— Ты лжешь. Минуту назад я был в погребе у Тико, он там один. Вот если бы ты назвал Амелию, и часом раньше… — Старик пожал плечами, и кровь потекла сильнее. — Я бы выпорол Тико. Но ты хочешь большего — чтобы я продал его. И даже готов очернить…

Сейчас старик убьет его.

— Возьми свое свидетельство назад! — рявкнул Атило. — Сними свое обвинение. Признайся, ты солгал и пытался очернить ее имя.

— Я бы никогда…

— Ты уже сделал это, — холодно ответил Атило.

— Мой господин, мне очень жаль. Должно быть, я ошибся.

Клинок двинулся вверх. Якопо уже стоял на цыпочках. Пьяный, со стилетом в ноздре. Как будто на цыпочках он сможет уклониться от клинка, входящего в мозг.

— Я солгал, — поспешно произнес он. — Простите.

Атило вытащил стилет. В следующую секунду кончик прочертил глубокий порез на щеке Якопо. Шрам останется на всю жизнь.

— Каждый раз, глядя в зеркало, ты будешь вспоминать, как собирался рискнуть добрым именем женщины ради своих амбиций.

Якопо, спотыкаясь, направился к двери.

— Якопо…

Он повернулся обратно.

— Зашьешь сам, понял? Не буди Амелию. Сделаешь все сам. И держись подальше от Тико.

Стук в дверь поднял Десдайо с постели. Всего один стук. Сонная Амелия выскочила из постели, накинула на хозяйку шаль и ожидала приказов.

— Иду, — сказала Десдайо.

Она медленно шла к двери. В ней пылали гнев и стыд. Проклятье, он сказал правду. Она, Десдайо Брибанцо, плавилась как воск в руках… надо признать, странного и красивого раба, который смог прочитать ее мысли и понять природу ее горя.

— Госпожа моя, вы предпочитаете, чтобы…

— Я же сказала, иду, — голос Десдайо дрогнул. — Кто там?

— Я, — послышался низкий голос. — Атило.

Она медленно открыла дверь. Атило никогда еще не заходил в ее комнату. Амелия спала на лежанке в ногах ее кровати, так потребовала сама Десдайо. Потребовала, как только поняла, что свадьба откладывается. Она хотела показать Атило: не стоит приближаться к ее кровати без брачного договора. Правда, он ни разу и не пытался.

Похоже, теперь она знает почему.

— Мой господин?

Казалось, он с трудом подбирает слова, как человек, чьи мысли, действия и речи находятся в глубоком разладе.

— Что-то случилось?

— Ничего особенного. Мне показалось, какие-то шаги на лестнице.

— Может, Якопо?

— Нет, — ответил Атило. — Мы с ним разговаривали.

— Я ничего не слышала, мой господин.

Когда Десдайо закрыла дверь, он все еще извинялся.

Наверное, Амелия пришла позже обычного, решил Атило, слушая, как засов встает на место. Любые предположения о том, что Десдайо была вместе с Тико, просто недостойны. Однако Атило беспокоил гнев в ее глазах.

44

За час до рассвета Тико пил пиво в доме с закрытыми ставнями на Каннареджо. Последний опьяняющий напиток за весь день. Опьяняющий? Так и тупой нож можно счесть опасным. Если хорошенько постараться, ты им поранишься. Но люди назовут тебя дураком, и тебе придется долго их переубеждать.

Тико отрезал хлеба, потом снял шкурку с овечьего сыра и принялся пластать его на тонкие восковые ленточки. Сыр выглядел восковым и на вкус был не сильно лучше. Но Тико больше не испытывал потребности в пище.

На столе перед ним горела свеча местного производства.

Все здания в округе толстым слоем покрывала копоть от чанов, в которых день и ночь варили жир для дешевых свечей. Дорогие белые свечи — ими пользовались в храмах и дворце герцога — делали в других местах. А эти горели перед сапожниками, в борделях, кабаках и лачугах бедняков.

Пиво, сыр, хлеб, свеча и кремень…

Они ждали его в комнате на верхнем этаже пустой кожевенной мастерской, к северу от верхнего входа в Большой канал. Отсюда не больше сотни шагов до церкви Святой Лючии, покровительницы убийц и слепых. Еда стояла на деревянном столе. Здесь все было из дерева — пол, стены, ставни и крыша. И все старое. За исключением окон верхнего этажа, затянутых провощенной бумагой и плотно закрытых ставнями. Тико не сразу понял, как быстро может сгореть это здание. Возможно, потому оно и выбрано. Поднести огонь к вощеной бумаге, и вскоре от дома только пепел.

