— Мы слишком долго проигрывали в тайной войне. Пришло время, когда мы можем нанести ответный удар. Думаешь, я не заметила, как ты заменил «убил архиепископа Теодора» на «возможно, видел убийство»? Ты ненавидишь моего деверя… Не отрицай, не трать время. Однако ты позволил его капитану помочь в поисках. Всем известно, Теодор был твоим другом. Но ты не сентиментален. И определенно не стал бы ради него охотиться за этим мальчишкой. Сомневаюсь, что ты вообще когда-либо руководствуешься чувствами. Не считая, возможно, той девчонки, на которой ты собираешься жениться.
Атило вспомнил угрозу парня и вздрогнул.
— Тогда зачем ты на него охотишься? Ответ прост — ты считаешь это существо полезным. Я права?
— Он мой преемник.
Герцогиня Алекса замерла.
— Все вожделеют древней магии. Но никто не знает, что она принесет. Хватай, попробуй. Мы обсудим эту возможность позже. А тем временем я напишу племяннику… — она имела в виду Тимура, нынешнего Великого Хана Ханов и завоевателя Китая. — Я спрошу о таких существах его библиотекарей. Пока мое письмо доставят, проведут изыскания и пришлют ответ, пройдет год.
Алекса задумалась. Атило не знал, какие сомнения мучают ее, но за это время успел наполнить стакан и неторопливо выпить вино. Он пил и разглядывал ее небольшую комнату, картины, статуи и гобелены. За них можно купить целый город. И все они, осознал Атило, принадлежали ее покойному мужу.
Герцогиня приняла решение и подалась вперед.
— Некогда, — начала она, — бились в небесах ангелы. И битвы их шли в пустоте, среди звезд. Было это давным-давно. Когда по земле открыто бродили боги, а среди людей правили старейшие из древних королей. Страшные дела происходят, когда сила встречается с силой. Умирали боги, умирали короли и ангелы… Целые леса сгорали в мгновение ока.
Атило вытаращился на нее.
— Сказание из моего детства. Как боги стали единым богом, который следит за всем, но редко вмешивается. Горстка ангелов в горечи сбежала, чтобы одиноко бродить в пустыне. Они двигались быстрее молнии. Убивали не задумываясь. Относились к людям, как мы относимся к животным.
— Как к пище?
— Среди прочего. Но последний из них умер в те времена, когда родился Кублай-хан. Библиотекари моего племянника должны знать правду. Вот почему я напишу ему. У тебя есть год.
— Чтобы поймать это существо?
— Нет, господин Атило. Поймать, сломить его дух и сделать из него наш ответ кригсхундам. А если не получится, убить его. Однако я сочту его смерть неудачей.
Герцогиня заглянула в кувшин с водой и обнаружила, что он опустел. Она потянулась к колокольчику, собираясь вызвать служанку, но передумала.
— Марко, мой муж, верил, разговоры о демонах приносят несчастье. Зло приходит, когда слышит свое имя. Он ошибался. Злу требуется приглашение. И вот вопрос… Кто пригласил его?
Атило еще никогда не слышал от нее таких речей.
Она никогда не называла прежнего герцога просто по имени, никогда не говорила «мой муж». И ни разу еще, на людях или в личной беседе, она не заговаривала о своем детстве, о жизни монголки, чужестранки. Его это тревожило.
— Иди сюда, — сказала она, похлопав по сиденью.
Он должен подчиниться или найти повод уйти. Если он согласится, то однажды она может стать его врагом. Если уйдет, то оставит ее в одиночестве. Когда герцогиня Алекса подняла вуаль, она улыбалась. Атило замер. Ее лицо было столь прекрасно, что у него перехватило дыхание. «Слова поэта, — сердито упрекнул он себя. — Я не один из них». Однако лицо могло принадлежать девушке едва ли четверти настоящего возраста Алексы. Ясноглазое и невинное, понимающее и зовущее. Атило вздрогнул.
— Иди ко мне, — приказала она.
Так он и сделал.
Безупречное лицо, сияющие глаза, тело юной девушки. Кожа Алексы ди Миллиони была желтой, как свежевыделанный пергамент, и мягкой, как марокканские кожи. Алекса запрокинула голову и, скрыв лицо в безопасную тьму, унесла Атило в такие дали, о которых он и не мечтал. Да, в небе и на земле сокрыто больше, чем может присниться мудрейшему из мудрецов, и сейчас Атило постигал эту истину.
