«Неужели он знает?» — подумал Атило.

— Посмотри сюда, — сменил тему патриарх. Он приподнял лампу, осветив стол, и снял ткань с простым узором. Под ней стоял потир, которым пользовался герцог, когда заключал брак с морем.

— Поврежден?

— Да, как и многое другое нынче.

Обод помят, два драгоценных камня исчезли. Третий треснул. Глубокую царапину на чаше нужно скорее заделывать, чем полировать.

— Ты знаешь, я ведь учился на ювелира.

Да, Атило знал. Известная история. Еще юношей будущий патриарх услышал призыв Господа, когда помогал отцу чинить крестную перегородку перед алтарем Сан-Марко. Он отказался от денег, которые его отец заплатил за ученичество, и вступил в орден Белых крестоносцев. Делал мечи и давал последнее утешение умирающим от лихорадки или ран.

Теодор постучал по кадилу.

— Вот это, мой старый друг, я могу исправить. Немного постучать молоточком, немного пайки, ничего сложного, даже для моих старых рук. А вот здесь… нужен кто-то получше меня. Намного лучше, даже если бы я до сих пор работал ювелиром.

— А в чем сложность?

Патриарх поманил Атило, призывая встать ему за спину, потом поправил свет лампы.

— Видишь?

Основание обвивал барельеф из виноградных листьев и плодов; золото и рубины. Он треснул в том месте, где три лозы сплетались в сложную косу.

— Как думаешь, мне попробовать? — спросил Теодор. — Или оставить это кому-нибудь другому?

— Лучше оставь.

Патриарх печально кивнул.

— Ты не против, если я кое о чем спрошу?

— Спрашивай, — ответил Атило.

— Ты не задумывался, почему потир остался на месте? Если похитители увели Джульетту и унесли кольцо, почему они оставили потир?

— Мамлюки?

— Если это были они.

— Что ты слышал? — резко спросил Атило.

— Я ничего не слышал, — мягко ответил патриарх Теодор. — А о своих подозрениях не могу рассказать, не нарушив тайну исповеди. Ты же не ждешь от меня…

Он немного пригасил лампу и предложил выйти на свежий воздух и продолжить беседу там, если, конечно, Атило здесь ради беседы. Патриарх не взял лампу с собой, и Атило не стал этого предлагать. В саду патриарх опустился на колено и принялся завязывать шнурки. Он не вставал слишком долго, и Атило понял: патриарх все знает. Так или иначе, Атило не мог оставить его в живых.

Он перерезал старику горло — дернул его голову назад и вел кинжал сквозь хрящ, пока не уперся в кость. Атило мог поклясться, что в последнюю секунду патриарх улыбался.

— Спасибо, дорогая…

Атило закончил мыть руки в миске с водой, взял полотенце, предложенное Десдайо, и принялся осторожно вытирать каждый палец. Как и вся Венеция, он мыл руки до и после каждого приема пищи. И лицо — каждое утро и каждый вечер. И, конечно, он вымыл руки, прежде чем вернуться в особняк иль Маурос.

Он думал о том, что случилось после убийства.

Шум?.. Должно быть, именно он заставил Атило вернуться. Едва войдя в кабинет патриарха, он внезапно остановился и поспешил обратно. Сделал несколько шагов, которые изменили его жизнь.

Атило отпускал комплименты Десдайо, хваля яйца, лапшу и соленую баранину, пил вино и мечтал, чтобы буря в его голове поскорей улеглась. Только тогда он сможет отделить значимое от всего остального. Он вернулся обратно.

И увидел юношу.

Вот в чем суть.

Юноша опустился на колени рядом с Теодором, обнял его.

На мгновение Атило решил, что парень прислушивается к последним словам патриарха. Но люди с перерезанным горлом не разговаривают. Они пытаются вздохнуть, истекают кровью и умирают. Однако это не помешало мальчишке задать вопрос:

— Скажи мне, где она?

Теодор что-то пробулькал.

— Девушка, — прошептал мальчишка, — из базилики. Где она?

Теодор не ответил, и мальчишка, опустив голову, впился в горло патриарха. Атило, хотя и достал кинжал, не приближался к странному и страшному свидетелю.

