Я понял, что таким образом дальше не продвинусь. У Ворона есть эффективный метод блокады моего восприятия, и я могу сейчас видеть всё что угодно, кроме Дагг-Ош. И его нынешнего места хранения. Так найти саблю не удастся, надо предпринять что-то иное, новое.

Я кинулся к двери, распахнул – в кресле испуганной птицей встрепенулась Ева. В глазах вопрос и тревога.

Стацки рассказывал, что ты не чужда способностям сенса? В тот незабываемый вечер, проведенный в твоих апартаментах, ты говорила, что любишь танцевать? Пришло время поучаствовать в увлекательном путешествии по образному миру – миру информации и энергетических каналов, ясновидения и разгадок самых страшных тайн…

Не теряя времени на объяснения, я подошел и схватил девушку за руку, выдернул из кресла и потащил в Мастерскую. Ева непонимающе пискнула, но не сопротивлялась. Мы ввалились в зал. Дверь я захлопнул, Ева ничего не видела со света в полутемном помещении.

На ней был надет форменный костюм эксперта. С рукава жакета пялился увеличенный лупой всевидящий глаз – я сорвал жакет. Она опять пискнула, теперь уже протестующе, но протесты сегодня не принимались. Юбка была узкой, ниже колен, с небольшим боковым вырезом, и стесняла движения…

Раздевать девушку полностью не входило в мои планы, поэтому я с силой рванул ткань там, где заканчивался вырез, и юбка разошлась по шву почти до пояса. Мелькнули розовые трусики, а глаза Евы расширились в полном недоумении. Но я и тут не снизошел до объяснений, а вместо этого, завершая действие, сдернул с ее ног туфельки.

Правой рукой я продолжал сжимать Дагга-Оззи, но левой крепко обнял госпожу эксперта за талию. Она положила мне руки на плечи, и мы начали танцевать. Это был странный танец: без музыки, под мерное щелканье метронома, под перестук сердец. Три четверти – ритм вальса, и мы закружились по залу в этом удивительном вальсе, под едва слышное потрескивание свечей и шелест нашего дыхания.

Ева прикрыла глаза, на щеках появился румянец. Она была потрясающей партнершей, чувствовала малейшее мое движение, даже желание движения, и позволяла вести себя: покорно и пластично, гибко и чутко. Это не был вальс в полном смысле слова, иногда я закручивал ее послушное тело волчком, иногда вдруг ронял себе на колено, как это делают в танго. Я шагал широко и уверенно, она двигалась вслед легко и скользяще – это было слияние не столько тел, сколько душ.

Жил на свете молодой талантливый оператор. Мечтал изменить мир, быть может, хотел сделать людей счастливее и богаче. Он говорил, что танец, любовь и бой – три грани единого процесса, некоего чудесного созидающего начала. Мы с Евой сейчас следовали его выводам и соединяли любовь с танцем ради боя. И бой придется давать именно ему, человеку, предавшему свое предназначение.

Я прикрыл глаза, всё земное отодвинулось в иную сферу бытия. Вдохнул дивный аромат девушки, сжал крепко ее талию, в другой руке – кинжал… Реальность отступила. Веером темного бархата раскрылось перед взором информационное поле, изумрудными нитями проступили энергетические каналы. Рубиновым светом пульсировал наш с Евой вектор.

Он виделся мне сейчас единой широкой полосой, двухцветной, с двумя оттенками красного: мой более насыщенный и жгучий, ее – с розовым отливом, нежный и трепетный. Линия судьбы, одна на двоих.

По краю поля зрения, напряженно и угрожающе, натянулась темно-багровая струна. Я догадывался, чей это вектор, но не собирался предпринимать что-либо. На этом поле, здесь и сейчас, я властвую безраздельно. Мне открыты любые информационные источники, я вижу всё, и только в моей воле, станет ли это доступным кому-то другому.

