Боевая самостоятельная единица. Вот так.

– Глюк, ты чего там заснул? – бодро гаркнул я.

– Зови меня Девяносто Девятый, иначе не стану тебе больше отвечать, – поставил ультиматум он.

Мгновение я колебался. Заманчиво, чтобы глюк обиделся и замолчал навсегда. С другой стороны, а вдруг он поможет мне вернуться домой? Из здания-то меня все-таки вывел…

Пока я размышлял, сплошной покров облаков на небе слегка разошелся, обнажая нарядную синеву. В послевоенной Москве такое случается редко. В основном висят тяжелые низкие тучи. А тут нас решило побаловать солнце. Хороший знак!

Внезапно я увидел свою тень. Застыл, не понимая…

Судя по темному силуэту, у меня из спины росли небольшие щупальца. И они шевелились!

Так вот почему чесалась спина. На мне сидит какая-то тварь, небольшая и легкая. Именно ее я и принял за комок грязи, а значит, она прицепилась ко мне в коридоре с трубами.

Я попытался пырнуть тварь танталовым штыком, чуть в запале себе спину не распоров. Монстр оказался хоть и маленьким, но ловким. Он мгновенно отлепился от меня и отскочил в сторону.

Это был крохотный, размером с ладонь, сухопутный зеленый осьминог. Их вообще много расплодилось в послевоенной Москве, а раньше, говорят, они тут не водились. Мелкие, вороватые твари. Тащат все, что плохо лежит. То и дело проникают в кремлевские закрома и пожирают запасы вяленого мяса, воруют заготовленную на Рождество кровяную колбасу, а особенно любят пчелиный мед. Причем умудряются открывать крышки на кадушках со сладким лакомством, как бы плотно их ни закрывали.

В остальном довольно безобидные – не кусаются, ядом не плюются. Их запросто можно раздавить сапогом… если попадешь, конечно. Сухопутные осьминожки – очень шустрые твари. Оно и понятно. Если не хватает силы справиться с врагом, единственный шанс спастись – это убежать от него.

Странно, что он прилепился ко мне. Обычно осьминожки прячутся от людей, справедливо опасаясь, что будут прибиты, как надоедливые мухи. Или тараканы…

– Вот она, твоя благодарность за спасение! – раздался у меня в голове обиженный голос. – Сравнивать меня с тараканом! Все вы, хомо, такие. Твари неблагодарные! Ты еще ногой меня пни. Скелет мой уже пинал, теперь давай и меня!

Осьминог приподнял передние щупальца и… попытался сложить из них похабный знак!

Я уставился на него во все глаза. Неужто умопомешательство продолжается, и теперь к слуховым галлюцинациям добавились визуальные?..

– Дырку во мне проглядишь, – недовольно проскрипел глюк. – Чего вытаращился? Ну да, это я.

– Девяносто Девятый?! Так ты осьминог?!

– Теперь да… – Монстрик сложил щупальца и осел на траву грустным зеленым комочком. – Еще несколько дней назад я был тем, кого вы называете кио. Но, в отличие от тебя, не сумел убежать от Поля Смерти… Ты видел мои останки…

Сказать, что я ошарашен, – значит не сказать ничего. Еще бы! Не каждый день разговариваешь с гибридом полумифического воина-киборга и сухопутного осьминога.

Мне все еще не верилось, что это правда, и я не сошел с ума.

– Фома неверующий, – тотчас откликнулся бывший глюк.

– Богдан, – поправил я. – Мое имя не Фома, а Богдан. А ты все мои мысли читаешь?

– Да было б чего у тебя там читать, – фыркнул он. – Две с половиной извилины, и те почти прямые.

Я только головой покачал. Ох и ехидная же тварь!

– Сам ты тварь, – тотчас откликнулся бывший глюк.

Вот только действительно ли бывший? Сомнения у меня еще оставались. Ну не мог я поверить, что этот мелкий головоногий зеленый монстрик – бывший кио и телепат!

– А ну-ка, – предложил я, – иди, заберись вон на те кирпичи.

– Охота была ноги… тьфу ты… щупальца ломать, – проворчал он.

– Если не пойдешь, буду считать тебя глюком, – отрезал я.

Осьминожка немного помедлил, а потом нехотя отправился к указанной кучке битых кирпичей. Ловко забрался на нее, повернулся ко мне и опять попытался сложить из щупалец неприличную фигуру. Не успел. Груда кирпичных обломков внезапно поехала вниз. Головоногий телепат потерял равновесие и повалился вверх тормашками, смешно шевеля щупальцами. Он начал барахтаться среди обломков, пытаясь выбраться. Зрелище оказалось настолько забавным, что я не удержался от смеха.

