– Так Государь не сможет ни на кого опереться, – попытался мальчик развить мысль. – А быть одному очень плохо.

– Вспомнил родителей?

Отрицать очевидное мальчик не стал и кивнул.

Наставник поднялся и неторопливо прошелся по комнате. Остановился и обернулся:

– Готовься. Умники уже собираются запустить свою установку. Будут подбирать «окно» по твоему запросу. Прости… Жаль, что только это мы и можем сделать.

– Спасибо… Я бы хотел побыть с вами подольше…

Александр Петрович резко отвернулся, быстро провел рукой по глазам, хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел. Вот вам и железный человек…

– А почему все-таки мечи? – спрашивал Александр Петрович довольно часто, хотя мальчик и отвечал на этот вопрос неоднократно.

– С некоторых пор я ненавижу звуки стрельбы.

Наставник хмыкал, не веря. Но я не врал. Да, я совершенно спокойно стрелял из автомата, палил из пистолетов по мишеням, расходуя порой за день по нескольку пачек патронов. Никаких отрицательных эмоций при этом не демонстрировал и не испытывал. Руки не дрожали, призраки не беспокоили. Но мечи мне казались… честнее, что ли. Их я любил намного больше пистолетов, пулеметов и прочей стреляющей техники.

После ухода наставника мальчик еще некоторое время лежал, ни о чем не думая. Снова попытался читать, но понял, что смысл текста ускользает, и точным броском закинул книгу на полку. Заложил руки за голову и уставился в потолок. Скоро совершится то, к чему он готовился… точнее, его готовили целых три с половиной года. Никаких эмоций не было. Первое время, когда мальчик еще только поселился на Базе, его вечное спокойствие в самых непредсказуемых и сложных ситуациях поражало наставников. Да и странным оно было у ребенка, которому судьба отвела такой короткий срок жизни… Штатные психологи многое могли бы прояснить, но они хранили тайну, делясь своим мнением только с теми, кому положено его знать. Нет, он смеялся, плакал, веселился, но все это было поверхностным, словно пена морская, сдуваемая первым же легким ветерком. Он мог моментально, словно повернув выключатель, подавить все чувства и стать серьезным. Это умение здорово выручало его, когда он жил на улице, но об этом на Базе тоже знали немногие.

– Есть хочешь?

До меня не сразу дошло, что обращаются именно ко мне. Подняв заплаканное лицо, я увидел высокого парня в огромной кепке и отрицательно мотнул головой. Но в животе предательски заурчало. Парень хмыкнул, отломил кусок булки и сунул мне в руку. Я несмело откусил, а потом с жадностью набросился на еду.

– Ну и откуда ты, такое чудо, взялся?

Этот вопрос напомнил мне о произошедшем, и, совершенно забыв про булку, я, захлебываясь слезами, вывалил на незнакомца все, что произошло. Как подъехала машина, как я увидел папу, лежавшего у подъезда вместе с мамой и сестрой. Рассказал про страшного дядю Игоря и про то, как бежал по улице. Думал ли я, что подобная откровенность может быть для меня опасной? Нет, конечно. Ни о чем я тогда не думал, кроме того, чтобы просто выплакаться и высказать кому-то свою историю.

– Понятно. – Парень сел по-турецки рядом со мной. – Вот что, шкет, в историю ты, конечно, попал очень скверную. И если я что-то понимаю, домой тебе возвращаться нельзя. Со мной пойдешь?

Этот парень разговаривал со мной как со взрослым и действительно интересовался моим мнением.

– А потом папа и мама придут за мной? – поинтересовался я на всякий случай.

Парень вздохнул, встал и отряхнул брюки. Чище они от этого, впрочем, не стали. Он снова глянул на меня и нахмурился:

– Наверное, да.

– Тогда пойду.

– В таком случае давай знакомиться, – парень протянул руку. – Гвоздь.

Я хихикнул. С его ростом и в этой кепке мой новый знакомый и правда походил на гвоздь.

– Володя.

– Что ж, идем, Володя, в нашу берлогу.

Так началась моя жизнь в роли беспризорника.

