ПОЛУКИКИН. Ну… одну.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Одну так одну. (Кладет одну ложку.) Справишься?
ПОЛУКИКИН. Спрашиваешь.
Убедившись, что Виталий Петрович держит ложку более–менее уверенно, Федор Кузьмич приступает к еде.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Класс! ПОЛУКИКИН. Кайф! Едят. Виталий Петрович ест как придется — в силу состояния рук. Федор Кузьмич ест не торопясь, со значением, степенно. Каждая ложка ему в радость. Виталий Петрович глядит на Федора Кузьмича влюбленно.
ПОЛУКИКИН (ласково). Джон…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ (опустив ложку). Я тебя, Петрович, просил не называть меня Джоном. Я не Джон. Я Федор Кузьмич.
Едят.
ПОЛУКИКИН. Федор… Федя… Федор Кузьмич… ну разреши мне, хотя бы когда мы вдвоем, Джоном тебя называть…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. А потом ты при посторонних ляпнешь.
ПОЛУКИКИН. Не ляпну! Честное слово, не ляпну!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Знаю тебя, не выдержишь.
ПОЛУКИКИН. Пожалуйста. Вот увидишь, я выдержу!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ну смотри… Под твою ответственность.
ПОЛУКИКИН (просияв). Джон… Джон…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ну что заладил?.. Федор КУЗЬМИЧ я.
ПОЛУКИКИН. Джон…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ешь с хлебом. Помочь?
ПОЛУКИКИН. Что ты, Джон!.. Еще не хватало, чтобы ты меня из своих рук хлебом кормил!..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Почему бы не покормить, раз ты калека такой. Я рук себе не ломал и не вывихивал.
ПОЛУКИКИН. Джон, у тебя даже акцента ни капельки нет. Исчез…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Столько лет по Руси хожу, в самой гуще народа…
ПОЛУКИКИН. Джон…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ну что тебе? ,
ПОЛУКИКИН. Спасибо, Джон, что ты есть.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Вот только давай без этого.
Едят.
ПОЛУКИКИН. Джон, а ты разве не вегетарианец?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Как ты сказал?
ПОЛУКИКИН. Ты разве не вегетарианец, Джон?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Да я и слова такого не знаю.
ПОЛУКИКИН. Ну, рассказывай — не знаешь!.. Я же помню, вы с Полом тогда увлекались…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. С кем?
ПОЛУКИКИН. С Полом, с Маккартни…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Вспомнил тоже.
ПОЛУКИКИН. А с буддизмом… ты совсем завязал?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Много будешь знать, скоро состаришься.
ПОЛУКИКИН. Джон, ну так нечестно, скажи!..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Я похож на буддиста? Посмотри на меня, я похож на буддиста?
ПОЛУКИКИН. Похож…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Я? Я похож на буддиста?
ПОЛУКИКИН. Вообще–то не очень… Нет, не похож.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. То–то. Ешь.
Едят.
ПОЛУКИКИН. Джон, расскажи, как это случилось.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Что именно?
ПОЛУКИКИН. Ну все это… Мы ж тебя похоронили.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ты меня не хоронил.
ПОЛУКИКИН. Да, это верно. (Подумав.) Спасибо, Джон.
Едят. Джон, а кто–нибудь знает?..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Никто не знает.
ПОЛУКИКИН. И что ты по России, никто не знает?..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Никто не знает.
ПОЛУКИКИН. А что ты у меня, Джон?..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Только ты.
ПОЛУКИКИН. А твои… эти… странноприимные, они знают, что ты Джон?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Я не Джон.
ПОЛУКИКИН. А кто?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Федор Кузьмич.
ПОЛУКИКИН. Ну да. Но они знают, что ты Джон?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Нет. Только ты.
ПОЛУКИКИН. Джон, ты и от них скрываешь?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Им безразлично, кто я. У нас не принято.
ПОЛУКИКИН. Значит… Джон, я один только знаю… что ты Джон?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Да, Петрович, один.
ПОЛУКИКИН. Спасибо, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Но я не Джон.
ПОЛУКИКИН. А кто?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Федор Кузьмич.
Едят.
ПОЛУКИКИН. Джон…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не джонь, тебе говорят!.. Неча джонить!.. Разджонькался… "Джон, Джон!.." ПОЛУКИКИН (ласково). Джон… Джон…
Едят. Слушай, Джон, если бы тебя убили и ты бы ко мне убитый пришел, чему бы это было доказательством, подумай–ка, а? Джон Леннон ест молча. А тому, что мы царство мертвых, вот чему. Джон Леннон ест молча. А ты не убит, и пришел живой ко мне, а не мертвый, и чему это доказательство?.. Джон Леннон ест молча. Тому, что мы царство живых. Вот чему: царство живых! Значит, не все потеряно, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Царство–то оно, может, и живое, но все равно антихристово. Хочешь добавки?
