Посол мамлюков потребовал от Десяти расследовать обстоятельства пожара на судне своего хозяина. Он наотрез отказался считать происшествие несчастным случаем.
— Мамлюки не пьют вина, — сердито заявил он, когда герцогиня Алекса предположила: пьяный матрос мог перевернуть лампу и вызвать пожар. В тавернах вдоль набережной Скьявони можно отыскать достаточно пьяных мамлюков, арабов и мавров, чтобы счесть эти слова ложью. Но в целом они были правдой.
Посол твердо стоял на своем.
Султану не нравится, когда сжигают его суда. И тем более ему не понравится отказ Десяти провести расследование.
Герцогиня выразила надежду, что это не угроза. Посол с холодной гордостью ответил: нет, всего лишь предупреждение. Хотя он советует Венеции отнестись к предупреждению серьезно.
— Вам хорошо известно, — заявил Алонцо, — как я уважаю вашего повелителя.
— В прошлом султан был вашим другом.
Возможно, только Родриго услышал в словах мамлюка «но сейчас наша дружба закончена».
— Мне не хотелось бы разочароваться, — заметил принц Алонцо, — увидев, как отвергают мое предложение дружбы.
— Разочарования — часть нашей жизни.
Принц Алонцо изумленно уставился на посла:
— Обе страны много потеряют, если нам не удастся разрешить это затруднение.
— На все воля Божья, — ответил посол.
Принц Алонцо сумел взять себя в руки. Он еще раз заявил: пожар на судне мамлюков — несчастный случай. Капитан Родриго в этом уверен.
— Разумеется, — подтвердил Родриго.
— Госпожа моя… — послышался за спиной масленый голос. Словно твой елей, подумала госпожа Джульетта и вздрогнула от мысли о скользкой жиже. Она ускорила шаги по лестнице.
— Его высочество ищет вас.
— Герцог? — она резко повернулась.
Секретарь регента сглотнул и опасливо посмотрел на ближайшего стража:
— Прошу простить меня. Я имел в виду его светлость, принца Алонцо…
Она знала, что дядя ее ищет. Потому и разыскивала тетю. Госпожу Джульетту начинало беспокоить то, как дядя Алонцо смотрит на нее. А еще его постоянные намеки на необходимость тихой уединенной беседы… И ответ тети, когда они разговаривали в последний раз, не избавил Джульетту от беспокойства.
— Нам тоже нужно поговорить, — сказала Алекса. — А пока каждую ночь ставь свечу своей матери. Положись на мать, она защитит тебя.
Все хотели поговорить. Но никто не уточнял когда, а время уже на исходе. Сэр Ричард отплывает с завтрашним приливом и забирает Джульетту. Соглашения подписаны, празднования завершены. Двор ждал, когда она уедет. Это было видно по глазам. Они ждут, когда ее хандра, злость и страдания исчезнут из их жизней.
Тетя Алекса настолько неуловима, что сейчас Джульетта подозревала — она тоже ждет ее отъезда. Герцогиня знала, как Джульетта относится к браку. О ее чувствах знал весь двор, даже те, кто обычно избегал любого знания, предпочитая счастье неведения. Так почему же Алекса отказывается встретиться?
«Если бы только у меня хватило смелости убить себя».
Тоненький, слабый голосок. Ее собственный.
— Госпожа моя.
— Что?
Этот противный дядин секретарь все еще здесь. Похож на ласку, почти лысый, с водянистыми глазами.
— Госпожа, мне кажется…
— Не стоит.
Он бы не решился высказать свое мнение, если бы не завтрашний отъезд Джульетты. В полдень ее уже здесь не будет. Чего ему сейчас бояться? Тетя неизвестно где, и вряд ли она может пожаловаться…
— Где мой дядя?
— В делла Тортура.
— Он кого-то пытает?
Вполне в его духе. Алонцо часто утверждал: он далек от грязи, крови и жестокости поля боя. «Хотя битва намного чище политики». Он пытался убедить всех, что вынужден править. Однако плел интриги и лгал вместе с остальными.
Зал делла Тортура находился на четвертом этаже, под самой крышей. Ниже располагались оружейная и государственные палаты. Поскольку Джульетта на втором, ей нужно преодолеть две лестницы и пройти мимо десятка стражей. И, конечно, каждый из них станет украдкой всматриваться в ее лицо, гадая, что же случилось сегодня.
