Разумеется, очень качественная.
Настоящая ляпис-лазурь, чистейшее золото. Точная копия. Мастер аккуратно воспроизвел даже царапины на старомодной оправе в византийском стиле. Кольцо — не столько подделка, сколько имитация. Алекса сожалела, что пришлось убить одного из лучших ювелиров Венеции, но за все приходится платить. Она беспокоилась только об одном: не откажется ли море от предложенной ему копии.
Люди с Запада тщательно исполняли свои ритуалы, но не задумывались об их смысле. Половина дворян считала этот день глупым суеверием. Другая половина полагала пышные торжества полезным инструментом, позволяющим держать горожан в благоговейном трепете и напоминать Арсеналотти об их месте. Никто из них не задумывался, что случится, если море откажется заключить союз… Яростные бури. Потерянные суда и рыбаки, возвращающиеся домой с пустыми сетями.
В устье лагуны флотилия замедлила движение, а потом и вовсе остановилась. Гребцы заняли свои места — они будут удерживать суда во время прилива. Только букинторо двинулся дальше.
— У тебя есть список заключенных? — спросил Алонцо.
— Да, мой господин, — голос Родриго был слышен на всей палубе. Традиция требовала от Марко в честь союза с морем освободить одного из заключенных. Огромные суммы переходили из рук в руки, семьи отчаянно пытались купить свободу для своих членов. Иногда деньги шли тем, кто действительно влиял на выбор. Чаще всего — нет, но это не имело значения.
— Тогда зачитай его.
Капитан поклонился. Быть фаворитом регента нелегко, иногда опасно даже взять перо в руку.
— Федерико, опытный фальшивомонетчик и убийца. Утверждает, что иногда оказывал услуги городу… — значит, преступник был шпионом. — Джованни Циско, торговец солью. Убил жену, ошибочно заподозрив ее в неверности. Господин Гандольфо, обвиненный врагами в лжесвидетельстве.
Капитан Родриго ставил на Гандольфо.
Не в буквальном смысле. Он очень близок к регенту, никто не примет его ставку. Даже старые друзья считали капитана слишком хорошо осведомленным.
— Названы все имена?
Традиция требовала три имени. Столько и было названо. Традиция предписывала даже этот вопрос.
— Да, мой господин, все.
— Тогда пусть наш герцог свершит правосудие.
Наверное, Алонцо нелегко признавать верховенство племянника. Интересно, подумал Родриго, сможет ли Марко повторить имя, которое герцогиня шепчет ему на ухо?
Напряженную тишину нарушило чье-то рыдание.
— Ты хочешь что-то сказать?
Все потрясенно уставились на герцога Марко. Спустя секунду взгляды обратились на рыдающую Десдайо. Каждый патриций знал, кто она такая. Никто не замечал ее, хотя у всех хватало сообразительности признать Атило. Он — один из Десяти. И, не исключено, любовник герцогини Алексы. Возможно, именно этим объяснялась заметная напряженность между ним и женщиной, стоявшей рядом.
— И что же?
— В список нужно включить Тико.
Принц Алонцо вскинул бровь:
— Кого?
— Мальчика, которого вы отправили…
— Отправили? Куда? — взгляд Алексы не отрывался от Атило. Старый воин чуть качнул головой.
— Я не знаю.
— Раб Атило обвинен в государственной измене, — твердо произнес Алонцо. — Наказание за измену — смерть. Его нельзя отменить.
— Раб не может совершить государственную измену.
В толпе кто-то ахнул. Формально Десдайо права. Раба можно обвинить в убийстве, изнасиловании и воровстве. Все это считалось изменой его хозяину. Но раб не может изменить государству. Такое понятие применялось только к свободному человеку.
— Ты понимаешь, о чем ты говоришь? — спросила Алекса.
Если измена доказана, то наказание — смерть. Но если раб Атило не несет ответственности, то виновным будет его хозяин.
— Да, — ответила Десдайо.
Когда Федерико и Голубой двинулись к Тико, он быстро оглянулся. К его лодыжке тянулся приземистый мужичок. Тико пнул его ногой, сломав нос, и услышал всплеск. Когда юноша рискнул еще раз оглянуться, недоросток пускал пузыри: двое парней удерживали его голову под водой.
— Будешь драться, парень, — предупредил Ди, — будет больнее.