ПОЛУКИКИН. Нет, спасибо.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Спасибо сыну скажи. Он варил. А я, пожалуй, еще. (Наливает себе еще.)
ПОЛУКИКИН. Ну тогда и я, пожалуй… еще. А почему антихристово?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Поймешь когда–нибудь. Ешь, ешь, знатный борщ.
ПОЛУКИКИН. Кайф.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Смак.
ПОЛУКИКИН. Полный кайф, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Добросъедобно, Петрович! Да что говорить! Высший пилотаж, слов нету!..
Едят.
ПОЛУКИКИН (радостно). Джон Леннон — всегда! Джон Леннон поморщился. Но промолчал. Виталий Петрович начинает петь. Yellow Submarine Джон Леннон его останавливает.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не надо, Петрович. За столом не поют.
ПОЛУКИКИН. Джон Леннон — всегда!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Нет Джона Леннона, нет! Был твой Леннон, а теперь — Федор Кузьмич! А не Джон Леннон… Срок придет, и его не будет.
ПОЛУКИКИН. Джон Леннон — всегда!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Мне не нравится, что ты так легкомыслен.
ПОЛУКИКИН (шепотом). Джон Леннон — всегда, Федор Кузьмич!.. и никаких гвоздей, блин горелый!.. Ну все, все, прости. Молчу.
Едят. Ты разговаривал с английской королевой, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ну и что, Петрович?
ПОЛУКИКИН. Джон! Ты — разговаривал — с английской королевой!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. А теперь я разговариваю с тобой.
ПОЛУКИКИН. Кто я и кто ты, Джон!?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Все равны перед Богом. Я равный среди равных, Петрович.
ПОЛУКИКИН. Ты скромный, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ешь, тебе говорят!
ПОЛУКИКИН. Я поел, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Поел, а не доел! Кто так ест? Посмотри в тарелку!
ПОЛУКИКИН. Три ложки, Джон.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Доедай. Чтобы все съедено было.
ПОЛУКИКИН. За Пола Маккартни, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не смешно.
ПОЛУКИКИН. За Джорджа Харрисона, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не смешно.
ПОЛУКИКИН. За Ринго Старра, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Совсем глупо, Петрович!
ПОЛУКИКИН (отодвигая тарелку). Спасибо, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Ну, хватит благодарностей!
ПОЛУКИКИН. Нет, не хватит, Джон! Спасибо, Джон!
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Да замолчишь ты или нет, в конце концов?
ПОЛУКИКИН (поет). Yellow Submarine…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Цыц! (бьет по столу рукой). Молчать!.. Все!.. Достал!.. Сил нету!.. (Пытается взять себя в руки.) Сколько же можно повторять, в конце концов?.. Раз сказал, два сказал, три… не понимает по–человечески!.. Видит же, не нравится… ну не нравится… нет — свое!.. (Помолчал. Отдышался.) Bad to me. (Пауза.) Прости, не сдержался. (Пауза.) Первый раз за все эти годы…
Молчат.
ПОЛУКИКИН. Джон… а ты ведь в юности драчуном был?
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не помню.
ПОЛУКИКИН. Был, был. Я читал.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Не знаю.
ПОЛУКИКИН. Как ты тому все ребра переломал… А? На своем дне рождения! Еще в Ливерпуле…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Мне двадцать лет было. Мальчишка. Пацан.
ПОЛУКИКИН. Двадцать один. Он в суд подавал.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Мне неприятно вспоминать об этом, Петрович.
ПОЛУКИКИН. Больше не буду.
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Молчи.
Молчат. Помолчав, Федор Кузьмич начинает петь "Степь да степь кругом…" Полукикин подхватывает. Поют самозабвенно.
ПОЛУКИКИН. Столько достойных, Джон!.. Да среди моих друзей даже… Моей, Джон, молодости друзей… А ты и не знаешь… Вон, твой музей открыть хочет… у нас, в России… здесь. Он даже в Англию к вам ездил, чтобы на твой дом посмотреть… Кирпич привез… Украли потом…
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Кто украл?.. Какой кирпич?..
ПОЛУКИКИН. От твоего дома кирпич, вот какой! Он из Англии привез, а у него украли потом!..
ФЕДОР КУЗЬМИЧ. Знать не знаю никаких кирпичей и знать не желаю.
ПОЛУКИКИН. А другой писателем стал, романы пишет, мемуары о нашей рок–юности… Меня однажды упомянул… А тебя–то! — на каждой странице!.. Ну, не на каждой, конечно, но… ты, Джон, знаешь, кто ты?..
