же объяснить… — задумался Свиридов. — В Центре не дураки сидят. И, подозреваю, кроме нас, существуют другие каналы информации.

— Существуют, — согласился Догунин. — Ладно, попробую что-то придумать. Какие-то предложения по последующим действиям есть?

— Сейчас, Грым подойдет и прикинем, почем фунт соли.

— У тебя кто отрядом командует, ты или йети?

— Честно? — Старлей задумчиво посмотрел на потолок землянки, уже слегка закопченный самодельными свечками. — Командую я. А решает йети. Он здесь уже воевал. Многое помнит.

— Сумасшедший дом, — прокомментировал Догунин. — А динозавры вам не попадались?

— Это ящеры которые? Вымершие?

— Они самые. Только не особо они вымершие, если между нами.

— Вроде, не было, — неуверенно ответил Свиридов. — А что?

— Ничего. По данным нашей разведки отмечены многочисленные случаи атаки немецких войск динозаврами. В самых разных местах и без всякой системы. Вот я и подумал, может и здесь…

— Нет, у нас только мамонты, — мотнул головой Свиридов. — А ты с Грымом поговори на эту тему. Если кто и может в этом разобраться, то только он. Человек наш, проверенный…

— Человек… Проверенный… — хмыкнул капитан. И повторил. — Сумасшедший дом!

На рассвете семнадцатого июля тысяча девятьсот сорок первого года по пустынным улицам спящего Берлина неспешно и с достоинством шествовал крупный тираннозавр. Tyrannosaurus rex если на языке благородной латыни.

Рептилия неторопливо проследовала по Шлосплатц, пересекла закованную в бетон берегов Шпрее и по бульвару Унтер-ден-Линден вышла к Бранденбургским воротам. Циклопическое сооружение, первое в списке значимых работ выполненных в стиле «берлинский классицизм», не привлекло внимания неграмотного в архитектуре ящера и не сумело заставить его прервать неторопливую прогулку.

Гость столицы остановился на перекрестке, проведя несколько минут в тягостном раздумье, а затем двинулся через парк Тиргартен, размахивая массивным хвостом. В окружающих каменных джунглях тираннозавр, несмотря на размеры и самоуверенность, граничащую с нахальством и наглостью, чувствовал себя несколько неуютно и стремился найти что-нибудь более привычное, нежели возносящиеся к небу кирпичные постройки и асфальт с брусчаткой…

Оказавшись в сени деревьев, на макушки большинства из которых он поглядывал сверху, ящер восстановил душевное равновесие, но не обнаружил ничего съедобного. Это было тем более удивительно, что за время прогулки явственно ощущалось присутствие живых существ в окружающих строениях. Поразмылив крестцовым мозгом, возвращаться тираннозавр не стал, а двинулся направо, где его чуткие уши уловили непонятный шум.