Когда Тико вошел сюда, его сердце дрогнуло. Дерево напомнило ему о Бьорнвине.

Большинство зданий в Венеции строили из камня. Даже хижины с деревянным каркасом или глинобитными стенами обычно штукатурили. А здесь сплошное дерево, не считая кирпичного дымохода. Он поднимался на три этажа и выходил на крышу, заканчиваясь небольшой конической трубой. Огонь грел котел мастерской, в нем вываривали и формовали кожу.

Львиную морду над очагом обрамляли крылья летучей мыши.

Знак подтверждал — Тико пришел в нужное место. И даже если знака недостаточно, оружие на столе исключало сомнения. Тонкий флорентийский стилет; его можно воткнуть под мышку и достать до сердца или дотянуться до внутренних органов через задний проход, не оставив никаких следов. Меч, который дал ему доктор Кроу. Тико не видел этого меча с того дня, как попал в особняк иль Маурос.

Крюки для лазанья Тико даже не потрудился проверить. Они ему не нужны, как и веревка. Он сосредоточился на стальной тетиве, деревянном ложе и сложном спусковом устройстве маленького ручного арбалета.

Юноша быстро, без единой ошибки, собрал арбалет. Жаль, Атило его не видит. Тико уже не первый раз немного замешкался, подумав о старике. Рядом с арбалетом лежали пять болтов; при виде их Тико вздрогнул.

Ему больно прикасаться к серебру. К тому же Атило приберегал арбалет для кригсхундов. Однако их почти не осталось в городе. Какое же задание ему приготовлено?

Последний подарок — три метательных ножа.

Тико поднял один и, сильно вывернув кисть, отправил его через всю комнату. Нож воткнулся между львиных зубов. За прошедшие годы львиную пасть отыскали еще пять ножей. Несколько десятков промахнулись. Он понадеялся, что это хороший знак, и не рискнул бросить второй, дабы не растерять удачу.

Тико смазал маленький арбалет, проверил лезвие меча, которым можно было бриться, и аккуратно завернул серебряные стрелки. Проверил стилет, уложив его на палец в той точке, где лезвие переходит в рукоять. Безупречный баланс.

Когда Тико закончил выбирать оружие, он отыскал самый темный угол в темной комнате, сложил плащ наподобие подушки и улегся. Он закрыл глаза и представил, как сквозь его тело течет вода. Так учил Атило.

— Что с твоим лицом?

— Трое грабителей, моя госпожа, — Якопо скромно улыбнулся. — Мне удалось справиться с ними.

Десдайо посмотрела на него:

— Я слышала, ты напился?

— Вы слышали?

— Я имею в виду… — она покраснела. — Я слышала, ты пришел поздно ночью, и подумала, ты пьян. Я не поняла, — она взглянула на грубые стежки на его щеке, — что тебя ранили.

— Моя госпожа, это опасный город. Особенно для тех, кто бродит по ночам там, где не следует. Никому не может везти вечно.

Десдайо кивнула и бросила взгляд на клетки, составляющие герцогский зоопарк. Утренний воздух был прохладен, изо рта вырывались облачка пара, но клетки источали тепло. И запах как на конюшне. Хотя заметно сильнее.

— Ты умен. Как ты получил разрешение?

Якопо изобразил поклон, признавая комплимент, и улыбнулся, впервые за утро.

— Отец друга.

На самом деле он шантажировал сына чиновника, заведовавшего зверями герцога. Сынок не смог заплатить сумму, которую Якопо выиграл у него часом раньше, во время завтрака. Конечно, они играли костями, принадлежащими Якопо.

Когда тут узнали, что гость Якопо — Десдайо Брибанцо, все пошло как по маслу. Заодно его предупредили: не подпускать девушку к клетке с тигрицей. Когда Якопо узнал о причине таких предосторожностей, он усмехнулся. Вот и сложилась последняя часть мозаики его мести.

Трое служителей зоопарка сидели на стене, глядя на печально известную наследницу, и ухмылялись. Якопо проклял их и себя. Ему следовало настоять, чтобы он, Десдайо и Амелия остались одни. А еще лучше — избавиться от Амелии. После долгой прогулки от особняка иль Маурос девушка немного расслабилась.