– Чего ты ржешь?! – возмутился бывший глюк. – Помоги лучше!

Пришлось помочь ему выбраться из-под кирпичного завала. Одно из щупалец прочертила довольно глубокая, сочащаяся кровью царапина.

Я поискал глазами березу. Из ее бересты и черной смолы можно сделать отличный пластырь.

– Не надо, – тотчас отозвался на мои мысли осьминог, – у меня хорошая регенерация. Скоро само пройдет.

– Лихо ты шаришь у меня в башке. – Я отломал несколько подсохших побегов дикого вьюна. Даже в таком виде они сохраняли гибкость, напоминая тонкую веревку. На первое время сойдет, чтобы сделать рукоять для штыка. – А что, все кио такое могут или только эти… как их… координаторы?

– Кио не способны читать мысли хомо. Не знаю, почему у меня получается. Наверное, потому, что я больше не кио. Возможно, телепатические способности присущи осьминогам. Или Поле Смерти каким-то образом изменило мою нейронную сеть…

Он замолчал. В мысленном голосе Девяносто Девятого вновь прозвучала неизбывная тоска. Впрочем, его можно понять. Я бы тоже взвыл, если бы вдруг очутился в теле, скажем, крысособаки.

– Да лучше уж крысособаки, – вырвалось у него. – Мое нынешнее тело такое беззащитное, что это просто бесит. Но больше всего достают осьминожьи инстинкты. При любой опасности они требуют убегать, а ведь я привык сражаться.

– Так что с тобой произошло? – Я присел на траву рядом с осьминожкой и принялся оплетать гибкими побегами каркас рукояти танталового штыка.

– Для бестолковых ушлепков повторяю еще раз: попал в Поле Смерти.

Я от его хамства аж зубами заскрипел. Но стерпел, проглотил обиду. А он, подлец, сделал вид, что не заметил и как ни в чем не бывало продолжал:

– Последнее, что помню, – дикую боль. Очнулся уже осьминогом. Наверное, он тоже угодил в Поле, и моя матрица частично скопировалась в его мозг… Хотя… – Девяносто Девятый замолчал.

– Что? – поторопил я.

– Неважно, – отрезал бывший кио. Откровенничать со мной он явно не собирался.

Нет, и не надо. У меня своих забот полно. И главная из них – вернуться обратно в Кремль. Вот только в какую сторону идти?

Я с надеждой посмотрел на осьминога. Но тот молчал. Сидел на траве, почти невидимый на зеленом фоне, и не шевелился.

Пришлось окликнуть:

– Эй, Девятый…

– Девяносто Девятый, – перебил он. – Тебе бы понравилось, если бы я звал тебя половиной имени: Богом или Даном?

– Можешь звать Даном, – разрешил я. – Иногда меня так и окликают – в бою. Богдан слишком длинно. Как и Девяносто Девятый. Пока произнесешь, язык сломаешь.

– Ну понятно. Ты только до десяти считать умеешь. А все, что больше, уже проблема. Но Девятым меня не зови. Лучше уж тогда по буквам. Они есть в моем полном имени…

– Лео, – кивнул я.

– Надо же, запомнил, – искренне удивился бывший кио.

– На память не жалуюсь, – отрезал я.

– Везет тебе, – грустно вздохнул он. – А я вот о себе того же сказать не могу.

– Провалы в памяти?

– Гораздо хуже.

– В смысле? – не понял я.

– Перестройка моей нейронной сети привела к тому, что у меня появились…

– Что? – прервал я затянувшуюся паузу.

– Эмоции, – нехотя признался Лео.

– Как так? – удивился я. – То есть раньше у тебя их не было?

– Нет. Как и у всех кио. Я, конечно, знал, что это такое, но лишь в теории. Самому раньше испытывать всю эту радость-тоску-жалость-страх и прочую хрень не доводилось.

– Ну надо же… – Я с трудом мог представить себе, как такое возможно: вообще не испытывать никаких чувств. Хотя кио по сути те же роботы. Консервные банки. А какие у банок могут быть чувства?..

– Эмоции – это слабость, а воин должен быть сильным, – отрезал бывший кио и тут же сменил тему: – Твой Кремль остался на юго-западе. Если идти вон через те холмы, то выйдешь прямо на Садовое кольцо. А оттуда до Красной площади рукой подать.