– Я проверил, – отозвался Перрин. – Кроме нас, здесь никого нет. С чего бы кому-то прятаться…

– Осторожность и долгая жизнь идут рука об руку, кузнец. – Страж окинул взглядом погруженную в тени конюшню и поднял глаза к еще более глубоким теням сеновала, потом качнул головой. – Нет времени, – пробормотал он, похоже споря с собой. – Она сказала поторопиться.

И, словно подкрепляя свои слова, он, широко шагая, прошел под фонарь к пяти привязанным лошадям, уже взнузданным и оседланным. Двух – черного жеребца и белую кобылу – Ранд уже видел раньше. Другие, если и не такие же высокие и холеные, несомненно, производили впечатление лучших из тех лошадей, что могло предложить Двуречье. Быстро, но тщательно Лан принялся проверять сбрую и подпруги, кожаные ремешки, которыми были привязаны переметные сумы, бурдюки и скатки одеял позади седел.

Ранд неуверенно улыбнулся своим друзьям, изо всех сил стараясь выглядеть так, будто горит желанием отправиться в путь.

Мэт, только сейчас заметив меч на поясе Ранда, ткнул в него пальцем.

– Решил податься в Стражи? – Он засмеялся, потом, глянув на Лана, осекся. Страж, видимо, не обратил на эти слова внимания. – Или же в купеческую охрану? – продолжил Мэт с ухмылкой, которая, правда, казалась несколько натянутой. Он взвесил на руке свой лук. – Оружие честного человека тебе не очень-то подходит, да?

О том, чтобы похвастаться мечом, нарочито выставив его напоказ, Ранд, признаться, подумывал, но присутствие Лана остановило его. В его сторону Страж и не глядел, но юноша был уверен, что тот замечает все вокруг. Поэтому Ранд с преувеличенной небрежностью сказал:

– Он может оказаться полезным, – словно бы носить меч – дело вполне заурядное.

Зашевелился Перрин, стараясь что-то скрыть под складками плаща. Ранд мельком увидел широкий кожаный ремень на поясе подмастерья кузнеца: в кожаную петлю на ремне была продета рукоять топора.

– Что это у тебя там? – спросил он.

– Точно в купеческую охрану собрался, – присвистнул Мэт.

Лохматый парень так глянул на Мэта из-под насупленных бровей, что стало понятно: шуточками он уже сыт по горло; затем Перрин тяжело вздохнул и откинул полу плаща, демонстрируя топор. Тот не походил на обычный инструмент лесоруба. Весь его вид – широкое, полумесяцем, лезвие и изогнутый шип на обухе – делали этот топор для Двуречья вещью столь же чуждой, как и меч Ранда. Однако ладонь Перрина лежала на нем привычно.

– Мастер Лухан сделал его года два назад для охранника купца, закупавшего шерсть. Но когда работа была закончена, этот тип не захотел платить оговоренную плату, а на меньшую мастер Лухан не соглашался. Он мне его отдал, когда… – он кашлянул, потом стрельнул в Ранда тем же самым предостерегающим хмурым взглядом, каким раньше одарил Мэта, – когда застал меня упражняющимся с ним. Он сказал, что я могу взять его, пока он не решит сделать из него что-нибудь полезное.

– Упражняющимся, – тихо заржал Мэт, но, когда Перрин поднял голову, успокаивающе выставил вперед ладони. – Ну ладно, ладно! Как ты сам сказал. Можно подумать, кто-то из нас знает, как обращаться с настоящим оружием.

– Вот этот лук – настоящее оружие, – вдруг раздался голос Лана. Опираясь рукой на седло своего высокого вороного, он серьезно смотрел на парней. – Как и те пращи, что я видел у деревенских ребятишек. Хотя вы никогда и не пользовались ими иначе как для охоты на кроликов или чтобы отгонять волков от овец, они не перестают быть оружием. Все может стать оружием, если у мужчины или у женщины, которые держат его в руках, есть самообладание и желание пустить его в ход. Если хотите доехать до Тар Валона живыми, выкиньте из головы троллоков, она должна быть абсолютно пустой до тех пор, пока мы не выедем из Двуречья, из Эмондова Луга.

Лицо и голос Лана, холодные, как смерть, и безжалостные, точно грубо высеченное надгробье, стерли улыбки и оборвали треп. Перрин поморщился и, пряча топор, натянул плащ. Мэт уставился себе под ноги и принялся носком сапога ворошить солому на полу конюшни. Страж хмыкнул и вновь занялся своим делом. Молчание затягивалось.