— Твоя очередь, — сказала она.
Атило, чувствуя боль в каждом позвонке, обхватил женщину за талию и уложил на постель, сам оказавшись сверху.
— Ты уже так делал.
— Госпожа моя, мне шестьдесят пять. Я делал все на свете.
— Я могла бы сказать, — промолвила она, — сколько мне лет. Но ты не поверишь. И могла бы сказать, что мне доводилось делать раньше. Но лучше бы ты и этому не поверил.
Больше она не сказала ничего. Атило сменил позу, она выдохнула и обхватила его бедра, яростно двигаясь ему навстречу. Он, сам себе удивляясь, глубоко вспахивал ее и, когда все закончилось, устало обмяк. Но испытанное удовольствие оказалось скорее привычным, чем неизведанным.
— Похоже, ты еще не спал со своей девчонкой.
Атило приподнялся на локтях и посмотрел на обнаженную женщину, распростертую под ним. В голосе слышалась насмешка, заставившая схватить ее за плечи. На этот раз он брал женщину грубее, выжимая из нее стоны, пока не рухнул, уткнувшись лбом в подушку.
— Видимо, нет, — сказала она.
Атило проснулся ранним утром, услышав, как Алекса мочится в ночной горшок. Горничная, которая явилась за распоряжениями на день, подрезала свечи, принесла свежий чай и уже исчезла, ни единым жестом не выдав, что заметила в постели своей хозяйки кого-то еще.
— Ты встречался с моей стрегой? — спросила Алекса, опуская платье.
Он изумленно покачал головой. У Алексы есть стрега?
Дикое дитя-ведьма…
— Тебе нужно с ней встретиться, — сказала герцогиня. — Точнее, ты должен. Отправь Десдайо послание, что тебя задержали дела Совета. И прикажи домашним вести себя как обычно. Пора придумать план.
— На вечер?
— Нет, — ответила Алекса, коснувшись губами щеки Атило. — У нас есть месяц, чтобы приготовить ловушку. Взять из сокровищницы серебро и сделать из него проволоку. Отправить проволоку в Арзанале, на их машину. Из проволоки сплетут сеть, я распоряжусь. Остальное — мои заботы.
Атило едва не вздрогнул.
29
Бархат пачкается. Джульетта никогда раньше не осознавала, насколько он легко пачкается. Ей никогда не доводилось надевать одну и ту же одежду два дня подряд. На ней, запертой на холодном чердаке, по-прежнему был тот же красный упленд [16]и тонкая шерстяная сорочка, что и в ночь перед похищением. А значит, и в тот день, когда она встретилась в базилике со странным юношей.
Там, где она приставила к груди кинжал, на платье осталась маленькая дырочка. Джульетта до сих пор помнила, как дрожащими руками расстегивала перламутровые пуговицы и стягивала сорочку, собираясь приставить острие к коже. Девушка покраснела.
Она не могла избавиться от воспоминаний о юноше с серебристыми волосами. В глубине души Джульетта верила, что он разыскивает ее. Конечно, были и другие привязанности. Другие увлечения. Изящный лютнист с каштановыми волосами и пленительным взглядом карих глаз. Он обнимал ее за плечи и целовал прямо в губы. Сладкий грех. Если бы кто-нибудь узнал, их обоих непременно выпороли бы. Но Джульетта не рассказывала никому, кроме Элеонор, а та умеет хранить секреты.
Но сейчас она думала совсем о других глазах. Их владелец вовсе не изящен. Скорее, жилист. Джульетта представила, как его руки ложатся ей на плечи. И не только на плечи…
Всего один взгляд, и такие обжигающие воспоминания.
Джульетта сердито одернула себя. Трудно придумать более дурацкую тему для размышлений. Вместо этого она подумала о матери. Еще хуже. По лицу потекли слезы. Джульетта приказала себе не плакать, но слезы все равно текли еще очень, очень долго. Мать ничем не может ей помочь.
«Исполненные желания убивают», — прошептала однажды мать.
Джульетта свернулась калачиком на полу и попыталась уснуть, но воспоминания не желали уходить. Мать убили через три дня после того, как она прошептала эти слова, в возрасте тридцати шести лет. Ее брак с Висконти был неудачен.