— Смотря как ты дерешься, — ответил Тико. Он выхватил кинжал из-за спины и единым движением полоснул Голубого по горлу, ткнул Федерико в живот и метнул кинжал в Ди. Когда Ди, опускаясь на колени, схватился рукой за лицо, Тико шагнул вперед и вытащил клинок. Решив поставить эффектную точку, он вытер кинжал о лицо Ди, хотя сомневался, что его жест кто-нибудь заметит: в яме слишком темно. Тико подцепил ногой труп Ди и свалил его в воду. Потом отшвырнул оставшиеся тела. Люди на мелководье явно сильнее или злее, чем те, кто сидит по шею в воде. Значит, они — основная угроза. Здравый смысл подсказывал: эти люди должны увидеть презрение Тико.
— Кто-нибудь еще хочет драться?
Злобное рычание, оскорбления, но никто не рискнул принять вызов.
— Ну?
Недоросток уже перестал вырываться. Старик, который пытался спасти его, отступил на глубину. Парни вышли вперед и заняли место утопленника.
— Подожди, пока не оголодаешь, — пробормотал кто-то.
Тико обернулся на голос.
— И тогда?
— Тогда посмотрим, какой ты крутой.
Говорил здоровенный мамлюк с седоватой бородой, животом, торчащим вперед, как нос корабля, и по грудь в воде, но только потому, что присел.
— У него есть нож.
— Рано или поздно ему придется поспать, — фыркнул мамлюк. — Если есть нож, любой будет крут.
— Поверь, он крут и без ножа, — раздался мальчишеский голос откуда-то со стороны глубокой воды. — Такого вы еще не видели. Быстрый как молния. И сразу убивает.
— Эй, ты, — приказал Тико. — Иди сюда.
— Он же еще ребенок, — прошипел чей-то голос.
— Парень, который завалил Ди и Голубого, не сильно старше, — отозвался другой.
Руки принялись подталкивать мальчика к островку. Он вышел из воды и встал: голый, все ребра торчат, руки сжаты в кулаки. Мальчишка во все глаза смотрел на Тико.
— Ты, — произнес Тико.
Пьетро кивнул.
— Мне жаль… — каждое слово давалось Тико с трудом. — Мне жаль твою сестру.
— Это не твоя вина, — отрезал Пьетро.
Тико был бы рад согласиться с ним.
— Иди сюда, — сказал он. — Подержи мой нож.
От неожиданности мальчик ахнул, но схватил кинжал за рукоять и шагнул назад. Один из мужчин потянулся к ножу, но Пьетро сделал быстрый выпад.
— Любой, кто попробует отнять у Пьетро нож, ответит мне.
Все головы во тьме ямы повернулись к Тико. Он указал на широкогрудого мамлюка, подзывая его к себе.
— Если он справится, остров — его.
Вызов произвел впечатление. Люди на колесе остановились, но крики заставили их вновь приняться за работу.
— Их пора сменять, — прошептал Пьетро. — Но Ди мертв. Может, ты им скажешь? — мальчик говорил осторожно, опасаясь рассердить Тико.
— Сменяйтесь! — приказал Тико.
Колесо приводило в движение насос, который не давал обитателям ямы утонуть. Пока люди работали, изо дня в день, час за часом, вода стояла низко. По крайней мере, она оставляла островок посередине и мелководье на его склонах. Большинство людей могли стоять, а кое-кто даже присесть.
— Ладно, — сказал Тико. — Хочешь попытать счастья?
— Я заберу у тебя нож, — предупредил Пьетро мамлюк. — И если у тебя есть хоть капля мозгов, ты сам его отдашь.
Тико врезал мужчине ногой по промежности.
Он ударил сильно. Дождался, пока мамлюк выберется на сушу, шагнул вперед и ударил. Оковы на лодыжке расплющили мошонку мамлюка. Цепь на кандалах туго натянулась, и обе лодыжки Тико обожгло болью. Его проклятия заглушили вопли мамлюка.
Тико одним движением сломал ему шею и отбросил тело на мелководье.
— Нож, — взмолился чей-то голос. — Одолжи мне нож.
— Зачем?
— Я быстро его разделаю. Пожалуйста. В такую жару он уже завтра протухнет. Поверь, я в этом разбираюсь. Я раньше был мясником.
— Сколько ты здесь? — спросил Тико.