Володя вдруг неуловимо быстрым и плавным движением перетек с кровати на пол и вот уже стоял на руках. Прошелся так по комнате, сделал кувырок вперед и встал. Небольшого роста, худощавый, но… было в его расслабленной позе что-то такое, из-за чего любой опытный боец трижды подумал бы, прежде чем напасть. Теперь было видно, что это вовсе не мальчик, а уже юноша. Он привычно осмотрел комнату со спартанской обстановкой: кровать, тумбочка, стул, в углу компьютер, а рядом книжный шкаф. Шифоньер у двери. На полу никакого ковра, только ламинат. Светлые обои.

Мальчик подошел к стене, и ее часть вдруг отъехала в сторону, открыв сейф. Набрав код, он потянул тяжелую дверцу и задумчиво оглядел содержимое, очень странное для комнаты подростка: два меча в ножнах и две кобуры с какой-то хитрой системой ремней. Привычным движением он взял с полки пистолеты, застегнул ремень, подтянул два ремешка. Теперь пистолеты оказались у него за спиной, располагаясь под небольшим углом друг к другу. Отработанным жестом он завел руки за спину, большими пальцами отстегнул ремешки кобур и выхватил оружие, проверяя, как взводится курок. Снова поставил оружие на предохранители и вернул обратно, после чего достал из сейфа мечи – чуть изогнутые, в темных деревянных ножнах. Ножны мальчик пристегнул к поясу и выхватил клинки длиной сантиметров шестьдесят, сделанные из темного, отливающего синевой материала. У основания мечи имели ширину примерно в три пальца взрослого человека, потом клинки плавно сужались и изгибались. И если у рукояти заточка была только с одной стороны, то уже где-то на расстоянии ладони от гарды она становилась обоюдной. По внешнему виду эти мечи предназначались скорее для режущих ударов, но острый кончик с одинаковым успехом позволял и колоть.

Крутанув их пару раз, Володя, словно продолжая движение, вбросил мечи в ножны, закрыл сейф и направился к двери. Можно было бы посчитать, что он просто рисуется, но все его движения были настолько отточенно-привычны, что сразу становилось ясно: с оружием он имеет дело каждый день и оно давно уже стало дополнением его самого.

Последний раз оглядев себя и убедившись, что все на месте, он вышел в коридор и, аккуратно прикрыв дверь в комнату, неторопливо зашагал к лестнице.

– Володя! Володь, подожди!

Мальчик чуть сбавил ход, но останавливаться не стал, только обернулся. Его догонял парень лет двадцати, в белом халате и с растрепанной шевелюрой. Он выглядел как ученый, у которого только что крайне неудачно прошел эксперимент и возбуждение еще не улеглось. Поравнявшись с мальчиком, он зашагал рядом.

– Ты куда сейчас? Хотя чего я спрашиваю, и так ясно, что в спортзал тренироваться, раз во всеоружии.

Володя промолчал.

– А ты все такой же говорун, – вздохнул парень. – Порой хочется дать тебе хорошенько по шее, чтобы встряхнуть.

Мальчик улыбнулся, остановился и раскинул руки в стороны.

– Давай.

Парень чуть попятился.

– Ни-ни. Для начала напою тебя снотворным, хорошенько свяжу и тогда… нет, еще ноги придавлю чем-нибудь тяжелым и вот тогда уж попинаю.

Володя задумчиво уставился в потолок.

– Надо в одежду иголки отравленные зашить, – наконец решил он. – Если кто-нибудь захочет попинать, то уколется и…

Парень озадаченно глянул на мальчика.

– Это шутка? – на всякий случай уточнил он.

– Да, – кивнул Володя. – О такие иголки сам раньше уколешься.

– Понятно… Извини, но я не всегда понимаю, когда ты шутишь, а когда серьезен. Шутки твои… специфические. Я чего тебя догнал-то? Ты слышал, что мы начинаем поиск подходящего «окна»?

– Да. Александр Петрович мне уже сказал.

– Хорошо. Тебя приглашают сегодня в шесть на заседание. Будут решать, куда тебя отправить.

– Я же ведь уже говорил, чего хочу, – удивился мальчик.