– Все это не очень-то похоже на сказания, – вымолвил наконец Мэт.

– Не знаю, – угрюмо заметил Перрин. – Троллоки, Страж, Айз Седай. Чего еще тебе надо?

– Айз Седай, – прошептал Мэт таким тоном, будто ему сразу стало холодно.

– Ты ей веришь, Ранд? – спросил Перрин. – То есть я о том, чего троллокам от нас надо?

Втроем, как один, они взглянули на Стража. Лан, казалось, был занят только седельной подпругой белой кобылы, но друзья отступили поближе к воротам конюшни, подальше от него. Даже после этого они встали тесным кружком и заговорили вполголоса.

Ранд покачал головой:

– Не знаю, что и сказать, но она говорила правду: напали только на наши фермы. И здесь, в деревне, вначале напали на дом мастера Лухана и на кузницу. Я спрашивал у мэра. Столь же легко поверить в то, что они явились за нашими головами, как и в любое другое, что я могу придумать.

Внезапно Ранд понял, что оба его друга смотрят на него, широко раскрыв глаза.

– Ты спрашивал у мэра? – недоверчиво произнес Мэт. – Она велела никому не говорить.

– Я ему и не говорил, почему спрашиваю, – возразил Ранд. – Вы что, хотите сказать, вообще ни с кем нельзя разговаривать? Вы никому не дали знать, что уходите?

Перрин пожал плечами и оправдывающимся тоном произнес:

– Морейн Седай сказала – никому.

– Мы записки оставили, – сказал Мэт. – Родным. Утром их найдут. Ранд, да моя мать считает, что Тар Валон – нечто совсем близкое к Шайол Гул. – Он хохотнул, показывая, что не разделяет этого мнения. Смех прозвучал не очень убедительно. – Она бы меня в подвал заперла, если бы решила, что мне только мысль такая взбрела в голову.

– Мастер Лухан упрям как камень, – добавил Перрин, – а миссис Лухан и того пуще. Если б вы видели, как она роется в том, что осталось от дома, приговаривая, мол, пусть только троллоки вернутся, она им такую трепку задаст…

– Чтоб мне сгореть, Ранд, – сказал Мэт, – да, я знаю, она – Айз Седай и все такое прочее, но троллоки на самом деле здесь были. Она приказала никому не говорить. Если уж Айз Седай не знает, что с этаким-то поделать, то кто знает?

– Я не знаю. – Ранд потер лоб. Болела голова – ему никак не удавалось выбросить из головы тот сон. – Мой отец ей верит. По крайней мере, он согласен с тем, что нам нужно уходить.

Неожиданно в дверях появилась Морейн.

– Ты разговаривал со своим отцом об этом? – С головы до пят она была облачена в темно-серое, юбка с разрезом для езды верхом, и ее единственным золотым украшением сейчас было кольцо со змеем.

Ранд посмотрел на ее жезл – пламя, что он видел, не оставило никаких следов, даже пятен копоти.

– Я не мог уйти, не сообщив об этом отцу.

Она на мгновение задержала на Ранде свой взгляд, поджала губы, потом повернулась к другим:

– И вы тоже решили, что одной записки будет недостаточно?

Мэт и Перрин заговорили, перебивая друг друга, уверяя ее, что они только оставили записки, именно так, как она сказала. Кивнув, Морейн жестом заставила их замолчать и пристальным взглядом пронзила Ранда.

– Что сделано, то уже вплетено в Узор. Лан?

– Лошади готовы, – сказал Страж, – и у нас достаточно провизии, чтобы достичь Байрлона, и еще останется. Мы можем выступать в любой момент. Предлагаю прямо сейчас.

– Но не без меня! – В конюшню проскользнула Эгвейн, сжимая в руках узелок. От удивления и неожиданности Ранд чуть не упал на месте.

Меч Лана наполовину уже покинул ножны, когда Страж увидел, кто это, и глаза его внезапно потускнели. Перрин и Мэт залепетали, что никто из них не рассказывал Эгвейн об уходе. Айз Седай их уверений не слушала, а просто смотрела на Эгвейн, задумчиво постукивая пальцем по губам.

Капюшон темно-коричневого плаща Эгвейн надвинула, но он не скрывал того вызывающего взгляда, которым она дерзко ответила Морейн.

– У меня все с собой. И еда тоже. И я тут не останусь. Скорей всего, другой возможности повидать мир вне Двуречья мне больше никогда не подвернется.