На лестницах было холодно. Сквозняки трепали французские гобелены, заказанные прежним герцогом. Они изображали знаковые моменты его правления. На первом Марко III в обличье юного бога свергал Вторую республику, его враги злились и негодовали. На втором — свадьба с внучкой хана, которая стала потом Алексой ди Сан-Феличе иль Миллионе. Она приехала с тремя ящиками золота, ларцом черного чая и дюжиной императорских голубей. Ее дед полагался на эту породу, отправляя сообщения о завоеваниях или приказы своей армии. Тимур, новый хан всех ханов, делал то же самое.
Третий, и последний, гобелен разделили на три части: Небеса, Ад и Землю. На Земле сидел Марко III, вместе с Алексой и их сыном. С Небес им улыбались принцы Маттео и Чезаре, убитые Второй республикой. А внизу, в глубинах Ада, черти пытали республиканцев, а их сыновей и дочерей пронзали вертелами или подвешивали на крючьях.
От третьего гобелена в жилах госпожи Джульетты стыла кровь.
Лестница на следующий этаж выглядела не такой пышной. О фресках вдоль стен никто не заботился, и они растрескались. В гобеленах зияли дыры. Здесь девушке нравилось намного больше. Никто из стражей зала не позаботился открыть перед ней дверь.
Джульетта уже готова была впасть в ярость, но вспомнила: в свой последний приход сюда она заявила, что сама способна открыть себе дверь. Она все равно решила рассердиться.
— Откройте двери, живо.
Стражи выполнили приказ.
В жаровне горел огонь, воздух наполнял сладкий дым. По обеим сторонам зала с высоким потолком протянулся балкон. На нем стояли деревянные стулья для советников, которые пожелают присутствовать при допросе. Сверху свисала одинокая веревка, на ней подвешивали подозреваемых. Простые деревянные стены, потемневшие от дыма и времени. Каменный пол. Неуместная здесь кожаная кушетка отодвинута в угол и прикрыта персидским ковром. Рядом с ней — столик, заваленный бумагами и чинеными перьями, крышка чернильницы открыта. Мужчина за столом уверенными штрихами набрасывал гороскоп.
— Наконец-то вы здесь, — произнес доктор Кроу.
— Где мой дядя?
— Занят, — голос Алонцо донесся из ниши, скрытой занавесом.
— Я вернусь попозже.
— Нет, — сердито возразил он. — Ты подождешь. Я посылал за тобой час назад. Твое опоздание могло все…
— Что?
— Слишком усложнить.
Джульетта услышала, как позади открылась дверь, и обернулась, ожидая увидеть секретаря или одного из стражников. Но вместо них в дверях стояла кислолицая аббатиса, в белом плате своего ордена, а рядом с ней — пьянчужка, такая растрепанная, будто ее подобрали в ближайшем борделе. На грязной коже — следы пота и засохшего вина.
— Ты, — прошипела женщина, увидев алхимика.
— Синьора Скарлет, — улыбнулся доктор Кроу. Воздух потрескивал, предвещая бурю. Монахиня свирепо уставилась на них, и буря улеглась.
— Теперь все в сборе.
Принц Алонцо, откинув штору, вышел из алькова с гусиным пером в руке. Перо выглядело как писчее, за исключением неочиненного конца и полностью срезанной бородки.
— Ты уверен, что время благоприятно?
— Первый день после новолуния, — ответил доктор Кроу. — Лучшего времени нет.
— А она?
— Если ее горничная сказала правду. Скарлет может проверить.
Неряшливая пьянчужка подошла к Джульетте и нахмурилась, когда девушка отшатнулась от нее.
— Все пройдет легче, если ты не будешь сопротивляться.
— Что пройдет?
— Все, — сурово промолвил принц Алонцо. — Поверь мне. Для всех будет проще, если ты пойдешь нам навстречу. Аббатиса…
Аббатиса схватила Джульетту и вонзила палец в мягкую плоть руки. Пораженная девушка замерла.
— Только дернись, и я нажму сильнее.
У ног Джульетты растеклась лужица мочи.
— С позволения регента, — произнесла аббатиса. — Мы начинаем. Синьора Скарлет, вы же не собираетесь терять время зря?