Пусть вибрирует в бессильной злобе вектор Ворона, ему не дано знать того, что открылось мне. Я не позволю ему видеть каналы так, как вижу их сам, заблокирую понимание происходящего. А всё важное я скрою легким, но совершенно непроницаемым крылом любви и нежности. Быть может, он увидит его как голубиное…

Мы с Евой остановились. Метроном еще щелкал, но размер нам был больше не нужен, танец завершился. Девушка открыла глаза, чуть встряхнула черной гривой волос: «Ма-а-арти-и-ин…»

Я размахнулся и с силой метнул кинжал. Тот вонзился в столик для инструментов, и тут же метроном смолк. Я крепко обнял девушку, и она утонула в моих объятиях: «Ма-а-арти-и-ин…»

Мы стояли посреди задумчивой Мастерской, связанные незримой, но неразрывной нитью в этом огромном гулком мире. И вдруг я с предельной ясностью понял всё: где сабля, что она в себе несет и что дает оружейная пара человеку.

Во времена Дагомира не существовало сенсов, во всяком случае, специально обученных профессионалов. Тогда Дагг-Ош и Дагга-Оззи были лишь саблей и кинжалом – оружием хорошего качества, но не более. Ими можно было только рубиться, но теперь… При наличии определенных знаний и умений эти два предмета обретали совершенно иное содержание, и я невольно содрогнулся от предчувствия, какой силы оружие может попасть нам в руки…

Однако пару еще предстояло собрать.

Мы переоделись. Ева вновь натянула жакет, состояние юбки ее нисколько не волновало. Покинув Мастерскую, мы через толпу вооруженных гвардейцев и тайных агентов поднялись в приемную.

Я был уверен, что теперь охранять нас нет необходимости. Ворону стало невыгодно убивать меня, я стал теперь единственной ниточкой, связывающей его с Истинным Оружием. Так я назвал для себя Дагг-Ош, составляющий пару с Дагга-Оззи. Скорее, он попробует договориться, принудить отдать ему пару. Но это мы еще посмотрим…

На пути вырос господин директор, но я, направляясь к выходу, отодвинул его в сторону. Ева едва поспевала за мной, теперь мы не смогли бы друг без друга. Надо отдать должное господину Аусбиндеру: чутьем опытного управленца он уловил, что сейчас мне лучше не мешать, и не сказал ни слова.

Мы сели в авто, предоставленное та́йниками.

– Куда? – спросила Ева.

– Домой… – ответил я.

– Домой? – не поверила она. – Я думала…

– …Мы бросимся ловить злодея и через час приведем его в АСА?

– Ну, примерно так…

– Домой, пока домой, моя госпожа, – успокоил я эксперта, – а по пути заглянем в Музей древностей.

Ева понятливо кивнула, удивление на ее лице сменилось воодушевлением. Девушка верила в меня: после загадочного танца она чувствовала себя участницей погони и готова была преследовать маньяка со всем жаром. Кабриолет тронулся, вслед потянулся автомобиль, набитый вооруженными та́йниками.

Добрались мы без приключений. Во время езды по улицам Капиталлы я успокоился, на смену горячечному нетерпению пришла холодная собранность.

Бессменная, так похожая на «синий чулок» Грета Макензи приветливо встретила нас у входа:

– Я рада вас видеть, Мартин. Сегодня вы будете изучать бумаги вместе с госпожой экспертом? – она с интересом взглянула на Еву и на ее разодранную юбку.

Та ответила ослепительной улыбкой, означавшей: «Это ни в коем случае тебя не касается, старая перечница!» Подразумевались, конечно, и цель визита, и состояние наряда, но в мои планы не входило способствовать ссоре двух дам. К архивариусу я относился с искренней симпатией, не говоря уже о Еве.

– О нет, леди Макензи! – воскликнул я и улыбнулся широко и дружески. – Сегодня нас интересуют не документы, и просьба моя может вам показаться несколько странной, но это очень важно. У вас существует склад ненужных вещей? Что-то вроде чуланчика, где бы хранились экспонаты, не нашедшие места на витринах и стеллажах музейных экспозиций?

– Вы правы, Мартин. Такой чуланчик есть, он обязательно появляется в процессе хранения. Но что вас может заинтересовать в наших кладовках?

– Леди Макензи… – нетерпеливо начала Ева, но я остановил помощницу движением руки:

– Нам очень надо туда попасть.

– Ну, хорошо, идемте, – удивленно проговорила она и повела нас уже знакомыми мне проходами между полок и стеллажей с манускриптами и свитками.