Власть Фанара и группировавшейся вокруг него греческой торговой верхушки достигла наивысшей точки в XVIII веке и с этого момента резко пошла на убыль. Сегодняшний Фанар, существующий в республиканской Турции, — всего лишь тень прежнего Фанара. Тем не менее формально все сохранено, и отсвет Византийской империи все еще падает на горстку греческих священнослужителей. Официальный титул патриарха звучит так: «Святейший Архиепископ Константинополя — Нового Рима и Вселенский Патриарх». Принятое обращение к нему — «Ваше Божественное Святейшество» или просто «Ваше Святейшество», а письма к нему до недавнего времени следовало начинать так: «Святейший Владыко, Богом избранный, Богом призванный! Почтительно падаю ниц и припадаю к священным рукам и стопам». Правда, за последние сто лет этот византийский узор сделался не таким прихотливым.
Патриарха избирают греческие епископы в Турции, и кандидат обязательно должен быть турецким подданным. При нем состоит синод из двенадцати епископов. Церемониал избрания, действовавший при султанах, республика, разумеется, отменила. Он включал в себя аудиенцию вновь избранного у великого визиря, который дарил ему плащ, шапку, посох и белого коня. Лозаннский договор внес изменения в закон об избрании, но из-за массовой репатриации греков-христиан и потери Турцией части территорий после Первой мировой войны паства константинопольского патриарха сократилась приблизительно до 100 000 человек. В основном, это греческие торговцы, все еще проживающие в Стамбуле.
За последнее время Фанар может похвастаться только одним, очень неожиданным приобретением. В 1922 году православные греки, живущие в Соединенных Штатах, были переведены из юрисдикции греческой церкви в ведение Фанара. Это приблизительно 300 000 человек. Мелиос IV, находившийся тогда у власти, основал Американскую православную греко-кафолическую церковь под покровительством Константинополя, но не всем это понравилось, и поступило предложение учредить независимый святейший синод для Америки. Пока он не создан (если он вообще будет создан), патриарх константинопольский находится в странном положении — большая часть его паствы живет по другую сторону Атлантики, что, впрочем, вполне в духе запутанной и беспорядочной истории Фанара.
Такси доставило меня в ту часть Стамбула, где старые дома теснятся на склоне, над бухтой Золотой Рог. Какое-то время мы ехали по плохой дороге, потом остановились перед высоким зданием. Греческий монах поспешно открыл дверь. Меня здесь явно ждали и, не задавая лишних вопросов, провели вверх по лестнице в одно из суровых, никогда не знавших женского глаза помещений, какие бывают в монастырях. Стены были увешаны фотографиями в человеческий рост, с которых проницательными, но, как правило, добрыми глазами смотрели патриархи с внушительными бородами. В углу стоял позолоченный стул. Я сел на него и от нечего делать стал наблюдать, как под окном торговец продает хлеб из корзины. В зазор между домами виднелись часть волнореза и кусочек сверкающей на солнце бухты.
Я сидел на плетеном стуле, смотрел на стол, покрытый старой скатертью с кистями винного цвета, причем нескольких кистей не хватало, и думал, что это все равно что прийти в гости в знатное, но обедневшее семейство, которое ютится в комнатах верхнего этажа, но хранит воспоминания о былой роскоши. Это была приемная патриархов, когда-то бороновавших императоров Византии, служивших у высокого алтаря Святой Софии, состязавшихся в могуществе с самим папой, шествующих по страницам истории в своих раззолоченных одеждах, похожих на одежды святых на иконах, благословлявших союз государства и церкви, преклонявших колени разве что перед самим Базилевсом. В этом темном тихом доме в местечке Фанар живут тени императоров и императриц: самого Константина, Елены, Юстиниана, Феодоры, Гераклия, Василиев и Михаилов Македонских, Иоаннов Комнинов, Палеологов. Странно, что Византия, где был настоящий культ роскоши, съежилась до этой темной комнатки в Стамбуле.