В эту минуту из-за туч показалась луна. Рядом с патриархом на коленях стояло существо с лицом ангела и глазами демона. Его серебристо-седые волосы, заплетенные в косички, напоминали десятки змей. Из открытого рта торчали длинные окровавленные клыки.

Инстинкт заставил Атило перехватить кинжал за лезвие. Он резко метнул кинжал, целясь туда, где в следующую секунду должно оказаться это существо. Клинок прошел мимо.

— Отлично, — произнесло существо. — Я сам найду ее.

Оно выглядело как мальчишка, говорило, как мальчишка, но ни один человек не двигается настолько быстро. Его взгляд метался от Атило к стене, от сада к маленькому дворцу патриарха. Быстрый расчет. И неожиданный выход.

Вот оно стоит здесь.

А в следующую секунду? Атило покрутил головой. Царапающий звук за спиной заставил его обернуться. Существо уже преодолело половину высоты дворца патриарха и цеплялось за резные перила балкона. Стена слишком гладкая, по ней не залезешь. Однако балкон слишком высоко, по-другому до него не добраться.

Пока Атило смотрел, существо перекатилось на балкон, запрыгнуло на перила и присело, как дикий зверь. Оно посмотрело вверх, на край крыши, примериваясь к прыжку. Потом нашло невидимую точку опоры и исчезло.

Атило солдат уже пятьдесят лет. И двадцать семь — Клинок герцога. И вопреки всему он до сих пор жив. Хотя его не единожды пытались убить. И вот за каких-то двадцать секунд его победило… что? Существо с ангельским лицом, совершающее невероятные прыжки. Существо, помоги Боже, которое питается смертью.

Что ж, пусть будет так.

Атило сделал свой выбор. Это существо станет следующим мастером Ассасини. Однако вначале оно должно пройти ученичество. А значит, Атило нужно его выследить.

27

Мавры, мамлюки и сельджуки возглашали первый призыв к утренней молитве в тот миг, когда в предрассветной тьме можно уже различить одну черную нить. Лишь немногие венецианцы знали название этого времени. Любой из них, выглянув из окна в предпоследнее воскресенье января четвертого года правления Марко IV, решил бы, что еще ночь. Однако именно тогда ночь уступала свои права дню. И хотя почти полную луну скрывали тучи, а солнце только поднималось, природа темноты изменилась.

В этот миг черной нити произошли сразу три события.

Наименее значимое — седовласый юноша избавился от туники и шапки Арсеналотти и обмотался лохмотьями, как прокаженный. Защита от города, прочих нищих и от наступающего солнца. Если бы он лучше понимал происходящее с ним, то защищал бы себя от Луны. Именно она пробудила его голод и заставила следовать на запах, принесенный ветром. Запах привел его в квартал к югу от Сан-Поло, где переулки вели в никуда, а единственный выход — тот путь, которым он пришел.

Второе было более важным. Атило с трудом поднялся с колен, всю ночь молившись за архиепископа Теодора. Его убийство потрясло весь город. Сегодня, после пяти дней месс и траура, патриарха похоронят в нефе Сан-Пьетро. Атило, недавно ставший членом Совета Десяти, поскольку никто не осмелился спорить с выбором герцогини Алексы, должен там присутствовать. Хотя он, как старинный друг патриарха, в любом случае пришел бы на похороны.

Якопо и Амелия прочесывали город в поисках юноши, которого Атило встретил в саду патриарха. Последнее испытание Амелии, завершающее ученичество. И вот она бродила по безымянным улицам, одетая как Арсеналотти, Николетти, а то и как словенка из Далмации — в любой одежде, позволявшей войти в тот или иной район города. Еще шестерым бывшим ученикам Атило, сиротам, ныне нашедшим безопасную работу в качестве поваров, торговцев-лоточников или рыбаков, было приказано сообщать обо всем увиденном.

Один из них, Юно, который рыбачил в делла Мизерикордия, почти квадратном заливе на северном берегу, прислал сообщение о третьем, самом важном событии этого утра. Зятю Юно повезло с ночной рыбалкой. Точнее, он так считал, пока не вытянул всю сеть и не обнаружил в ней человека.