Вошли два епископа, достойные пожилые люди, темноволосые и бородатые, в темном облачении. Улыбаясь, назвали себя. И мне показалось, что звучат фанфары, ибо один из них был великий логофет, хранитель патриаршей печати, а другой — великий экклезиарх, церемониймейстер, — два самых главных официальных лица при дворе патриарха.
Я спросил о здоровье его святейшества Вениамина I. И получил ответ, что он здоров. Это шестой патриарх, который правит в Фанаре с тех пор, как в 1923 году была установлена турецкая республика. Мелиос IV по политическим мотивам бежал на Афон в 1923 году и, в конце концов, отрекся. Его место занял Григорий VII. Он скончался в год своего избрания. Следующий патриарх, Константин VI, был смещен правительством за попытку восстановить былое могущество. Сменивший его Фотий II умер в 1935 году. И престол занял нынешний патриарх.
По атмосфере Фанара я почувствовал, что ограничение в правах, с которым всегда приходилось мириться христианам в мусульманской стране, не исчезло и при республиканском правлении. Новое правительство настояло на отделении патриархии от государства. Ей теперь надлежит быть чисто духовным учреждением, без каких бы то ни было политических или светских функций. Таким образом, раньше Фанар существовал в государстве, враждебном христианству, а теперь — в республике, которая не одобряет религию вообще. В современной Турции запрещено появляться в общественных местах в одежде священнослужителя. Исключение делается только для вселенского патриарха. Все остальные жители Фанара, выходя за пределы патриархии, должны одеваться в обычную одежду. Но даже в ней греческого священника с густой бородой легко узнать.
Пока мы беседовали, в дверях появился священнослужитель и объявил, что его святейшество готов нас принять. Вслед за великим экклезиархом и великим логофетом я прошел через галерею комнат в небольшое помещение, где было полно епископов. Они расступились, и я увидел субтильного пожилого человека, сидевшего за письменным столом с выдвижной крышкой. Я понял, что передо мной Вениамин I, патриарх Нового Рима. Он был в черной рясе, с прекрасным наперсным крестом и в калемаукионе, высокой митре православного священнослужителя. Я склонился над худой рукой в кольцах. Потом меня представили членам синода. И снова как будто бы зазвучали фанфары: такие пышные титулы произносились только во дворцах последних цезарей. Здесь были хартофилакс — архивариус, экономист, ведающий финансами, рефендарий — секретарь, протекдикос — арбитр, гипогонатон, в обязанности которого входит облачать патриарха, гипомимнескон — принимающий петиции, дидаскал — толкующий Евангелия и многие другие.
Видя перед собой эти тени Византийского императорского двора, испытываешь странное чувство. Человек внизу, в переулке, торгует хлебом, а могущественный правитель сидит за столом с выдвижной крышкой. А ведь собравшиеся, чтобы внимать ему, думал я, по рангу равны людям, которые собираются, чтобы слушать папу и кардиналов священной коллегии.
Меня поражает жизнеспособность институтов, основанных на вере. Потрясают громкие титулы, сохранившиеся даже теперь, когда мир, когда-то подаривший им их величие, канул в небытие. Но в этой комнате существовал микрокосм императорского двора Палеологов, который не исчез, как думают многие, со смертью последнего императора. Неудивительно, что султаны часто смещали патриарха внезапно, без всяких видимых причин! Сейчас я вполне мог себе представить, как султан, пробудившись от кошмарного сна, в котором видел, как рушатся минареты и вновь звонят колокола над Градом Божиим, внезапно осознает всю опасность императорского двора в миниатюре, притаившегося в его столице.
На вопросы его святейшества об Англии я отвечал автоматически, и тем не менее они разбили лед отчуждения. Наш разговор получился более непринужденным, чем мог бы, если бы я только что не проехал по Малой Азии, посетив места миссионерских походов святого Павла. Так что, в отличие людей на обычной аудиенции, мы нашли о чем поговорить.
